Париж пахнет круассанами и мышами. Лондон — карри и стиральным порошком. Рим — духами и сигарами. Амстердам — травкой и селедкой. Петербург — мерзлым чугуном и корюшкой. А вот чем пахнет Москва, я раньше вычислить затруднялась.
— Наконец-то едешь за границу! — сказал сын, наблюдая за тем, как я пакую ручную кладь для двухдневной поездки в Минск.
А мне даже в голову не пришло, что это будет действительно первый раз после прерванной пандемией шведской резиденции 2020 года, когда я пересеку границы России. Даже как-то заволновалась немного.
Слава Нового Иерусалима, подмосковного монастыря XVII века, столь велика, что многие туристы, отправляющиеся поглазеть на этакую диковину, даже не осознают, что едут-то при этом в Истру.
Первое правило для гостей Хабаровска — не упоминать о Владивостоке. Ведите себя так, будто бы никакого такого Владивостока вообще в природе не существует. Противостояние двух дальневосточных городов — Хабары и Владика — началось довольно давно, и хотя со стороны оно кажется довольно бессмысленным, все равно озвучивать свои восторги от Владивостока в Хабаровске будет несколько невежливо.
— Будешь в Хантах, не удивляйся, что там столько воды, — сказала подруга, уроженка здешних мест. — По земле не всегда можно проехать, главный транспорт — воздушный.
Муж, как известно, в дверь, жена — в Тверь. Толковать эту поговорку можно по-разному, хотя вот губернатор Тверской области Игорь Руденя еще пять лет назад объяснил ее смысл следующим образом: до революции, дескать, Тверь славилась своими портнихами, и модницы из Москвы приезжали сюда за новыми нарядами.
Вот уже больше года минуло с того дня, как я перебралась в Москву. Это, с моей точки зрения, некоторое достижение — я спустя год все-таки не вернулась в родной Екатеринбург, хотя мне это предсказывали едва ли не все друзья и, через одного, родственники. Некоторые спрашивали, криво улыбаясь: «Не по зубам, поди, жизнь в столице?»
Как в каждом городе России, в Рязани есть свой гений места (точнее, их здесь навскидку минимум пять) и своя боль. Самый почитаемый местный герой — пусть он родился и не в самой Рязани, а в селе Константиново — конечно, поэт Сергей Есенин. А боль, с которой рязанцы так и не могут свыкнуться — это что в советское время город не включили в «Золотое кольцо». В Рязани находились военные училища, въезд сюда для иностранцев, путешествовавших по одному из главных туристических маршрутов СССР, был нежелателен, поэтому автобусы с туристами и деньгами проезжали мимо.
О маршруте «Восемь часов по московским лесам», жизни в начале Ленинградского проспекта, дворянских усадьбах на Таганке и московских «урочищах», где собираются только «аборигены».
Мы в аду, мы определенно в аду, иначе зачем пожилая женщина продавала бы с самопального прилавка серу?! Так и написано: «Сера, п. Гонжа, 1 шт. 25 руб.». Светло-коричневые палочки, похожие на бледные сигары, плавают в пластиковой кюветке, женщина достает их оттуда пинцетом — и вот, жуйте, пожалуйста, на здоровье!
Самый суровый город России — это, так уж вышло, Челябинск. Спасибо комикам. Мемы о суровых челябинских мужиках, админах, комарах, собаках и так далее уходят в народ со скоростью света. Но так ли суров на самом деле этот южноуральский город?
В сравнении с вполне себе столичным (и не таким уж далеким — пять часов на скором поезде) Екатеринбургом город на Каме выглядит сегодня как подававшая некогда надежды старшая сестра рядом с успешной младшей.
Литературный мир России не так масштабен, как о нем хотелось бы думать. Здесь практически все друг друга знают, ходят одними маршрутами, публикуются в одних и тех же издательствах, встречаются на книжных ярмарках, фестивалях и вручениях премий. Есть в этом мире свои течения, группы и тусовки, но даже если писатель не относит себя ни к одной из них, он все равно входит в состав этого вещества, ощущает себя его частью. Это я к тому, что привезти провинциального автора в Москву на пару дней и показать ему то, чего он прежде никогда не видел, ограничившись «литературной темой» — задача сложная и даже, как я думала, готовясь к путешествию, невыполнимая.
Не пугайтесь — никто пока столицу на Урал не переносит. Но так уж «истерически» сложилось, что эта тема периодически возникает в разговорах на протяжении многих лет, то угасая, то вспыхивая с новой силой.
Больше сорока лет московская художница Алена Дергилева рисует родной город и не устает от своей капризной модели. По акварелям и офортам Дергилевой когда-нибудь можно будет восстановить (или хотя бы представить себе) образ Москвы начиная с 1917 года и до наших дней включительно. Нет, конечно, Алена не могла наблюдать Москву в 1917 году, но, глядя на ее офорты из одноименной серии, начинаешь в этом сомневаться. Сегодня работы членкора Российской академии художеств Дергилевой хранятся в Третьяковке, Историческом музее, Музее Москвы и других собраниях. Каждый год начиная с 1997-го Алена выпускает новый календарь с изображениями Москвы. Наш разговор был записан в мастерской Дома художников на улице Вавилова.
Переехать из провинции в Москву — мейнстрим и вообще банальность. Таких примеров перед глазами миллион (один из них в зеркале). Перебраться из Москвы в провинцию, пусть даже во вполне себе крупный город-миллионник Екатеринбург — совсем другое дело. В этом есть кураж, смелость и даже, не побоюсь этого слова, доверие к судьбе. Кто-то из героев статьи только обживается в новом городе, а кто-то уже пустил мощные корни. Кто эти люди, почему они решили переехать, как чувствуют себя на Урале и не хотят ли однажды вернуться в Москву.
Пока кинематографисты мучительно переживают коронакризис и связанные с ним сложности, другие в то же самое время умудряются снимать фильм за фильмом. Автор «Овсянок» и «Войны Анны» Алексей Федорченко за последние месяцы снял сразу несколько картин.
Во время посадки в аэропорту Кольцово («названного в честь известного предпринимателя Афин… Акын… Акинфия Демидова», — запинается бедняжка стюардесса) слепит солнечный свет. Урал, оказывается, такой солнечный! Ни дать ни взять курорт, международная здравница имени Демидова, Бажова, Татищева, Шахрина, Коляды и других местных гениев.
Язык мой — враг мой. Особенно в смысле произношения, соответствующего столичным нормам. Ну не хочет он, мой язык, соответствовать! Сбивается на родную уральскую скороговорку, с аппетитом проглатывает гласные, выделяет окончания и вообще подводит на каждом шагу.
Вот уже 14 лет доктор традиционной китайской медицины (которая в России считается нетрадиционной) из Харбина Лю Чэнвэй живет в Москве и ведет прием пациентов. Как у всех «русских» китайцев, у нее есть местное имя — Людмила, но близкие зовут доктора просто по фамилии — Лю. Так принято в Китае.
Половая принадлежность города — тема для беседы опасная. Даже если не упоминать расхожую цитату из «Повести временных лет» о том, что Киев, дескать, мать городам русским, все равно можно вырулить на минное поле.
