«Ростопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа».

Балкон, упомянутый Львом Толстым в третьем томе «Войны и мира», до сих пор сохранился в усадебном доме на Большой Лубянке, 14, стр. 3.

Военный губернатор Москвы Федор Васильевич Ростопчин поселился здесь в 1811 году. Еще до войны граф, генерал от инфантерии прославился как непримиримый противник «аглицкой моды» и автор памфлета «Мысли вслух на красном крыльце российского дворянина Силы Андреевича Богатырева».

Убежденный в том, что все беды в Россию идут из Европы, Ростопчин организовал эффективную антифранцузскую кампанию. Составленные им летучие листки — «афиши», окрашенные ненавистью к французам, с призывом к национальному чувству и истреблению «гадины заморской», расклеивались и живо расходились в народе.

«Бонапарте — мужичишка, который в рекруты не годится, — ни кожи, ни рожи, ни виденья. Раз ударишь, так след и простынет и дух вон», — сообщал Ростопчин удобопонятным москвичу языком. Говорят, граф так ненавидел Наполеона, что велел переделать его бронзовый бюст в подставку для ночного горшка.

Под балконом на Лубянке разыгралась кровавая сцена, которая есть у Толстого. Покидая Москву до наступления неприятеля, Ростопчин приказал доставить из тюрьмы купеческого сына Михаила Верещагина, владевшего тремя языками и арестованного за то, что перевел речь Наполеона к князьям Рейнского союза. Граф тут же отдал изменника на растерзание разгоряченной толпе.

Усадьба от пожара уцелела благодаря тому, что в ней расположился штаб наполеоновского генерала Анри-Франсуа Делаборда. Перед уходом французы собирались дом взорвать, заложили заряд, но его вовремя приметил истопник.

В 1814 году Федор Ростопчин вернулся в усадьбу, устроил в честь победы и заключения мира торжественный прием. Но вскоре, отправленный в отставку, покинул Россию. С целью пройти курс лечения от развившегося геморроя уехал в Карлсбад и прожил в Европе еще восемь лет.

В 1842 году сын уже покойного антизападника литератор и коллекционер Андрей Федорович Ростопчин продал московское владение графу Василию Васильевичу Орлову-Денисову.

Генерал, герой войны 1812 года, известный военными подвигами под Тарутиным и Лейпцигом, увы, не успел лично заняться благоустройством усадьбы. Всего год довелось ему прожить в здании, которое под его именем сегодня фигурирует в реестре объектов культурного наследия.

Уже наследники графа расширили усадьбу, фланкировав главный дом парой равновысоких флигелей и повторив в их архитектуре барочные формы и белокаменный декор. Одинаковыми глухими торцами новые объемы выходили на красную линию улицы.

Тогда же ворота усадьбы украсились изящными пилонами. Таковым ансамбль и дошел до наших дней.

Возвращаясь назад, стоит отметить, что Ростопчин получил одно из красивейших зданий Москвы, хранившее отголоски веков и связанное с важными фигурами. В первую очередь это князь Дмитрий Михайлович Пожарский, воевода, в Смутное время освободитель Москвы от польско-литовских отрядов.

В основе господского дома — туда вела деревянная лестница — сохранились палаты под коробовыми сводами, принадлежавшие его семье. При Орловых-Денисовых в этих подвалах уже располагались жилые покои, библиотека, кладовая, аптека и баня.

После кончины Пожарского в 1642 году двор поделили на две неравные части. Большая отошла братьям второй жены князя, дочери стольника Андрея Ивановича Голицына, Феодоры. Другая половина досталась подворью Макарьевского Желтоводского мужского монастыря.

От Голицыных имение перешло к князьям Хованским, от них — к Нарышкиным. Предположительно, последние и превратили палаты в двухэтажный каменный дом. Пышный декор фасада, картуши с масками, увитые виноградной лозой колонны, каменная резьба оконных наличников — признаки, характерные для нарышкинского барокко, говорят в пользу этого предположения.

Нарышкиных сменили Долгоруковы. Затем в усадьбе поселяется Михаил Никитич Волконский, московский главнокомандующий. И опять начинается реконструкция. Архитектору Франческо Кампорези предстояло придать парадной резиденции должное великолепие. Интерьеры теперь поражали поистине дворцовой роскошью, колоннами из драгоценного мрамора, мозаичным полом, потолками и стенами, покрытыми лепным декором и росписями на игривые рокайльные сюжеты.

Наследниками Волконского становятся князья Прозоровские, в том числе московский главнокомандующий князь Алексей Александрович Прозоровский. В середине XVIII века усадьбу занимала Камер-коллегия, ведавшая казенными сборами. Во время правления Павла I дом на Лубянке стал временной резиденцией турецкого посла.

В XIX веке хозяевами усадьбы успели побыть семья статского советника Николая Шипова, устроившая в здании домовую Благовещенскую церковь, и купец Эмиль Маттерн.

В 1881 году француз продал владение Московскому страховому от огня обществу. Учреждения по страхованию капиталов и доходов занимали дворец, ныне объект культурного наследия федерального значения, вплоть до 1918 года, когда он перешел в руки ВЧК-ОГПУ. Потом в помещениях под сводами в изысканных фресках сидели музей и архив Комитета государственной безопасности.

С 1990-х годов дом Орлова-Денисова, приватизированный Инкомбанком, стоял заброшенный и переживал 20 зим запустения. Наконец в 2020 году в здании, перешедшем в федеральную собственность, были проведены реставрационные работы.

Во дворе, увековеченном Толстым, из последних сил держится охраняемый природный памятник — дерево редкой породы жостер даурский.

Фото: Максим Мухин,  pastvu.com