«Европейцев осталось немного» — настоятель англиканской церкви Святого Андрея Малькольм Роджерс
В России происходят большие перемены. Одна из наиболее заметных и печальных тенденций — разрыв международных связей, возвращение в жизнь антитезы «мы» и «они» в острой форме, раскол мира на Россию и Запад с навязчивым противопоставлением.
Одним из проводников между Востоком и Западом, между культурами и религиями в Москве является англиканская церковь Святого Андрея, или, как называют ее прихожане, Сент-Эндрюс («Москвич Mag» уже рассказывал о ней подробно).
В новейшей истории России церковь Святого Андрея открыла двери для прихожан в 1994 году, после визита королевы Елизаветы II. Все эти годы англикане в Москве работают в двух направлениях. Первое — Сент-Эндрюс старается стать «домом для людей, находящихся вдали от дома» — англоговорящих экспатов, живущих в Москве, вне зависимости от того, насколько они религиозны и насколько они англикане. Второе направление — строительство этого пресловутого «моста между Россией и Западом», который сейчас так рьяно поджигают со всех сторон.
Сейчас англиканская церковь продолжает свою работу в России. Но как ее представители себя чувствуют? Изменился ли их подход к работе с прихожанами? За ответами на эти вопросы я обратилась к настоятелю англиканской церкви Святого Андрея в Москве, специальному представителю архиепископа Кентерберийского перед Русской православной церковью Малькольму Роджерсу.
«По моим оценкам, около 60 человек из нашей общины покинули Россию — это около трети прихода. К сожалению, нашему помощнику священника, который проходил здесь обучение, также пришлось уехать, как и нескольким другим людям, работавшим в Сент-Эндрюсе.
Многие иностранцы вынуждены были уехать по просьбе своих работодателей. Другие испугались экономических последствий, вызванных финансовыми санкциями. У кого-то возникли сложности в обучении детей в России. На возвращении других настояли члены их семей, оставленные за границей. Кто-то просто испугался, что границы закроются.
Те, кто остался, не уверены в том, как все сложится. Мы все опасаемся, что переводить деньги будет все сложнее, что пограничный контроль ужесточится. Нас очень беспокоит, что ситуация непредсказуема, мы чувствуем себя довольно уязвимыми. Никто не знает, что будет завтра.
Через несколько месяцев нам нужно продлевать визы священников, и тут мы полностью зависим от властей. В нынешнем кризисе мы больше всего опасаемся, что нам могут отказать в оформлении виз для тех священников, кто сейчас работает в России, или для тех, кто собирается приехать сюда в будущем.
Совершать поездки теперь гораздо сложнее. Раньше мы могли долететь из Москвы до Великобритании за четыре часа, теперь это занимает по меньшей мере 12 часов и стало почти непомерно дорогим.
Состав нашего прихода изменился, европейцев осталось немного. Один или двое из тех, кто уехал, собираются вернуться, но я полагаю, что многие из тех, кто еще здесь, уедут летом, и в августе им на смену не приедет никто. Теперь большая часть прихожан — выходцы из Индии, Азии и с Дальнего Востока. В церковь приходит довольно много англоговорящих русских.
До февральских событий все мы были очень воодушевлены. Община росла, мы добавили новую службу. К сожалению, сейчас она не проводится, потому что священники были вынуждены уехать. Отменены также занятия воскресной школы.
Сейчас в России всего две англиканские общины — в Москве и в Санкт-Петербурге, хотя до революции 1917 года в России было больше англиканских церквей, в том числе церковь в Донецке. Мы надеялись получить постоянного священника для общины в Петербурге, но теперь это кажется маловероятным.
Однако много чего осталось по-прежнему. Мы все еще можем проводить регулярные службы в Сент-Эндрюсе, у нас проводятся все запланированные концерты. Мы вынуждены были отменить праздник Масленицы, но надеемся, что наш традиционный летний базар состоится. В июле планируем организовать обряд конфирмации, если епископ сможет получить визу.
Мы постараемся продолжать нашу работу в Сент-Эндрюсе. Мы видим свою цель в служении англоязычному иностранному сообществу и будем и дальше заниматься этим. Мы стараемся предложить безопасное пространство, место, где люди могут узнать о Боге и Его предназначении для них и получить Его любовь и благодать.
Мы также продолжаем попытки быть связующим звеном между Западом и Россией и молимся за русский народ и вместе с русским народом.
В нынешнем кризисе нам действительно кажется важным, чтобы было что-то вроде нашей церкви, как для англоговорящих иностранцев, которые остаются здесь, так и для того, чтобы между Россией и Западом оставалась связь.
В 1884 году, освящая церковь Святого Андрея, епископ Титкомб молился о том, чтобы это место стало “открытой дверью, которую никто не сможет закрыть”. Церковь была закрыта властями в 1917 году, но вновь начала работу в начале 1990-х. Сейчас мы молимся о том, чтобы наши двери по-прежнему оставались открыты.
Мы не политическая организация. Англиканская церковь была приглашена в Россию для заботы об иностранной общине много лет назад с благословения Русской православной церкви, и мы благодарны им за постоянную поддержку. Городские и федеральные власти также всегда поддерживали нас. Мы молимся о том, чтобы эти добрые отношения продолжались.
Сейчас мы должны заботиться о людях, оказавшихся в уязвимом положении здесь, в России. Некоторые не могут уехать, потому что не могут оплатить поездку или потому что у них нет необходимых документов. Другие потеряли работу, не имеют дохода, и у них нет поддержки.
Как и многие церкви, как здесь, так и на Западе, мы смогли предложить практическую помощь беженцам. Мы собрали и отправили одежду и вещи в Мариуполь. Мы также смогли собрать деньги и вещи для 200 беженцев, в основном детей и пожилых женщин, которые сейчас находятся на ферме нашего знакомого во Владимирской области.
Но самая большая поддержка, которую мы можем оказать, это наша молитва. Мы молимся о прекращении смертей, молимся, чтобы со временем стало возможным примирение. Мы молимся о том, чтобы не опустился новый политический и экономический железный занавес. В нынешней ситуации мы особенно остро чувствуем свое бессилие, но молитва — это приход к Богу в нашей уязвимости, и когда мы молимся, полностью доверяя Ему, тогда Бог творит удивительные вещи».
Фото: Денис Ларкин/Фотобанк Лори, из личного архива Малькольма Роджерса