О Москве как о стиральной машине, о врожденном интересе горожан к прогнозу погоды и о решении проблемы гололеда, которое нашли в Хельсинки, но не видят у нас.

Я родилась и выросла…

В Москве, в деревне под названием Сокол, как люблю называть свой район. Речной вокзал, улица Флотская, парк «Дружба» — это те места, которые ассоциируются с детством. Как сейчас помню, когда по весне таял снег, то там, в низине, всегда разливалась вода. А мы с ребятами из двора были те еще фантазеры: делали плоты и устраивали себе приключения не хуже, чем Робинзон Крузо.

Много воспоминаний связано с МАИ, поскольку там училась мама. Может, поэтому, как ни странно, я люблю сталинские высотки. А еще мы часто гуляли по поселку художников, и меня всегда поражало, что в непосредственной близости с огромными зданиями — МАДИ, МАИ и другие на Песчаной улице — сохранилась такая уютная творческая деревенская атмосфера, которая тоже мне близка, ведь все лето я проводила в усадьбе Антона Павловича Чехова Мелихово, где моя бабушка была директором музея. Поэтому Сокол — район, в моем понимании, идеальный: большой город с его урбанистичностью, шумом, скоростью, суетой, но в то же время тут же, рядом, есть оазис спокойствия, уединения, некой заземленности, где у каждого дома свой палисадник и собственный мирок.

Юность…

Когда мама с папой получили свою квартиру, мы переехали на Ленинский проспект, и воспоминания тех лет связаны с Ленинскими (Воробьевыми) горами, улицей Косыгина, самим проспектом. А еще с Маяковкой, где была музыкальная школа, в которой я проучилась 11 лет. Мой практически ежедневный маршрут был следующим: я доезжала на метро до Колхозной площади (та, что сейчас Сухаревская), а потом ждала троллейбус в сторону «Маяковской». Самым приятным на пути были манящие автоматы с газировкой, из которых мама не разрешала пить, но пройти мимо казалось совершенно невозможным, поэтому я периодически сдавалась — подбегала к автомату и наливала себе газировку с сиропом. Как мало, казалось, для счастья надо. Ну а после занятий всегда заходила в кулинарию на Маяковке (там, где сейчас магазин «Азбука вкуса») выпить кофе с молоком, точнее молоко с кофе, и съесть невероятное ягодное желе.

Поскольку папа работал в Большом театре, то я часто проводила время и там: безмерно люблю балет и пересмотрела, наверное, все постановки Большого по несколько раз и с Васильевым, и с Плисецкой…  Оперу я, кстати, полюбила с возрастом, хотя «Кармен» Елены Образцовой произвела колоссальное впечатление уже тогда. Мама водила и в театр Немировича-Данченко — подталкивала к прекрасному, а я предпочитала толкаться в буфете, где работала моя тетя, потому что мне без очереди доставались миндальные печеньки. Сейчас, конечно, я не пропускаю ни одной оперной премьеры и всегда бегу в театр как на праздник, даже если не успеваю заглянуть во время антракта в буфет.

Студенчество…

Было активным и рокерским. Да, я большой поклонник наших рок-музыкантов. Одна из любимых групп — «Крематорий». Она не была раскручена, по радио ничего, кроме «Безобразной Эльзы», не звучало, поэтому мы, поклонники, собирались на камерные концерты Григоряна в маленьких барах. Ходила я туда тайно, поскольку родители воспитывали в строгости и вряд ли бы разделили это мое увлечение. Так что они не знали о моей андерграундной юности. Единственный, кому я это рассказала, мой сын. Отчасти я и передала ему эту любовь — он тоже уважает группу «Крематорий», и в любые моменты — любви, отчаяния, депрессии и радости — у него есть песня «Крема». Мне, конечно, это очень приятно.

Первая заграница…

Была в студенческие годы. Я отправилась в Лондон выбирать курсы для подготовки к поступлению. Город меня сразил моментально: и двухъярусные автобусы, и кэбы, и парки, и даже газоны — все мне казалось особенным. Помню, как готовилась к экзаменам в до сих пор любимом Риджентс-парке: разместилась на газоне, который идеально выстригали не одну сотню лет, и было так здорово, что я могла часами на нем лежать и читать лекции. В голове была нестыковка: почему в Москве тогда даже представить себе такое было нельзя, а там мало того, что кругом чистота, так еще и прохожим абсолютно нет никакого дела до тебя?!

А еще был забавный случай в гостинице. К тому моменту я зачитала всего Конан Дойла, что называется, до дыр, поэтому знала, что непременно закажу себе на завтрак в Англии. «Oatmeal, please», — гордо произнесла я, и представьте мое недоумение, когда официант долго пытался понять, что мне нужно. Когда все-таки сообразили, что porridge (в Англии существует только одна каша, и она называется porridge), он уточнил, что добавить — сахар, орешки, ягоды? Но я, естественно, от всего отказалась, потому что из книг я знала, что истинные англичане едят просто овсянку. Он ухмыльнулся и принес мне огромную тарелку каши на воде, после чего ушел к барной стойке, откуда с явным любопытством и ухмылкой следил за мной. Первую ложку я еле проглотила, но в итоге съела все до последней капли. Было дело принципа: не ударить в грязь лицом! Чтобы вы понимали, я и все последующие дни гордо заказывала всю ту же овсянку на воде. Мне кажется, это исключительно русская черта — знай наших!

Сравнивая Москву с другими городами…

Многие сравнивают Москву с Нью-Йорком, но это абсолютно разные города, которые схожи разве что по силе энергетики и суете. Но наша столица богата историей, которой в Нью-Йорке не так много: у нас, куда ногу ни поставь, обязательно что-то происходило в те или иные времена, везде памятные таблички, обо всем слагаются легенды, связанные со зданиями и персонами, жившими в них. А Нью-Йорк живет будущим, что, впрочем, не мешает ему быть энергетически сильным городом, который, как и положено, вызывает в людях два чувства: либо ненависти, либо любви — среднего не существует. И только в этом смысле он похож на Москву. По моим наблюдениям, ее тоже либо очень сильно любят, либо даже не представляют, как здесь вообще можно жить.

С Питером тоже сомнительное сравнение. Хоть это и две наши столицы, но они такие разные! Как-то мой муж сказал, что Петербург — единый архитектурный ансамбль, и именно с этой позиции я уже много лет смотрю на город. Москва же всегда считалась купеческой — она развивалась совершенно по-разному, не в едином стиле. И в этом плане у Петербурга вряд ли найдутся конкуренты.

Если не Москва, то…

В любом другом городе я чувствую себя хорошо, потому что знаю одно — после я вернусь в Москву: никогда не променяю ее ни на что, хотя была много где. И везде, кстати, задавалась этим вопросом, пытаясь спроецировать новый город на свою жизнь. Могу сказать однозначно: пока не нашла лучшего дома для себя! За городом жить тоже не могу, даже близ Москвы: мне обязательно надо выглядывать в окно и видеть беспрерывно пульсирующую жизнь города, в которую я могу влиться в любой момент и так же незаметно вылиться, когда захочу.

При этом перерывы нужны обязательно…  Чехов писал, что он непременно с началом октября будет уезжать из Москвы и проводить всю зиму где-нибудь, только не тут. В этом смысле я абсолютно согласна с любимым писателем, я бы тоже куда-нибудь уезжала, но на ноябрь и февраль, все остальные месяцы в Москве великолепны.

Московские изменения…

Налицо! И очень идут нашей красавице-столице. Перечислять апгрейд можно долго, но, думаю, вы и так все видите: почистили пруды, сделали дорожки для пеших прогулок и отдельно — для велосипедных, везде ухоженные газоны и интересные уличные украшения. Я раньше, например, практически не гуляла по городу: узкие тротуары с припаркованными машинами — как минимум неудобно и некомфортно. Сейчас получаю огромное удовольствие от того, что могу ощущать город буквально на кончиках пальцев, а не только из окна троллейбуса-автобуса-машины. Люблю просто гулять по улицам, останавливаясь у зданий, чтобы узнать их историю.

А как преобразились парки! Парк Горького и соседний с ним «Музеон» на сегодняшний день — одни из любимейших. Летом мы с моими собаками только там и гуляли и налюбоваться не могли обилием цветов — красота нереальная. Аромат пионов и сирени, как афродизиак, манил нас туда снова и снова.

Москвичи…

А что москвичи? Те же люди, как и все — со своими странностями. Хотя есть одна удивительная особенность. Фазиль Искандер в одном из своих произведений писал, что не понимает постоянный интерес москвичей к погоде: они могут сидеть за столом, громко разговаривать, не обращая внимания на радио, играющее фоном, но как только там прозвучит волшебное слово «погода», все замрут и станут слушать про юго-восточный ветер. Я и себя на этом ловила — всегда интересуюсь погодой. Почему — не могу объяснить. Может, это провоцируется московским воздухом. Надо бы исследовать этот феномен!

А если серьезно, то в Москве изначально сложно найти москвича. Вот питерцы часто говорят, что у нас кругом снобы, плюющие под ноги и везде мусорящие. Я им всегда отвечаю: «А покажите мне днем хотя бы одного москвича, который идет по улице и плюется. Все москвичи сидят на работе, а ходят и плюют приезжие, коих очень много».

Столица всех принимает. Она вообще мне напоминает большую стиральную машинку, где все стирается вместе: что-то линяет, что-то окрашивается, а что-то останется неизменным. Но все считают себя москвичами!

Туризм…

Приезжих здесь, конечно, много, но на то она и столица. Москва должна быть туристической — здесь невероятное количество пластов истории, под каждый из которых можно и нужно приезжать отдельно, чтобы познакомиться получше: и Москва Чехова, и Достоевского, и Булгакова, и Ивана Грозного — все невозможно изучить за раз. Когда я работала в Кремле, то могла ходить по всем его внутренностям и думала, что уже все видела. Но кто мог предположить, что там совершенно случайно недавно обнаружат остатки здания XVI века?

В Москву, как, впрочем, и в Питер, и в Псков, и в Новгород, можно приезжать несчетное количество раз и находить для себя что-то новое, интересное и непознанное.

Любимые районы…

Я люблю Москву в целом, не разделяя на районы. Уверена, в каждом найдется что-то притягательное. Но, конечно, есть места, где я гуляю с большим интересом, поскольку они пропитаны особой атмосферой или с ними связаны какие-то воспоминания — будь то ВДНХ, где каталась на роликах, или «Останкино», куда я много раз устраивалась на работу.

Конечно, меня привлекают исторические объекты и улицы: Пречистенка, Хамовники, Замоскворечье, Плющиха, Патриаршие…  Их мы изучили вдоль и поперек благодаря нашим регулярным экскурсиям в клубе «418» с историком Станиславом Величко. Теперь я точно знаю Москву чуть глубже и шире, нежели раньше: можно сказать, лично знакома с каждым львом Кекушева, а также знаю, где искать пупыши и дыньки на портале Черниговского храма, лабиринт дворов бывшей мануфактуры Жиро, сад Павла Травникова и фонтан в правильном по розе ветров месте. Удивительное — рядом, надо только знать, где.

Нелюбимые районы…

Даже не знаю…  Зачем искать недостатки в любимом? Мне кажется, кто ищет, тот всегда найдет, к чему придраться. В любом городе и это естественно. Так же как с людьми: когда любишь и живешь с человеком, либо ты не замечаешь недостатки, миришься с ними, либо разъезжаешься, потому что не твой человек оказался. Так и с городом: он либо твой, либо хочется из него поскорее уехать. Вот Москва — мой город! И я люблю ее всю.

Но если уж совсем придираться, то стараюсь избегать Рублевское шоссе. Там всегда трафик — я никогда не могу проехать без пробок, хоть и бываю крайне редко.

Отношение к современным архитектуре и искусству…

К сожалению, это моя ахиллесова пята — понимаю в этом крайне мало. Как раз благодаря клубу «418» и пытаюсь этот пробел восполнить — собственно, для того он и создавался, чтобы все его участники могли получать знания вне институтских кафедр. С современным искусством у меня всегда были запутанные отношения, разобраться в которых мне однажды помог Оскар Рабин. После экскурсии в Центре Помпиду я прибежала к нему в студию, возмущаясь, почему туалетная бумага стоит в музее и называется искусством?! А он улыбнулся: «Сядь, деточка. Успокойся. Ты же знаешь, что в искусстве есть периоды — один сменяет другой; есть и переходные моменты — сейчас как раз он. Мы можем рассматривать его как эксперимент. А что из этого опыта закрепится и останется в большом мире, мы узнаем позже». И знаете, он меня утихомирил — до этого я яро не понимала и не воспринимала все современное. Теперь же пытаюсь понять, разгадать, сделать ставки на его большое будущее, предвосхитить чей-то успех. И все это не без помощи клуба «418» и наших замечательных лекторов-искусствоведов.

В Москве меня беспокоит…

Я всегда привыкла видеть только хорошее. Но сейчас меня и правда кое-что беспокоит — это ежедневное рассыпание реагентов. Даже если бы у меня не было собак (а сейчас они меня волнуют гораздо больше испорченной обуви), я бы все равно возмущалась каждый день, выходя на улицу: мы же этим дышим! Что плохого в камнях и песке?

Когда я на первых курсах поехала в Хельсинки, то первое, что меня поразило — решение вопроса гололеда: щебень рассыпают, собирают и снова рассыпают. Холодно, много снега, но благодаря этой крошке вовсе не скользко, да и экология сохраняется. Надеюсь, мы когда-нибудь придем к подобному решению.

Гастрономическая жизнь столицы…

Стремится быть в тренде. Очень рада, что с каждым днем появляется все больше кафе и магазинов ЗОЖ-направления.

Сегодня мой любимый напиток — матча, а перекус — семена чиа с йогуртом и протертым персиком. Это то, что некоторое время назад мы не знали, и оно наконец дошло до нас. Не так давно даже кейл было сложно найти — приходилось привозить этот хрустящий салат из путешествий, а сейчас все это в широком доступе есть и у нас, что не может не радовать.

О благотворительности в России и планах фонда «Северная корона» на грядущий год…

До революции благотворительность была понятной философией и традицией, к сожалению, это полностью утратили в советское время. Поэтому когда появилась «Северная корона», частные благотворительные фонды можно было пересчитать по пальцам одной руки. Сейчас мы ее с лихвой возродили. С помощью телевидения и соцсетей можно увидеть тех, кому ты помогаешь, а когда результат помощи нагляден, это очень стимулирует. Да, поначалу дело шло тяжело: на меценатство откликались только компании, причем в основном западные, потом стали присоединяться и наши, а за ними последовали и люди. Чем нас больше, тем сильнее раскручивается маховик добра и милосердия: люди становятся более отзывчивыми и готовыми к помощи.

Наш же фонд существует уже более 20 лет и никогда, ни на одну минуту, не прекращал работу, даже несмотря на то что из-за пандемии всех наших детей закрыли по детским домам, мы все равно работали и взаимодействовали с ними онлайн, чтобы они не чувствовали себя забытыми. Успешно провели акцию «Дерево добра», которая проходила в основном интерактивно, с помощью прямых эфиров. Некоторые проекты обзавелись новым направлением. Так, «Творческая мастерская», которая объединяла детей со всей России в подмосковном лагере, временно приостановилась, но на основе этого проекта образовался «Клуб выпускников». А там оказалось непаханое поле для помощи и поддержки, и мы рады, что наконец-то можем полноценно уделить внимание их вопросам: юридическим, жилищным, трудовым и другим. В планах у нас как раз развивать это направление, при этом, конечно же, помогая детям в индивидуальном порядке и учреждениям в целом. И ждем, когда эпидемия закончится и мы снова увидимся со всеми офлайн, сможем приехать в гости к ним, а они к нам.

Новости клуба «418»…

Перемен требуют наши с Надей (сооснователь Надежда Оболенцева. — «Москвич Mag») сердца! Сейчас мы находимся на той стадии, когда десятилетний опыт «418» заставляет задуматься о реформировании. Можно, конечно, было бы оставить все как есть и довольствоваться успехом наработанных лет, продолжать еженедельные походы на экскурсии и лекции, выездные пикники и творческие вечера, но нам хочется двигаться дальше. Поэтому вопрос нащупывания новых форм и идей не заставил себя долго ждать. Так что следите за новостями на сайте и в соцсетях клуба — впереди нас ждет много всего интересного.

Фото: Николай Зверьков