Три года назад на защиту Ивановской горки вышла инициативная группа. В историческом районе города в двух километрах от Кремля девелоперы продавили постройку бизнес-центра на месте сада Юргенсона, который когда-то был частью ансамбля старых садов, существующих с XV века.
Юрист Дмитрий Чарахчьян и историк Наталья Самовер рассказывают об удивительном и живучем способе защиты этого фрагмента старой Москвы — не митинге или пикете, а Воскресном Хохловском стоянии — еженедельной арт-акции, которая недавно отметила свое трехлетие.
Почему вы решили создать инициативу по защите Ивановской горки?
Дмитрий: Ивановской горкой я занимаюсь давно, еще с того времени, когда мы защищали Хитровскую площадь: я помогал добиться того, чтобы Хитровская площадь вернулась на карту Москвы, а после занимался Морозовским садом — мы смогли вновь сделать этот сквер общедоступным.
На Ивановской горке я просто живу — всегда любил этот район и переехал сюда при первой возможности. Я очень люблю это место и защищаю его больше 15 лет.
Наталья: В градозащитном московском движении я с 2009 года, а попала в него, потому что я историк и как профессионал понимаю ценность архитектурного наследия. 2009 год был моментом, когда разрушение исторического города приобрело такие масштабы, что не замечать этого было невозможно. Если непрофессионал тяжело вздыхает и идет дальше, то профессионалу больнее — он понимает, как архитектура обеспечивает самосознание народа, который живет на этой территории. Если ты живешь в пустыне среди голых камней, то тебе не c чем себя соотносить, а если ты узнаешь то, что вокруг тебя — это твоя родина.
К инициативе по защите Ивановской горки я присоединилась не только потому, что увидела там знакомых людей, но и потому, что понимала критическую значимость Ивановской горки для города. Это самый сохранный район исторической Москвы, он остался один такой. Последний. И я не могу равнодушно смотреть на его уничтожение. Для меня, коренной москвички, нормально видеть вокруг себя живой плотный исторический город. Это же вековые напластования человеческих жизней. Город формировался из поколения в поколение и сейчас передан тебе. Позволить уничтожить то, что тебе передали — предательство следующих поколений. Если ты взрослый человек, наделенный определенной долей социальной ответственности, ты не должен такого допускать.
Всякий человек, который имел возможность сравнить Москву и Петербург, понимает, что Москва — это ошметки города. Москва растерзана на мелкие клочки в отличие от Петербурга, где можно километрами идти по историческому городу. Ивановская горка — место, где сохранилась живая городская ткань с XVII века по XX. Район этот очень посещаемый, сюда приезжают погулять даже люди с далеких окраин, где вся их прогулка — от своей 25-этажной башни до метро или магазина. А здесь приятно просто бродить по переулкам, заглядывать во дворы, сидеть на лавочке, крутить головой во все стороны — везде интересно и красиво. Здесь город поддерживает доброжелательный диалог с человеком. В выходные тут полно экскурсантов. Бывает одновременно по две группы на одной улице. Значит, есть спрос! Бизнес очень хорошо понимает потенциал этого района, поэтому тут все свободное пространство забито барами, клубами, ресторанами, шоурумами, галереями, маленькими магазинчиками. Все это рассчитано не столько на местных жителей, сколько на гостей Ивановской горки, которые приехали погулять. Но притягательность района обеспечивается именно его исторической красотой. Если сейчас начать ее уничтожать, то через некоторое время народ отхлынет отсюда. Люди найдут себе ресторан поближе к дому, а этот живой и полный людей город станет мертвым, как мертвы многие районы, вид которых ничего не говорит ни уму, ни сердцу.
Видите, начинается с каких-то эстетических и философских материй, а заканчивается совершенно практическими. Мы спорим с нашими оппонентами не о вкусах, а о том, как должен развиваться этот центральный район города. К сожалению, у нас с ними совершенно разные урбанистические концепции. Вернее, у нас есть концепция, а у них — просто желание построить и дорого продать несколько тысяч квадратных метров. Как эта коммерческая операция повлияет на район в целом и на десятки тысяч людей, им безразлично.
Так что случилось три года назад? Почему Ивановской горке потребовалась защита?
Дмитрий: Уже даже больше трех лет. Весной 2020 года стало известно, что владелец здания Института международного рабочего движения решил это здание снести и построить на его месте бизнес-центр в 2,5 раза больший по строительному объему.
Все это почти вплотную к известным памятникам архитектуры — прямо в центре старинной усадьбы. Стало ясно, что очередной уродливый бизнес-центр просто задавит собой уникальное место.
Ансамбль нотопечатни и усадьбы Юргенсона — уникальное место для истории русской культуры. Тут, в древних палатах дьяка Украинцева, впервые были напечатаны все значимые русские композиторы второй половины XIX — начала XX века. Чайковский, Скрябин, Прокофьев и многие другие начинали здесь свой путь к славе.
Юргенсон не просто имел чутье на гениальную музыку и открывал новых композиторов — он смог сделать так, что о новой российской музыке узнали во всем мире. Сеть оптовых складов Юргенсона охватывала не только Европу, но и весь земной шар, от Мексики до Каира, везде были доступны ноты, напечатанные в Хохловском переулке. Когда Чайковский приехал в США, он уже был там очень известным композитором. Оперу «Евгений Онегин» разучивали и пели везде. А Пушкин для образованного иностранца конца XIX века был в первую очередь либреттистом Чайковского. Музыканты пробудили интерес к русской литературе и живописи, ведь Юргенсон привлекал лучших, чтобы они делали обложки для нот. Только благодаря его работе стали возможны «Русские сезоны» Дягилева.
В 1939 году на территории усадьбы Юргенсона в результате, как бы сейчас сказали, уплотнительной застройки построили школу, где училась, например, Белла Ахмадулина. Позже школьное здание стало Институтом международного рабочего движения, здесь работал Мераб Мамардашвили. В 2020 году было объявлено, что вместо здания института построят бизнес-центр.
Сейчас, когда институт снесли, а бизнес-центр еще не построили, имеем пространство сада Юргенсона таким, какое оно было. После сноса открылось множество замечательных видов, например, стало видно высотку на Котельнической набережной, из Колпачного переулка стало видно церковь Троицы в Хохлах, сами палаты Украинцева — это ядро усадьбы Юргенсона, самое старое и характерное здание на ее территории. Это единственные в Москве палаты, на которые можно посмотреть издалека. Палаты исторически строились как архитектурная доминанта района, но большинство палат XVII века, поскольку Москва застраивалась хаотично, находится в глубине кварталов. А тут мы видим палаты в изначальной задумке — как палаццо. Это надо спасти.
Задаю вам вопрос как юристу. Насколько и почему вообще законно возведение этого бизнес-центра?
Дмитрий: Это все является территорией объединенной охранной зоны объектов культурного наследия. В соответствии с 34-й статьей закона об объектах культурного наследия на территории охранных зон запрещается новое строительство за исключением применения специальных мер, направленных на сохранение и регенерацию историко-градостроительной или природной среды памятников. Если по-простому, строить можно только то, что регенерирует историческую среду памятников данного места. И очевидно, что исторической средой памятника был сад Юргенсона и только его по закону тут можно воссоздать, а никакой бизнес-центр не был средой объектов культурного наследия и его прямо посреди усадьбы строить нельзя.
Что это за девелоперы, которым удалось продавить строительство БЦ в таком охраняемом месте?
Дмитрий: Владение упирается в офшорные компании. Когда-то мы пришли к выводу, что за проектом стоит Руслан Горюхин, бывший генеральный директор «Стройгазмонтажа» и человек, входящий в круг бизнесменов, близких к братьям Ротенбергам. Потом они громко объявили, что бенефициар сменился, хотя мы видим, что весь менеджмент этого проекта остался прежним.
Если бы вы не вышли на защиту Ивановской горки, бизнес-центр уже был бы построен?
Дмитрий: Думаю, скорее всего, да. Активисты довольно долго и общественными, и юридическими, и судебными методами останавливали строительство. Физически они приступили к проекту 24 февраля 2022 года, когда стало сложно добиваться чего-то общественными методами. Не думаю, что это было сделано специально — просто совпадение. Но в феврале-марте прошлого года всем было не до культурного наследия.
Но ведь простой долгий — убытки дикие. Вступал ли девелопер в прямую конфронтацию с вами? Известно про черную пиар-кампанию, направленную лично против вас. Кто за ней стоял?
Дмитрий: Прямых доказательств, что за пиар-кампанией стоял девелопер, у нас — нет. Просто в один момент появились странные статьи, где синхронно похожими словами излагались намеки, что я был заинтересован в смерти какого-то якобы внезапно умершего человека, которого я не знаю и даже после публикаций не смог ничего о нем выяснить. Надеюсь, он жив и здоров. Почему-то много публикаций было в малоизвестных изданиях из Северо-Западного региона, которые вдруг заинтересовались проблемой Ивановской горки. Это все глупости.
Про прямое столкновение с девелопером: они пробовали взыскать больше 61 млн рублей с одной из наших активисток. По ее иску суд впервые наложил меры предварительной защиты — приостановил действие необходимой для начала работ разрешительной документации. Суды трех инстанций подтвердили очевидное, что граждане вправе обращаться в суд за защитой своих прав на сохранение культурного наследия, не рискуя разориться. Сейчас уже застройщик должен оплатить Ирине ее судебные расходы.
Есть ли у вашей инициативы какое-то финансирование? Или это условное меценатство со стороны ваших активистов?
Дмитрий: Конкретно в нашем случае нет какого-то бюджета. Люди у нас разного достатка, непосредственно сама организация стояний не стоит практически ничего — кто-то покупает чай в магазине, кто-то дома печет плюшки (за 156 раз наша активистка Наталья Салтыкова даже ни разу не повторилась), кто-то делает домашний квас, а я выношу самовары. Это все самоорганизация, причем низкобюджетная. И мы в состоянии ее финансировать, не вкладывая существенной части наших заработков.
В 2021 году мы пытались запустить проект «Кулишкинский омбудсмен» — нанять профессионального юриста на собираемые общественностью деньги. Тогда мы осознали, что волонтерской помощи юристов нам не хватает и лучше бы привлечь кого-то на постоянной основе. Для этого мы пробовали собирать деньги, но проект не взлетел — нам не удалось найти специалиста, который бы нас устраивал.
В результате мы продолжаем этим заниматься на общественных началах, когда у нас есть некоторая группа сочувствующих юристов, я в том числе. Мы довольно долго и упорно продолжаем судебную работу по этим делам и пытаемся добиться справедливости в самых высоких инстанциях, чтобы отменить проект. Сейчас это становится затруднительно, потому что московские суды все менее охотно отменяют решения московских властей. Но мы по-прежнему не теряем надежды.
Приносит ли вам этот проект какую-то выгоду — славу или деньги — или все это ради восстановления исторической справедливости?
Дмитрий: Я бы очень хотел, чтобы этот проект принес славу московским властям, для того чтобы они занялись этим более серьезно, встав на нужную сторону.
Наверное, мое интервью можно расценить как славу, но такая слава моему профессиональному развитию не очень помогает. Я финансовый юрист, занимаюсь юридическим обеспечением рынка ценных бумаг: то, что у меня отрастает квалификация по градостроительному законодательству, не мешает, но, честно говоря, и не сильно помогает. Денег это не приносит совсем — в этой сфере за деньги я не практикую.
Вы акцентируете внимание, что структура не вождистская и вас нельзя назвать ее основателем. Как у вас все устроено?
Дмитрий: У нас неформальная структура жителей района и тех, кто просто неравнодушен к последнему уголку нетронутой Москвы. Ивановская горка в советское время чудом избежала обновления — это уникально. Многие москвичи понимают это и присоединяются к нам.
Тут есть люди, которые умеют ходить в суды, есть люди, которые умеют анализировать проектную документацию. Кто-то делает краеведческие мероприятия и исследования, привлекает известных людей в нашу защиту. У нас довольно открытая структура — мы честно говорим всем сторонникам, что мы делаем. У нас нет подковерной игры.
Когда у нас были переговоры с девелопером, мы открыто рассказали сторонникам, что там было. Всем примерно известно, на что мы готовы пойти, а на что нет. Мы предлагали девелоперу компромисс. Сохранить существовавшее здание института и реконструировать его под свои нужды. Хоть то здание и спорило с усадебным комплексом, но оно уже вросло в ландшафт и приобрело самостоятельную мемориальную ценность. Его можно было реконструировать внутри существующих стен, приспособить гигантский чердак, где когда-то прогуливала уроки Белла Ахмадулина, и обустроить по-современному. К сожалению, об этом не удалось договориться — теперь то здание снесено, а вместо него начали возводить офисную громадину.
Работы начались в смутное время, когда «собираться на траве больше трех запрещено» — сначала ковид, потом СВО. Ваш способ противостояния — Воскресные Хохловские арт-стояния — выбран как полумера или потому что такая мягкая сила действует лучше пикета?
Дмитрий: Мы выходили на митинги и пикеты тоже, собирали подписи. Но пикет с плакатами был бы никому не интересен, если бы он шел каждую неделю в течение трех лет, потому что он быстро перестал бы быть новостью. В этом формате можно не просто постоять с плакатами, а поучаствовать разным людям, имеющим творческие силы.
Формат стояний создает публично-достоверное доказательство. Фотографии со всех стояний есть в наших соцсетях. Они доказывают, что противостояние сохраняется, что нас поддерживают все больше людей и что за нами есть правда. В проекте интересно не только участвовать — за ним даже в интернете просто следить интересно.
Каждую неделю у нас проходит что-то новое: концерт, экскурсия, перформанс, выставка или театральное представление. Мы никогда не платим проводящим мероприятия — для них это тоже безвозмездный вклад в сохранение Москвы. Одних проводящих мероприятия у нас за все время было под сотню человек — это все публичные люди или коллективы. Искусственно «надуть» такое невозможно.
С правоохранительными органами пока ни разу проблем не было. Несколько раз полицейские приходили и смотрели, что мы тут делаем, мы объясняли, что самовар — это не открытый огонь, использовать его можно. Они отчитывались начальству, однажды к нам приезжал целый подполковник полиции, мы вежливо пообщались, но каких-то серьезных вопросов к нам не возникло.
Наталья: Объекты и их проблемы всегда индивидуальны, поэтому градозащитный инструментарий подбирается к каждому кейсу. Чем лучше ты понимаешь специфику наследия в конкретной точке, тем точнее можешь нащупать инструмент.
В нашем случае имеет место грубое игнорирование совершенно ясных ограничений, установленных законом, и наша инициативная группа с самого начала вела очень сильную юридическую работу. Все градозащитные кейсы начинаются с того, что власти допускают нарушение закона: приходит инвестор, которому понравилось какое-то вкусное место и хочется сделать там что-то такое, что запрещают какие-то дурацкие законы. И инвестор решает эту проблему с правительством Москвы. Оно же у нас правоприменитель, хочет — применяет законы, а не хочет — не применяет. Но даже если чиновник согласовал нарушение закона, оно от этого не перестает быть нарушением и, значит, есть за что зацепиться юридически. Судиться с городом в московских судах тяжело, успехи бывают, но проигрышей больше. Но руки опускать нельзя. Если мы перестаем ходить в суд, значит, мы сами одичали до такой степени, что потеряли понятие о законе и правосудии. Когда для решения всех вопросов остается единственный аргумент — дубина, человеческое общество распадается. Нет уж! Здесь и без нас есть кому дичать! Мы все-таки полагаем, что суды не безнадежны и никакая градозащита невозможна без юридической работы.
Возвращаясь к специфике выбранного формата: арт-стояния — это ноу-хау, идеально приспособленное для этого места. Здесь накоплены такие огромные ресурсы красоты и исторической памяти, что про каждый дом, про людей, связанных с этим местом, можно рассказать не одну историю. Можно рассказывать про виды деятельности, которые здесь развивались, про природу этого места, про его этническую и религиозную историю, про геологию, археологию и экологию. Все это наполняет город смыслом и очень привлекает людей, а работа с общественным мнением — второй после закона важнейший инструмент градозащитника. На этом поле мы гораздо сильнее любых оппонентов и — проверено — таким образом можно опосредованно оказывать влияние на государственные органы. Мы стараемся переубеждать их всеми возможными способами.
Очень важную роль в градозащите всегда играли СМИ. Лет десять назад в Москве это была одна из главных тем, и это помогало нам вести диалог с властями. Но когда вы в последний раз читали или смотрели телесюжет про какую-то градозащитную проблему? Может быть, в городе не осталось градозащитных проблем? Нет, стало невозможно освещать эти темы. Ну что же — новые медиа нам в руки…
А кто из лидеров мнений вас поддержал, например, громкие голоса Алексея Уминского, настоятеля храма Святой Троицы в Хохлах, актрисы и основательницы театра «Собор» в палатах Мазепы Любови Толкалиной. Они с вами?
Наталья: Когда мы записывали ролики с разными селебрити в поддержку сохранения исторической Ивановской горки, отец Алексий тоже сказал на камеру несколько слов, так что мы знаем, что смотрим на вещи одинаковыми глазами. А вообще приход Троицы в Хохлах — наши добрые соседи. Когда у них бывает какое-то публичное мероприятие — благотворительная ярмарка, праздничные гулянья — и это совпадает с нашими стояниями, мы с удовольствием приводим туда своих гостей. Приходские активности — ведь тоже часть исторической жизни места.
Мы, слава богу, не обделены вниманием и поддержкой известных людей. У нас есть ролики поэта и барда Александра Городницкого, градозащитника и писателя Рустама Рахматуллина, профессора Московского архитектурного института Натальи Душкиной и архитектора, признанного мэтра в работе с наследием Наринэ Тютчевой. Есть ролик покойного классика современного искусства Германа Виноградова, который в свое время был жителем этих мест. Актеры театра на Таганке показывали на стояниях прекрасную литературно-музыкальную композицию в честь Беллы Ахмадулиной. У нас не раз выступали классические и рок-музыканты, фольклорные коллективы и уличные театры, постоянно выставляются художники, известные историки и авторитетные краеведы водят эксклюзивные экскурсии и выступают с лекциями. А какие перформансы устраивает раз или два в сезон Валентин Карелин! Это человек-театр и легендарный экскурсовод, он один стоит целой градозащитной организации. Боюсь, я забыла о чем-то упомянуть… Все-таки больше 150 стояний не шутка.
Удивительно, что к вам ни разу не было вопросов. Ведь когда в Петербурге в рамках Дня Довлатова организаторы мероприятия совместно с администрацией Владимирского муниципального округа открывали памятник собачке Глаше, их просто повязали, хоть все и было согласовано.
Дмитрий: Это одна из вещей, которые многое объясняют. Почему не работает законодательный запрет строительства в охранной зоне? Потому что вместо закона все решается в ручном режиме. Этот проект полностью противоречит закону, но он был согласован. Если в ручном режиме будет отдана команда нас разогнать, мы не станем драться с полицией. Разойдемся и придумаем другой формат. Даже в случае задержания предъявить нам нечего — ни лекции под открытым небом, ни чаепития с мастер-классами, ни экскурсии не запрещены.
Насколько масштабна ваша работа — сколько людей приходят на Воскресные стояния?
Наталья: Есть ядро — человек двадцать — и вокруг него пульсирующее окружение. Все зависит от темы, которую мы объявляем. Самые яркие события собирали по несколько сот человек, но вообще мы ограничены размером пространства, где собираемся. А если мы после чаепития ведем куда-то людей, то ограничены разумным размером экскурсионной группы. Вообще за те годы, что проводятся стояния, через них так или иначе прошли несколько тысяч человек. Некоторые вообще первый раз оказывались на Ивановской горке и приходили в восторг. А нам того и надо: если человек ощутил красоту, он уже не поддержит тех, кто ее разрушает. Я очень горжусь тем, что к нам приходят родители с маленькими детьми и старики. Это значит, что у нас интересно и безопасно. Они идут не на какую-то страшную протестную акцию, где их могут задержать или побить, но то, что они выбрали для своего досуга именно нас, говорит о том, что у жителей этого города есть запрос на сохранение наследия. Ау, правительство Москвы! Посмотри на этих людей! На одной чаше весов у тебя инвестор, денежный мешок, а на другой — обычные москвичи. В этом городе они налогоплательщики, избиратели, заказчики и получатели социальных благ и вроде бы их мнение должно что-то значить для городских властей, не правда ли?
И вот еще что важно. Люди стояний имеют разные политические взгляды. При других обстоятельствах они могли бы яростно спорить между собой, ссориться и ругаться. Но не здесь. Тут мы все — москвичи. Перед нами одна общая проблема, которую мы все понимаем совершенно одинаково. У нас здесь общие ценности, поэтому мы друг другу товарищи. Я бы сказала, что Воскресные Хохловские стояния — действующая модель здорового общества, где разные люди мирно общаются и трудятся для общей цели.
Я тут повидала разных людей, но иногда и я удивляюсь. Однажды пришла группа пожилых женщин, которые раньше у нас не бывали. Я спросила, откуда они взялись, оказалось, узнали о нас через «Московское долголетие».
Что очень смешно, ведь это проект правительства Москвы.
Наталья: Да. А мы ведь не враги правительству Москвы. Мы пытаемся с ним взаимодействовать. Некоторые из нас в других местах имели очень положительный опыт такого рода. Например, Хитровская площадь в нескольких кварталах от Хохловки возникла благодаря тому, что городские власти встали на сторону общественности и остановили уже начатое строительство бизнес-центра, против которого общественность протестовала. Если бы не это разумное решение, не было бы у нас Хитровской площади. Так же точно возник великолепный маленький парк «Горка». Везде начиналось с варварского инвестиционного проекта, а заканчивалось тем, что город реализовывал альтернативную концепцию, разработанную инициативной группой защитников. В общем, когда власти внимательно относятся к предложениям общественности и градозащитников, город хорошеет, создаются замечательные общественные пространства, и правительство Москвы с полным основанием записывает все это себе в актив. А любое варварство и уродование города наносит удар по репутации мэрии. Кажется, это так просто! Осталось убедить в этом мэрию…
Все эти годы вы находитесь в диалоге с городом или это монолог, когда вы пытаетесь докричаться до Москвы?
Наталья: Я сама периодически задаю себе этот вопрос. Мы предприняли много усилий для того, чтобы дать понять московским властям, что мы существуем, и чтобы передать им наши предложения. У нас ведь не отрицательная программа, мы не говорим: «Не смейте! Не троньте! Уйдите!»; у нас есть альтернативный рецепт развития этого квартала. Мы знаем, как, не выходя из рамок закона и сохраняя историческую ценность городской среды, вдохнуть в нее новую жизнь, и мы уверены, что это будет в интересах города. То, что мы предлагаем, это современный городской проект никак не хуже Хитровки или «Горки».
В диалоге ли мы? Конечно, хотелось бы более внятной обратной связи. У наших чиновников существует мнение, что нельзя идти на поводу у общественности и что инвесторы для них социально близкие, а жители города — нет. Но как человек, который не первый раз находится в такой ситуации, скажу: если вам не отвечают, это не значит, что вас не слышат. Мы знаем, как это бывает, поэтому продолжаем свои усилия. Мы уже добились сохранения красивого маленького домика под названием «Шато» — части усадьбы Юргенсона, который был обречен на снос. Даже Мосгорнаследие отступилось от него, но мы сумели доказать его ценность. Это настоящий успех, и он нас очень вдохновляет.
Три года воскресных стояний — какие итоги работы можно подвести, а что еще впереди?
Дмитрий: Мы считаем, что рано или поздно справедливость (то есть закон) должна восторжествовать. В условиях, когда мы не можем добиться исполнения закона непосредственными способами от правоохранительных органов, приходится прибегать к таким способам общественного давления. Мы хотим добиться остановки строительства и воссоздания Юргенсовского сада. Мы считаем, что до года сдачи в эксплуатацию здания у нас есть шанс, потому что уверены, что это незаконное строительство. Есть опыт, когда построенные бизнес-центры не вводятся в эксплуатацию годами. Бывают случаи, когда их потом разбирают. Мы не знаем, когда это произойдет, пока ситуация явно не в нашу пользу. Но в России и в Москве надо жить долго.
Фото: из архива защитников Ивановской горки