О матриархальной столице России — Тамбове, о жизни в 42 городах в течение 10 лет и о том, что «Сити» — это грязь, где начинается новый московский криминал.

Я родился…

В Тамбове. Буквально за 15 минут до нашего разговора я опубликовал у себя на страничке картину, которая называется «Танбовское пиво» — с Н вместо М.

Тамбов — это, конечно же, мое сердце, но мне совершенно он географически не нравится, не люблю его ментальность, я не люблю то, как там, условно говоря, ведется бизнес, не люблю то, как там устроено взаимодействие между людьми — там превалирует матриархальность. Да, Тамбов — это матриархальная часть России, на самом деле там правят женщины, а мужчины только делают вид, что они что-то решают. В Тамбове, например, две женщины могут в присутствии своих мужчин обсуждать, чем они «их» кормят — в третьем лице, будто их и нет рядом или будто они какие-то животные. В Тамбове женщины могут спокойно командовать за столом: «Хватит тебе!», «Выйди отсюда!». И мужчина высокой должности, авторитет на работе, будет робко спрашивать: «Можно мне еще пять минуточек посидеть?.. » Город абсолютно матриархальный.

Короче, мне в Тамбове не нравится почти все. Но я его очень люблю, поскольку это мое сердце. Я люблю каждый камушек там. Я будто с миноискателем хожу по улочкам Тамбова и ищу там клады. Хожу с воображаемым металлоискателем по городу и ловлю свои чувства, ведь именно там я маленьким мальчиком бегал по улицам и узнавал мир: познавал добро и зло, впервые встретил агрессию, узнал чувства, которые будоражили меня так, что я не мог уснуть ночью. Впервые!..  Это бесценно и невозможно никуда деть. Соответственно, какие-то архитектурные постройки в Тамбове для меня что-то значат, да и местные привычки у меня не искоренились.

В Тамбове ведь, кстати говоря, есть свой язык. И у меня есть проект об этом — «Толковый словарь тамбовского языка». Там некоторые вещи говорят по-особенному или используют свои смысловые конструкции. И все это, с одной стороны, так напрягает меня и даже бесит где-то местами, но моему внутреннему человеку, той божественной составляющей, которая во мне есть, Тамбов очень дорог.

И я очень страдаю из-за того, что Тамбов закатывают в пластик, меняют на такие здания старую архитектуру, в которую входят и мои места силы. Я могу идти пешком в одиночестве по Тамбову и поймать такой кайф, который я не могу получить ни в одной точке мира. И за это я его очень люблю.

А с точки зрения искусства Тамбов — это вообще земля выжженная. В зачаточном состоянии там есть картинные галереи, может быть, драматический театр, какие-то учреждения культуры. Но они номинальные. Я уже молчу про современное искусство. Оно не то чтобы там не может быть, за него там могут еще и побить. Это заасфальтированная тема — нет смысла пахать землю. Это даже фантасмагория такая.

Я хотел для «Брата 3» сделать линию, будто в Тамбове открыт музей современного искусства  — ну то есть то, чего никогда не будет…

Когда я решил делать фильм, то был уже состоявшимся художником в Москве: у меня уже был Музей истории телесных наказаний, уже зарекомендовал себя и Музей истории пьянства, и Музей музеев на ВДНХ, и Музей истории проституции, я выставлялся в Третьяковке. То есть я смог здесь реализоваться, в Москве, и как художник, и коммерчески. Но Тамбов — это боль! Тамбов — моя боль. Всегда, приезжая из Парижа, Амстердама или Лос-Анджелеса, в Тамбов, я думаю, что сейчас открою музей современного искусства. Два-три диалога на кухнях — и я вновь понимаю, что даже начинать не стоит, потому что я натыкаюсь на стену неприятия и непонимания. Поэтому я задумался, как закрыть некий гештальт (простите за это слово), как признаться Тамбову в любви? И вот мы возвращаемся к «Брату 3»: мне пришла сумасшедшая идея — снять полнометражный художественный фильм. Я написал сценарий (в первоначальном варианте он назывался «Тамбовские истории», но когда нашел инвестора, было решено поменять название). И я начал снимать «Брата 3» в Тамбове. Для города это был целый перформанс, начиная от кастинга, на который пришли 500 человек — только столько мы смогли посмотреть за три дня в областной картинной галерее — и заканчивая тем, что я привез в Тамбов голливудских звезд, например Эрика Робертса. Притащить Эрика Робертса в город Тамбов — это в принципе сумасшествие, но еще большее — нарядить его в форму тамбовского блюстителя правопорядка (в моей картине нет полиции или милиции, они называются совестью нации, на их эмблеме — тамбовский герб, в который вплетено слово «слышь»).

Переезд в Москву…

Я в Москву был влюблен. С детства. Вообще для жителей Тамбова Москва — это полет на Марс: слетал на Марс — жизнь удалась. И маленьким мальчиком, приезжая с мамой в Москву, я уже понимал, что я сбегу сюда.

Я очень любил гулять в парках университета, я безумно любил ВДНХ, вообще ВДНХ производила на меня какое-то невероятное впечатление (от Версаля меньше чувств было). И я точно знал, что я буду в Москве. Сто процентов.

Время шло, я окончил Тамбовское высшее военное командное краснознаменное училище химической защиты и очень просил, чтобы меня послали по распределению в Москву, но оказался в Подмосковье, где была учебная часть химических войск. Конечно, при любом удобном случае я убегал в Москву и посещал свои самые любимые места. В юности одним из них был Арбат — туда вообще все туристы по инерции идут. Любил центр: гулял по Тверской, обожал Китай-город.

И дальше в этих своих любимых местах я сделал свои первые выставки и поехал путешествовать по стране. Но не просто путешествовать, а с передвижной выставкой, где были задействованы живые акулы, черепахи, крокодилы, голографические картины, зачатки того, что потом стало Музеем истории телесных наказаний. Я жил в 42 городах (я их считал): самое маленькое, сколько я проводил в городе — три недели, самое большое — три месяца. На этот тур, в котором я пожил в 42 городах, у меня ушло 10 лет — я заработал много денег и все заработанное потратил на покупку квартиры в Москве.

Сейчас живу…

Когда я вернулся в Москву, учитывая мой большой опыт работы с музейной выставочной деятельностью, я поселился на ВДНХ. Открыл там сначала одну выставку — она принесла безумный успех. Затем у меня уже были в аренде два павильона, и я создал Музей музеев, внутри которого работали целых 10 музеев. И я обзавелся большим количеством недвижимости в этом районе — и изучил ВДНХ вдоль и поперек. Все от ВДНХ до Ростокино — это мой район, я его очень хорошо знаю: здесь и Академика Королева, и «Останкино» — место силы. Я ведь провинциал, а все эти точки для таких, как я, очень значимы: на Академика Королева, 12, в программы «Будильник» и «В гостях у сказки» дети со всего Союза писали письма. По иронии судьбы я стал руководителем еще и Музея подарков «Поля чудес» Леонида Аркадьевича. И в принципе меня никто еще даже с этой должности не увольнял. Кстати, в «Камеди» была шутка, что директор Музея пыток и директор Музея подарков «Поля чудес» — один и тот же человек.

У меня был допуск даже в «Останкино»: я приходил и смотрел, как снимаются различные программы. Выставки становились серьезными…  ВДНХ, если классифицировать, это «Одноклассники», а Арбат все-таки уже ВК. Да и я всегда любил Арбат за его безбашенность, но не знал его. И решил переехать туда, открыв на Арбате Музей истории телесных наказаний и Музей истории акварелистики. И не пожалел, потому что я слился с Арбатом.

Но сейчас я живу на улице Сергея Эйзенштейна, 6, а работаю на улице Сергея Эйзенштейна, 8. Просто мечта!..  Живу в доме киношников, а работаю на Киностудии Горького.

Из всех многочисленных квартир, которые у меня были, осталась только одна — и я в ней живу. Если поставить хороший объектив на камеру, то я могу с балкона киностудии следить за своими детьми, а из окна дома видеть монитор компьютера охраны.

Люблю гулять…

Я очень люблю ходить пешком — могу даже пешком доходить до Арбата: единственная проблема — переходить Крестовский мост у Рижского вокзала. А в целом я могу пешком доходить до Садового. Меня не парит такое расстояние — круто во время ходьбы придумываются различные вещи: песни, сценарии, фильмы. И сочинять я могу только во время ходьбы — это лучшее времяпрепровождение.

Другие любимые места…

Измайлово — блошиный рынок. Я обожаю Гиляровского, поэтому люблю ходить по помойкам, так я называю все рынки старья и секонд-хенды. Иногда там находятся невероятные вещи, включая антикварку. Поэтому по субботам и воскресеньям я частенько бываю в Измайлово, хотя сам район мне не нравится, он меня отталкивает. Я бы и хотел его полюбить, но он такой весь продуваемый, он такой весь некомфортный…  Но Измайловский вернисаж — это фантастика, это фантастическое место: я даже открывал там мастерские, и в Измайловском кремле у меня был музей — Дом брошенных кукол, забытых игрушек.

Люблю Новую Третьяковку, которая для меня по-прежнему ЦДХ. По инерции я частенько дохожу туда пешком и открываю что-то новенькое для себя.

Нелюбимые районы…

Мне очень дискомфортно быть в «Сити» — там начинается московский криминал. Я же все-таки тамбовский, рос в суровом городе, хоть и в интеллигентной семье, но кругом было жулье и бандиты. Поэтому в эстетике криминала я спокойно ориентируюсь, меня это не напрягает. Но когда я попадаю в «Сити», то вижу грязь новой формации, с которой я не могу договориться, просто потому что не понимаю ее. У меня ощущение, что «Сити» — это крипта, эскорт, нефтебизнес и все-все-все новые слова, которые со мной, как масло с водой. Какие-то «роллс-ройсы», какие-то деньги, деньги, деньги, деньги…  Сейчас стошнит! В совокупности вот это все — новый мир. Простите за мой тон, но эта среда мне отвратительна. Нелюди в золоте и бриллиантах, морды аж сверху черной икрой намазаны — все это помещено в эту стекляшку, и этот даунтаун виден издалека, хотя может и показаться вау-современным местом.

Когда я приезжаю внутрь, то вижу мошенников нового уровня, людской холод. Мне часто назначают встречи именно там. Расскажу про одну: мы с инвестором сидели в заведении, а за соседним столом ужинали две девушки. Они закончили ужин, подошли к нам за стол и на полном серьезе говорят нам: «Молодые люди, мы вот поужинали, не могли бы вы нам закрыть счет?» Я охренел — вообще такое первый раз увидел. Мой партнер спросил, сколько. Они дали чек тысячи на четыре. Нифига себе!..  «Ну как-то нет, мы не хотим вам закрыть счет», — ответил им. Я не постеснялся и признался им, что первый раз такое вижу, а что у них случилось — кошелек потеряли? Все-таки такая просьба должна быть обременена предварительным разъяснительным разговором. «Ну мы симпатичные девушки, почему бы вам не закрыть наш счет?» — вау! Мы не закрыли их счет, и они подошли к соседнему столику с очень наглыми минами: «Молодые люди, простите, мы поужинали — не могли бы вы закрыть наш счет?» И им закрыли! Ух ты! Мы даже с инвестором забыли, о чем говорили, и начали обсуждать на примере двух этих девушек, как я неправильно живу — обосновываю свою работу, если привлекаю финансирование в свои проекты, а нужно просто подойти и сказать: «Слушай, я такой красивый — просто дай мне деньги». И в «Сити» все пропитано этим.

Я пришел на другую встречу туда, буквально на 10 минут зашел в заведение, сдал в гардероб пальто и дорогущую хоккейную шапку с помпоном (я специально езжу в Нью-Йорк покупать такие). Ничего не выпил и не съел, провел на встрече 20 минут, получил свой результат и на выходе, в гардеробе, наверное, не дал чаевые — гардеробщик отдает пальто без шапки. «А шапка?» — спрашиваю. «Не было никакой шапки!» Понимаете, «Сити» — это гопничество, выведенное на такой уровень, что больше нигде в Москве такого не встретишь.

А съемки в «Сити»!..  Как же все это дорого. Я должен был встречаться с одним миллионером, который хотел вложиться в мой будущий проект. И это потрясающая история, в которую невозможно поверить. Он сказал, что хочет посмотреть, как я снимаю. А у нас как раз должны были быть съемки в «Сити». За два дня я заплатил безумные деньги! Снимали большой бригадой, получили все разрешения. И он должен был прийти на эту съемку. У нас все готово, массовка, реквизит — вдруг площадку окружает ОМОН, серьезные люди в масках, спрашивают, есть ли у нас разрешение. И вдруг в какую-то машину вводят человека в позе ласточки — руки за спиной, его ведут по центру съемочной площадки: я смотрю на него, он — на меня, и я узнаю в этом человеке миллионера, с которым я должен был встретиться. Оказывается, за день до этого они с друзьями организовали незаконную гонку, и всю эту компанию в этот день арестовали в «Сити». Представляете, какой сюр!

Кто такой москвич…

Это хороший вопрос…  Есть же коренной москвич (с ним все понятно), а есть тот, кто откуда-то приехал в Москву — это два разных вида млекопитающих. Конечно, я могу ошибаться, но второй вид — это те самые понаехавшие, много чего понастроившие в Москве. К этой части москвичей я счастлив относиться — я понаехавший москвич, но у меня родилось здесь две дочки, и они точно москвички. Самый яркий представитель вида понаехавших сюда — это мэр Москвы Сергей Семенович Собянин. К нему можно относиться по-разному, но он действительно делает Москву лучше, привлекательнее, честнее. Если каких-то 10–15 лет назад в Москве нужно было все решать через знакомых (если у вас нет связей, вы ничего не сделаете — везде откаты, связи, звонки, телефоны), то на сегодняшний день, например, есть Московская кинематографическая комиссия (организация, которая помогает фильммейкерам снимать кино на улицах Москвы), и вы туда можете позвонить, а вам ответят. Ответят — вдумайтесь! А еще там есть мейл, и если вы напишите письмо, вам, на минуточку, тоже ответят. Хотя в Москве принято не отвечать на мейл и на телефон: попробуй дозвонись в какое-нибудь министерство или чиновнику раньше, а теперь есть механизмы, как дозвониться. Очень грамотно построена работа с организациями, с малым бизнесом, с предпринимателями, вплоть до того, что есть огромное количество молодых креативных служб, и у них есть разные способы помощи предпринимателям. Например, есть такая организация — Московский экспортный центр, в которую любой человек может реально попасть, пойти написать письмо, позвонить или прийти очно и рассказать, как он хочет представить свой бизнес за рубежом. И тебе помогут! В Москве складывается такая система, где тебе не нужно никаких иметь связей знакомых, и ты просто офигеваешь от того, как сложно было сделать такое и как скрупулезно это создавалось.

Что бы я изменил в Москве…

К сожалению, в Москве не хватает свободных закрытых и открытых пространств для художников. Условно говоря, Арбат сейчас мертвый: он выхолощен, опошлен и истоптан — нет галерей, нет открытого художественного пространства, то есть больше нет свободы художников. Таких мест, как Измайловский вернисаж, хотелось бы побольше. Нужно давать свободу художникам, и если власти услышат и сделают такие пространства, например парк скульптур с категорией 18+, то было бы здорово.

Москва должна стать кинематографическим городом. В Москве должны снимать режиссеры со всего мира, потому что здесь есть все локации, какие только могут быть: от XVIII века до современного хай-тека — здесь есть старые заборы, здесь есть советская эстетика, здесь есть суперсовременные конструкции. Москва должна стать центром не только академического искусства, но центром современного искусства.

Моя картина «Брат 3»…

Думаю, что в первом квартале 2024 года выйдет на большие экраны. Но картину уже запрашивают во всем мире — она востребованная фестивалями класса А. Не буду открывать все секреты, но идут очень серьезные рецензии от экспертного мирового сообщества. У меня лежат контракты на дистрибуцию в других странах, в том числе в Индии и Китае.

В общем, все круто. Но, к сожалению, эта картина только для тех, кто разбирается в кинематографе и искусстве, имеет насмотренность и жизненный опыт. Хотя из тех, кто видел кино, не понравилось только 2–3%.

Фото: Булкин Сергей/Global Look Press