О Москве как о своем соавторе, детстве в районе Рязанского проспекта, жизни на Таганке, днях рождения в музеях и о поэтических маршрутах по местам оторванных пуговиц и несданной посуды.

Я родился и вырос…

В Москве. До семи лет я жил на улице Юных Ленинцев в коммунальной квартире, с нами жила еще одна семья, у которой было две комнаты. Мы же занимали одну комнату размером 14 квадратных метров. Мы — это мои родители, бабушка, мой старший брат и младшая сестра. По московским меркам мы ребята многодетные, и потому государство предоставило нам трехкомнатную квартиру в районе Рязанского проспекта на 1-й Новокузьминской улице. Тот момент, когда родители ключом открыли входную дверь в эту квартиру, одно из самых ярких моих впечатлений, потому что у нас с братом на двоих появилась своя комната.

В моей песне «Улочки московские», которую я написал к одному из юбилеев нашей первопрестольной, перечисляются улицы в основном Юго-Восточного округа — Кузьминские, Люблинские, и за каждым адресом стоит конкретная история, конкретные люди. Потому что там, на Новокузьминской улице, я прожил 28 лет. Юго-восток обладает двумя шикарными парками — «Кузьминки» и «Кусково». Я как раз жил между ними посередине и проводил много времени на лоне природы — и это тоже мои соавторы.

Сейчас живу…

На Таганке. Песня с названием «Станция Таганская», которая в репертуаре «Любэ» на их первой пластинке, оказалась своего рода пророческой. Мой товарищ лет становления Дима Перышкин как раз проживал в этом доме, в котором я живу сейчас. Так сложились обстоятельства, что он в 18 лет стал обладателем ключей от однокомнатной квартиры недалеко от центра Москвы, а я его лучший друг, то есть объяснять, что наша юность прошла безупречно, я думаю, излишне. Одним словом, он меня сюда переселил, сказал: «У тебя столько связано с Таганкой с наших 18 лет, что ты должен жить в этом районе». Сам он переехал, а я теперь живу тут, на одном из семи холмов Москвы.

Мой любимый московский район…

Это район Таганки, который я всю жизнь буду воспевать, улицы моего детства. Еще район, который меня тоже вдохновляет — это Воробьевы горы, набережная и дорога от парка Горького к Воробьевым горам вдоль набережной.

 Люблю гулять…

Конечно, по Бульварному кольцу, которое готов обойти не единожды, но всякий раз грущу, когда прохожу мимо здания, где была библиотека имени Некрасова. Она находилась как раз на Тверском бульваре. Это тоже для меня очень серьезный адрес: когда прогуливал школьные и институтские занятия, я ехал в библиотеку в читальный зал. Сейчас это сложно понять, когда столько шикарных книжных магазинов, а раньше Мандельштама, Пастернака и Цветаеву увлеченный поэзией школьник мог найти только в читальных залах. Сейчас здание на реконструкции, а библиотека переехала…

Возле Никитских Ворот был кинотеатр повторного фильма. Его сейчас тоже нет. Но мои воспоминания возвращают меня к тому, как однажды случайный билетик, купленный с рук, в этом уютном зале подарил мне встречу с творческой группой фильма «Полеты во сне и наяву». На сцене были Янковский, Мережко, Адабашьян. Они втроем мне 16-летнему объясняли, о чем эта картина. Если бы они мне не объяснили, я бы, наверное, ничего не понял. А в зале скромно, как зритель, сидел Леонид Филатов, на которого я смотрел с восхищением.

Я всегда с теплотой вспоминаю Московский электротехнический институт связи, в котором я учился. Мой выбор вуза был обусловлен близостью к дому. И хотя уже в 16 лет я трактовал себя как сочинитель песен, пареньку с рабочих окраин поступить тогда в творческий вуз было затруднительно. Не было такого количества гуманитарных вузов, как сейчас, поэтому я поступил в институт, который был недалеко от моего дома, и получил профессию инженера электросвязи.

Пригодилось ли мне это в жизни? Я до сих пор удивляюсь, как работают телефоны. (Смеется.) Находился мой институт на Авиамоторной. Я добирался не метрополитеном, а электричкой. Садился на станции Вешняки и ехал до станции Новая — 10 минут, а там уж два шага до Авиамоторной. Идешь, любуешься Москвой…  Я вообще устроен созерцательно, люблю смотреть на мир. И фамилия у меня Шаганов, оправдывать ее надо.

Мой нелюбимый район…

У меня нет нелюбимых районов. Даже в индустриальных, таких, как Братеево и Капотня, я все равно найду момент соответствия себя им. Да, вот я пройду по этому здоровому автомобильному мосту в Марьино — кому-то он, может, кажется неимпозантным, — а я вспомню, что там мои друзья по футбольному клубу «Торпедо» живут. Там у меня огромное количество друзей-болельщиков. И я в любой момент могу позвонить, зайти и «оле-оле-оле!». Но есть районы, заповедные для меня, я там постоянно теряюсь, например Измайлово. Топография этих нескольких Парковых улиц у меня в голове не укладывается, я там постоянно плутаю. И каждый раз обязательно заеду не туда.

Место, куда мечтаю попасть, но никак не получается…

Я там был однажды в каком-то очень глубоком детстве — это Грановитая палата. Это такой музей, который не всегда работает, надо записаться заранее. Может, попаду на следующий день рождения. У меня уже стало традицией — последние лет шесть свой день рождения я отмечаю в музеях. Началось это после того, как я отгулял свои 50 лет. Было больше ста персон у меня на празднике…  После этого я решил уединяться в хорошем настроении с женой. Когда мне исполнился 51 год, я пошел, опять же осуществляя свою детскую мечту, в Исторический музей. Как же я замечательно провел время. Телефон разрывается, куча СМС, и в это время ты находишься в таком прекрасном музейном центре. Я вообще стараюсь вернисажи, выставки не пропускать. Ну это во мне всегда жило, а с годами как-то обострилось. Я даже сам стал рисовать.

И, конечно, в моих рисунках мой главный соавтор — Москва. Я пока робко подхожу, но вот станция «Таганская», вот плоский дом, когда идешь ко мне от метро, на Таганской улице. Вот храм Николая Угодника, вот я делаю наброски моста в Зарядье, вот Кусково — мой взгляд из электрички…  Вот удивленный красный автомобиль возле плоского дома, там как раз такой ракурс, откуда он смотрится как лист бумаги. В Питере таких домов много, в Москве их два или три и один у нас на Таганке. Одна моя картина сейчас висит в дагестанском музее религии и истории в Махачкале. И мне особенно приятно, что музей проявил интерес к моему творчеству.

Занимаясь живописью всего год, я уже продал порядка 50 картин, у меня прошло уже несколько выставок. Может быть, то, что я делаю, и относится к наивному искусству или бог знает к чему, но если Чехов был, то что же нам теперь, не писать пьесы и рассказы?

В позиции среднего цикла своей жизни найти еще новое хобби, увлечение — это огромное счастье. Потому что мы все как бы состоялись, чего-то там доказали себе, доказали миру, обществу, вроде бы игра сделана, а тут ты испытываешь подростковые чувства людей, которые ступают на новую дорогу. Глаза блестят, жить интересно, у меня столько новых знакомств, друзей среди художников появилось. Это такие интересные люди, какой-то параллельный мир, я о нем не знал. Все-таки творчество делает жизнь человека по-настоящему гармоничной. У тебя может быть прекрасная семья, ты можешь быть хорошим специалистом на работе, но если у тебя нет какого-то увлечения, я в этом уверен, по себе это знаю, человек теряет стимул к жизни.

Мне не нравится в Москве…

Мне всегда не нравилось, что люди, которые приезжают в Москву, воспринимают этот город так, чтобы он пригодился им, а не они пригодились этому городу. То есть воспринимают его потребительски, город по большому счету им до фонаря. И это расстраивает.

 Что я хочу изменить…

Я не против изменений, я вижу, что многие объекты, исторические здания сейчас восстанавливаются. Сегодня о них заботы побольше. Я видел большую разруху в былые годы. Меня расстраивает организация движения, я уже перестал быть в Москве автомобилистом. У меня остался один маршрут — на дачу.

Хотелось бы большей заботы о школьниках в организации их бесплатного досуга: футбольные, спортивные школы. Юношеский спорт у нас остается достаточно дорогим, и затраты переносятся на родителей, а не на государство. Я все сравниваю со своим социалистическим образом жизни, где тебе и форму выдадут, и в спортивный лагерь бесплатный отправят.  Мое поколение постоянно сравнивает свои времена и сегодняшние, но в целом, слоняясь по планете и по нашей стране, я всегда приезжаю в Москву с хорошим настроением.

В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Париже и Лондоне…

Париж, Лондон, а также Барселона, Рим, безусловно, очень красивые города, прежде всего в архитектурном плане, но Москва для меня остается городом гораздо более теплым, понятным и душевным. Все равно я там себя ощущаю туристом, а здесь я дома, свободен, и «я иду, Шаганов, по Москве». Мне больше нравится здесь.

Москвичи отличаются от жителей других мегаполисов…

Москвичи — это всегда очень современные люди, очень продвинутые. Это люди, которые по своей натуре не революционеры, они всегда готовы услышать, договориться, понять, помочь. По большому счету именно московская жизнь заставляет москвича быть настороже, как говорится, доверяй, но проверяй. На мякине москвича не проведешь. Европа во всем, даже в манере одеваться, поглощена собой. Я вот оденусь так, как я хочу, и никого это не должно касаться. Ну парижане, они более улыбчивые, чем англичане. Но ни в тех, ни в других нет нашего хлебосольства, душевности, мы все — поместные люди. С устоями, которые нам достались от предыдущих поколений, мы их стараемся по мере возможностей соблюдать. Мы немножко расслабленные, созерцательные, хотя ритм жизни, безусловно, диктует свое. Москва формировалась патриархальными традициями, и, как бы Европа нас ни накрывала, мы все равно немножечко Обломовы, мы любим дачные пространства, мы любим даже не в ресторан пойти, а дома принять с тапочками, с оливье, своими руками приготовленным. Я это безумно люблю на самом деле.

Москве не хватает…

Немножко солнечных дней.

В Москве меня можно застать кроме дома и работы…

Где угодно, я среди вас. Песни мои очень популярны, можно сказать, их знают все, а о человеке, поэте Шаганове, о нем мало кто знает, поэтому я совершенно спокойно передвигаюсь, никем не узнанный, без всякой шумихи, свойственной эстрадным звездам. Я и в электричке езжу на дачу, и в метрополитене, и просто гуляю по городу.

Если не Москва…

Куда бы я метнулся? Ну я никогда не забываю, что я крестьянский внук. Суздаль, владимирские места — это мои родовые, я их никогда не забывал, и моя первая песня называлась «Владимирская область». И, может быть, как момент соревнования, посоревноваться во вдохновении — это Питер. Москва и Петербург — два огромных полюса нашей страны, каждый по-своему интересен. Питер с ощущением империи, с ощущением истории. Он впечатляет. С ужасным климатом, правда, но тем не менее я там провожу сейчас достаточное количество времени.

Есть план…

Когда началась эта карантинная история, я стал просто окисляться. Во взгляде исчезла некоторая придурковатость человека, выходящего на сцену, то есть я себя в зеркале увидел таким суровым, что понял: надо что-то менять. И я придумал! Я буду проводить мои поэтические маршруты по местам оторванных пуговиц и несданной посуды в юности. Рассказывать истории о моей Москве, то есть зрители будут получать от моих экскурсий не те сведения, которые можно в «Википедии» прочитать, почему улица Гончарная называется Гончарной, не те, о которых расскажут тебе профессионалы, а то, что Шаганова с этими улочками связывает. Мы встречаемся возле метро, потом идем сюда, в достаточно для меня историческую квартиру. Я здесь насочинял много, здесь раньше жили очень любопытные люди…  Мы общаемся за чаепитием, социализируемся, я пою свои песенки, что-то рассказываю. Предлагаю: «Друзья, если вы хотите поделиться, например, “Я — китайский шпион”, пожалуйста, делитесь!» Потом я всем дарю свои книжки. То есть это своего рода самореализация. Я попробовал, и вдруг всем понравилось, меня спрашивают даже из других городов: «Саша, как к тебе приехать?» Так что в планах проводить такие экскурсии.

Еще с Симоном Осиашвили мы придумали программу иронического и в то же время автобиографического характера. Это наша мистерия, музыкально-поэтический ринг. Мы выходим — он поет песню, потом я пою песню. Он расскажет о своем первом успехе, я расскажу о своем. Он споет песню на стихи Шаганова, я спою песню на стихи Осиашвили. Зритель участвует своими аплодисментами (выигрывает тот, кто получит больше аплодисментов). Вначале я выхожу на сцену и говорю: «Друзья, начинается наша программа, и спустя два часа каждый в этом зале получит ответ на два вопроса: кто же все-таки у нас лучший поэт-песенник и почему все же не Симон Осиашвили». В такой интонации мы начинаем наше выступление и каждый раз с разгромным счетом фиксируем ничью. У нас самая разная аудитория. Это может быть концертный зал МГСУ, наши батлы проходят в библиотеках, в домах культуры, в Подмосковье. Народу много. Ведь поэты-песенники — это же лучшие люди страны. Страна не генерирует в таком количестве сочинителей песен, как исполнителей, мы в загоне находимся. Взять хотя бы программу «Голос», сколько там исполнителей каждую неделю, а песни-то одни и те же. И сочинили их люди, которых никто не знает, даже фамилии их не указаны. В лучшем случае закопают в братскую могилу в общих титрах. И нас таким образом лишают авторитета. Раньше такого не было: все знали — «Течет река Волга» — песня на стихи Льва Ошанина. А «Выйду в поле с конем» — песня народная.

Фото: из личного архива Александра Шаганова