О теплоте москвичей, тишине Миусов, провинциальности Парижа и трансляции спектакля «Иранская конференция» на фестивале «Золотая маска».

Я родился…

На Дальнем Востоке, в Хабаровске. Отец наш был мелиоратор (все как у писателя Андрея Платонова), занимался вечной мерзлотой. После окончания академии ради своих научных открытий он оставил Ленинград и в компании молодых исследователей бросился осваивать неизведанные просторы вечномерзлых земель. Последние годы жизни возглавлял научно-исследовательский институт, имел звания заслуженного мелиоратора и заслуженного изобретателя СССР, словом, был могучим орденоносным мужчиной, «всеми уважаемым и любимым». А для меня — просто бесконечно важным, великим человеком. Объездил я с ним весь Дальний Восток — снежные поля Колымы, мерзлоту Анадыря, Сахалин, Приморье и еще многие-многие удивительные земли. Я никогда не задумывался о важности и нужности его труда, просто любил быть рядом, болтаться под ногами. Вместе с ним по полям ходили очень серьезные дядьки-специалисты, которые потом ночами придумывали какие-то очень важные машины для этой самой земли, пили водку и спорили о науке в контексте трагичности судьбы человеческой цивилизации. Все это было так от меня далеко, но каким-то непонятным, почти магическим образом притягивало и позволяло представлять себя «настоящим исследователем-путешественником».

В Москву впервые я приехал…

Погулять. Мы приезжали в Москву прогуляться, посмотреть на мир и пообщаться с друзьями. В Староконюшенном переулке жила семья близких друзей моих родителей, их сын — мой ровесник, дружок детства Володя. Отец его тогда работал в аппарате ЦК КПСС. Так что мы садились в папину черную «Волгу» и, тогда совсем еще «зеленые», катались по разным красивым местам Москвы. Или просто бродили по городу, заглядываясь на девчонок: словом, бездарно проводили время — бульвары, Старый Арбат, Новый Арбат (тогда Калининский проспект) с «модными домами» и кафе «Метелица». Обязательно-обязательно заходили в бар «Жигули»…  ну и, конечно, все театры тоже были для нас открыты. Именно тогда в «Современнике» я впервые увидел Марину Неелову в спектакле «Спешите делать добро». Мгновенно очаровался ее талантом и даже несколько дней был тайно в нее влюблен…  Тогда мне казалось, что я спокойно мог бы слиться с этой частью московской «золотой молодежи», если бы не необходимость возвращаться на Дальний Восток к отцу и матери, постигающим науку северов. И только потом, через несколько долгих, как тогда казалось, лет, я поступил в Щукинское училище и больше уже никогда так надолго не покидал Москвы. Но это было уже совсем в другой жизни и совсем другим был я.

Моя первая квартира в Москве…

Была на улице Краснопрудной, буквально напротив метро «Красносельская». Мое счастливое отцовство прошло в Сокольниках, где я нечасто, но все-таки по-настоящему гулял с дочерью, сначала с коляской, потом за руку…  Это были очень важные и запомнившиеся на всю жизнь мгновения. Но близость вокзалов приносила всем жителям нашего района много беспокойства: конец 80-х и все 90-е мы провели в окружении бесконечно сменяющегося социально опасного соседства — нашествия цыган, казанских гопников, разномастных юных и не очень наркоманов, отчаявшихся найти дозу и умирающих прямо в подъезде так быстро, что скорая не успевала примчаться, а я просто бился в отчаянии. Бесчисленное множество обыкновенных бомжей с советскими корнями, ночевавших зимой в подъезде нашего дома; моя жена пыталась кормить их и укрывать одеялами. В общем, с благословения домашнего доктора Анатолия Волкова, знаменитого в те времена врача-педиатра, пригрозившего развитием у ребенка неизлечимой аллергии, мы благополучно переместились в район Большой Академической улицы, поближе к Тимирязевскому парку и Академическим прудам. Ну а потом у нашей семьи появились частичка собственного леса и дом недалеко от Икши — именно он и стал местом моего затворничества и тишины.

Мой любимый район в Москве…

Миусы. Может быть, потому что с этим местом связаны мои особенные годы профессионального и человеческого взросления. Конечно, там нет прилизанности и буржуазного лоска Патриарших или Чистых прудов, но есть особая атмосфера бессуетности и теплоты. Этим спокойным ритмом они во многом обязаны РГГУ, который там быстро прижился и в котором мне довелось даже какое-то время поработать (была там такая кафедра творчества). И, конечно же, легендарный Дворец творчества детей и молодежи, где первые годы своего становления существовала знаменитая школа «Класс-центр» Сергея Казарновского, моего товарища и дорогого коллеги, с которым мы провели уникальный период совместной профессиональной жизни в поисках истинной человеческой радости.

А нелюбимый…

Не люблю что-то вообще не любить…  и района такого в Москве для меня нет. Но есть в городе места, где меня охватывает чрезвычайная грусть и тоска. Медведково, Капотня и Гольяново. Не могу объяснить даже, почему, но грусть смертная подкатывает к сердцу, как только я приближаюсь к этим районам.

В Москве я люблю гулять…

На тех же Миусах, по Новослободской, где находится Центр им. Мейерхольда, который на десять лет стал неотъемлемой частью моей жизни, в Камергерском переулке, где, собственно, располагается великое мхатовское подворье: театры «Художественный» и «Учебный» и, конечно же, любимая Школа-студия МХАТ.

В Москве меня можно встретить…

В рестораны я не большой ходок, равно как и в бары — у меня не сложилось такой привычки, вероятно, потому что я все-таки человек другого века, проведший большую часть настоящего общения с друзьями и коллегами в разных домах с неповторимой атмосферой московских кухонь. Совсем недавно такую атмосферу удалось почувствовать в день рождения Чулпан Хаматовой. В ее доме собрались удивительные люди разных профессий и разных поколений и наслаждались давно потерянным во многих домах гостеприимством хозяев и сердечностью общения: разговоры о самом главном, стихи, живая музыка, искрящиеся глаза чем-то важным опаленных людей.

Москва по сравнению с другими столицами мира…

Просто лучшая. Правда, мне нравится в ней почти все. И то, что обычно приписывают этому городу как минус, — меняющаяся плитка, праздники торговых департаментов, зачем-то охраняемая ОМОНом Пушкинская площадь и т. д. — это явления, которые для меня существуют в какой-то параллельной реальности. Они не определяют Москву, а лишь по какому-то неведомому недоразумению вклиниваются в ее естественное живое пространство. Москва очень-очень теплый город, несмотря на дефицит солнца и беспросветный зимний мрак. Зато какой бывает май на бульварах и в парках…

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

А вот именно эта неповторимая теплота. Несмотря на то что Москву считают холодным и прагматичным городом, мне достается достаточно тепла от невероятно красивых и талантливых людей, наполняющих этот город и мою жизнь.

Если не Москва, то…

Москва. Будучи за границей или просто в другом городе, много раз задавал себе вопрос: а мог бы я здесь выжить? В каком-нибудь живописном Брюгге, например, или шикарном Монтрё, или Висбадене…  И понимаю, что если и ехать туда, то на несколько дней, точно не больше. Вообще не люблю маленькие города…  Впрочем, как большие каменные пустыни. Даже Париж иногда кажется мне просто провинциальным местечком — по ритму жизни, что ли, или по какому-то внутреннему устройству. При всей неземной красоте этого города, обрушивающейся на тебя и разом обезоруживающей.

Спектакль «Иранская конференция» по пьесе Ивана Вырыпаева в Театре Наций…

Покажут на большом экране. Это крутая инициатива проекта «Золотая маска в кино» от Theatre HD. 30 марта москвичи и жители еще порядка 30 городов по всей России смогут посмотреть «Иранскую конференцию» в прямой трансляции в кинотеатрах. Это очень здорово, особенно для жителей регионов. Театр перестает быть искусством только для узкого круга людей. В Москве их покажут в залах «Каро Октябрь», «Формула Кино ЦДМ», концертном зале «Филармония-2». А кроме Москвы еще и в Санкт-Петербурге, Калининграде, Новосибирске, Уфе, Перми, Нижнем Новгороде, Казани и еще больше 25 городов по всей России.

Фото: из архива Центра им. Вс. Мейерхольда