О подъезде Цветаевой, коммуналке в доме Шехтеля, доброжелательности москвичей, любви к ресторанам Новикова и поэзии ночной уборки снега.
Я родилась…
В Харькове, совсем не украинском городе — уж во всяком случае, когда я там жила, он был полурусским. История моей семьи непростая: родители из Сибири, папа вообще появился на свет в Харбине. Отец его был колчаковским офицером. Есть даже фотографии, где моя бабушка сидит отдыхает в шезлонге под зонтиком на Желтой реке. Папа пошел на войну сыном «врага народа». С мамой моей они были одноклассниками, окончили школу в Ачинске в 1941 году. Когда началась война, маме было шестнадцать, она жила тогда в Красноярске, куда эвакуировалась Харьковская консерватория. Мама безудержно пела везде и всюду, забиралась на крышу, прижималась к трубе и пела, а брат кидал в нее камнями! У нее тоже было меццо-сопрано, как у меня. Профессор Михайлов, легенда, прослушав маму, сказал: «Какой потрясающий голос!» Стал просить, чтобы ее отпустили в Харьков, и в 1943 году, когда город освободили и начался сезон, мама поехала туда — добиралась в теплушках, на крышах и так далее. Пела сначала в хоре, потом стала солисткой театра и народной артисткой Украинской ССР. Любовь Попова, все ее знали. В 1962 году Харьковский театр поехал на гастроли в Смоленск, и там мама снова встретилась с моим отцом — он успел окончить институт физкультуры в Москве, там с кем-то поругался и решил перебраться в Смоленск. Так я родилась — родителям было уже под сорок, в то время такое было немыслимо.
Мама была знаменитость, я выросла в театре (мама меня привязывала к пианино и бежала петь Кармен!) и буквально бредила сценой, но в семье возражали против моей певческой карьеры. Поэтому я вначале окончила пединститут, работала в школе учителем биологии и химии, вела продленку, а потом еще и музыку. А параллельно училась в Харьковской консерватории. Ни в какую Москву я не собиралась.
Мама очень переживала, что у меня рост такой большой (180 см. — Прим. автора) — для солистки чрезмерный, и фигура — ноги-ноги-ноги и сразу голова. Где партнеров-то искать? Тенора — они ведь обычно невысокие. В родном театре, пока я была маленькой, все меня любили, а когда выросла и стала на что-то претендовать, сразу же началось: ну, конечно, это ведь дочка Поповой! А мне приходилось, наоборот, везде пробиваться самой.
Был у меня в театре друг-тенор, тоже по фамилии Попов. Однофамилец. И мы с ним поехали первые из всех на Запад, в 1990-х — на конкурс в Вену. За свой счет. Я ни на что не рассчитывала, меня ведь не хвалили никогда — и вдруг прошла на второй тур, чуть ли не одна из двух сотен человек. Потом был конкурс Ирины Архиповой в Смоленске, и я неожиданно для себя получила там вторую премию. Ирина Константиновна устроила в Большом театре концерт всех победителей разных конкурсов того года, я спела там, и мне говорят: «Надо в Большой театр, у нас нет таких низких голосов!» Я говорю: «А где же я жить в Москве буду? В Харькове у меня все условия!» Мне отвечают: «А у нас общежитие рядом». А мне самое главное, чтобы было рядом. Я не любитель ходить и ездить на большие расстояния, считаю, что певец вообще не должен тратить силы на дорогу — надо беречь голос.
В Харькове тем временем достроили новый театр — пирамиду Хеопса, как я его называю. Начались какие-то новшества — то там Лариса Долина выступает, то электричество с отоплением отключат, то чуть ли не тараканьи бега собирались устраивать. На Украине 1990-е вообще проходили намного жестче, чем здесь.
В общем, я приняла приглашение, переехала в Москву и стала сначала стажером, а потом солисткой Большого театра. Было это 26 августа 1994 года.
Сейчас живу…
Мой первый дом в Москве — в общежитии Большого театра, это была комната в доме Шехтеля, за домом Пашкова. Большая квартира, каждая комната — около 27–30 метров, высокие потолки. Но от «Боровицкой» до театра мне все равно казалось очень далеко добираться — 20 минут пешком!
Сначала я не понимала, как это — жить в общежитии, но потом освоилась и быстро убедилась, как хорошо в Москве! Может, это нетолерантно прозвучит, но в Харькове нужно было все время обороняться, быть в напряжении. Там все живут в ожидании напастей. В Москве все по-другому — народ здесь в хорошем смысле слова проще, ленивее, не такой воинственный… Пока русского раскачаешь, украинец уже взорвется! Народ-то южный! Красивый, голосистый, работящий, аккуратный, талантливый народ, но мне лучше с москвичами. Я приняла свой новый город мгновенно. Хотя вот папа мой Москвы не любил — шумно слишком ему здесь было. А я тут как рыба в воде — и в городе, и в театре.
В театральной квартире я прожила три года, у меня была замечательная подруга-соседка Марина Мещерякова — международная звезда, которая живет сейчас в Вене. Там же останавливались приезжие артисты. Потом мне предложили служебную квартиру в Митино, но я сказала, что туда не поеду, потому что, проехав 17 остановок метро в шубе, я просто умру! Когда ты вымотаешься в метро, какой из тебя артист? И вообще бытие определяет сознание, знаем, учили. Отказалась даже ехать смотреть ту квартиру и переехала в другое общежитие театра, на «Тульскую». Там я всех соседей-артистов организовала, была отличная компания — я ж всегда пионервожатая, мне важен коллектив. При этом я уже пела в Ковент-Гардене, много работала за границей по контрактам и понимала, что в Большом мне скоро скажут: мы вас, конечно, очень любим, но вы все гастролируете, а нам нужен человек, который работает в театре. Ирина Архипова сказала: «Саша, если надо кого-то попросить, я попрошу — театр-то квартиры не дает… » Но в итоге квартиру я купила все-таки за свой счет — однокомнатную на Новокузнецкой. В Третьяковку всех своих гостей водила! Пять лет я там прожила, расплатилась со всеми долгами. А потом родилась моя Люба. Я и не думала, что будет у меня когда-нибудь ребенок! А когда Люба еще только должна была появиться, я задумалась: как же с младенцем в однокомнатной? Ни садика рядом, ни балкона, ни лифта… Я подумала, что же, у меня друзей нет?! Неужели не помогут? Заняла денег, продала однокомнатную и купила квартиру на Покровском бульваре, где мы с дочерью теперь и живем. Любе пятнадцать, она будущая пианистка, готовится к поступлению в музыкальное училище, участвует в концертах.
Люблю гулять…
Я вообще не люблю гулять бесцельно. Но если и гуляю, только в своем районе — здесь надо ходить пешком. У нас тут и Ивановская горка, и палаты Шуйских, и баптистская церковь, и Трехсвятительская, и сербская, и лютеранский собор, где я часто пою… Чего только нет! В угловом подъезде нашего дома жила Марина Цветаева, на шестом этаже. Это был последний московский адрес Цветаевой, отсюда они уже поехали в Елабугу. Сын ее Мур с одной нашей соседкой во время войны зажигательные бомбы скидывал с крыши… Сейчас говорят о том, что скоро повесят здесь в честь Марины Ивановны мемориальную доску. Дом-то старый, 1928 года.
Это был первый Дом правительства, построенный еще до «Ударника». Внизу есть огромная веранда вдоль всего дома — говорят, раньше там был правительственный детский садик. Здесь и Ягода жил, и Цюрупа вроде бы. И наша узкая подворотня — та самая, куда ночами въезжали «воронки».
Нелюбимый район…
Все за пределами центра. Не люблю новые дома, низкие потолки… Не понимаю, как люди там живут. Ниже трех метров потолки — на меня давит.
Любимые рестораны и бары…
С одной стороны, мне нравится куда-то выйти, с другой — люблю принимать гостей дома. Хожу в рестораны только на праздники. Родное мое место — «Отокомае» на Кузнецком Мосту. «Баловень». А после спектаклей ходим обычно в «Молоко» на Большой Дмитровке, в «Техникум». Новиковские рестораны люблю. Губа не дура!
Место в Москве, куда давно мечтаю съездить, но никак не получается…
В Музей современного искусства на Петровке — машину там поставить негде! Я с детства очень люблю музеи, но сейчас чаще смотрю те, куда меня приглашают с концертами. И в Пушкинском пела, и в Третьяковке — в зале с Васнецовым, это еще с Архиповой мы там выступали.
Кроме дома и работы в Москве меня можно встретить…
На выступлениях настоящих музыкантов — особенно тех, кого ценю. Юровские, Рождественский, Темирканов…
Мое отношение к Москве со временем менялось…
Только лучше и лучше становилось! И рассказы о том, как все у нас в Москве плохо, меня умиляют своей наивностью. Вот я сегодня ночью еду домой и думаю: «Надо же, два часа ночи, а у нас все светло, магазины работают, у кафе — молодежь, машины снег убирают… » Нигде такой чистоты больше нет!
Москвичи отличаются от жителей других городов…
Человек ведет себя ровно настолько, насколько ты этого от него ожидаешь. Москвичи доброжелательнее многих, вот так я думаю, а я много городов видела и много людей.
Мне не нравится в Москве…
Когда улицы к праздникам превращаются в декорации. Мне этого хватает в театре.
Если не Москва, то…
Италия.
Сейчас я с моими друзьями…
Делаю спектакль в зале «Зарядье», он состоится 25 марта в 19.00. «Малер. По краю вечности» — так называется музыкально-пластическая композиция Михаила Елисеева, в которой соединены музыка, хореография и поэзия. В основе истории — вокальный цикл Малера «Песни об умерших детях» и фрагмент его симфонии «Песнь о земле» на стихи средневековых китайских поэтов. Вместе со мной на сцену выйдут прима-балерина Марианна Рыжкина и выдающийся артист театра и кино Владимир Кошевой.
Фото: alexandradurseneva.com