Картограф Андрей Энтин рассказал «Москвич Mag» о том, зачем нужна его профессия, лучше ли нынешние «Яндекс.Карты» советских бумажных и какие карты рассекретил Дмитрий Медведев.

Картограф — это архивная или полевая работа?

Правильно это называется «камеральная работа». Обычно мы сидим в теплом офисе, перед нами компьютер, рядом чашка чая, рабочий день с 9.00 до 17.00 — все как у людей. Мы занимаемся тем, что обрабатываем данные, приходящие из полей. Поля могут быть совершенно разными: в случае геологов — далекими, находящимися за тысячи километров от нас и очень отличающимися по характеру информации, которую мы получим оттуда. Но и в городе тоже можно говорить о некоторого рода полевых исследованиях. Тут вы выходите на улицу и уже на работе — не нужно специально готовить экспедицию и продумывать логистику, нужно лишь иметь оборудование и разрешение на проведение работ. В этом смысле немного проще.

И бюджет меньше?

К сожалению, да. Надо понимать, что работа в городе для картографа, во-первых, работа не совсем профильная, а во-вторых, состоящая из многочисленных компонентов. Самые разные службы и организации занимаются картографированием городской среды, у каждой — свои задачи и бюджеты. Первое — геодезические службы, в Москве это «Мосгоргеотрест». Они выполняют точные измерения на местности. Наверняка когда вы ходили по асфальтовым тротуарам, то видели маленькие вбитые гвоздики — это следы работы геодезистов, которые проводят высокоточные измерения местности — углы, расстояния, превышения между точками. Но геодезисты тоже не картографы, они только обеспечивают нас основой, то есть базовыми координатами, относительно которых проводятся дальнейшие измерения. Их базовый материал самый точный — именно к нему потом все привязывается — и он же самый долговечный. Специальные геодезические марки (они правильно называются «реперы») размещаются на местности так, чтобы они стояли по 10, 20, 30 и даже 50 лет и никуда, ни на миллиметр, не уходили. Такие же марки могут закладываться в стены зданий — тут сложнее описать, как они выглядят, но обычно в виде металлических бляшек с площадочкой. Это первая часть.

Вторая категория специалистов-картографов и смежных специальностей, которым интересен город, — веб-картографические службы типа «Яндекса» и Google; вы все этим пользуетесь, что уж тут говорить? Чтобы навигационные задачи пользователя решались и он не бесился из-за смартфона, нужно, чтобы данные в картах поддерживались в актуальном состоянии, то есть постоянно обновлялись. Здесь уже не до геодезических точностей — гораздо важнее оперативность. И эта оперативность появляется, как и многое сейчас, благодаря данным сотовых операторов. Данные сотовых операторов — бездонный кладезь знаний, даже в обезличенном виде они дают массу информации, самая очевидная и полезная из которой информация о перемещениях отдельных людей, она очень важна, даже если нет привязки к ФИО. В массе эти потоки знаний дают возможность прогнозировать пробки, давать информацию для более эффективного менеджмента.

Это приводит нас к третьей группе специалистов, занимающихся картографированием городской среды. Но тут уже правильно называть эту группу картографами, работающими в составе больших проектных групп, которые занимаются урбанистикой в широком смысле. Урбанистика завязана на большие данные. Прогностическая ценность этих построений велика, но, к сожалению, широко это используется пока лишь в наиболее крупных и богатых городах — Москве и Петербурге. Эти знания дают возможность развития потенциала места. Показателен проект, который сделала компания Habidatum для Барселоны. Барселона не только туристический город, но и город с большим количеством местного населения, которое в определенный момент начало массово выражать недовольство туристами, дескать, ходят тут всякие толпы. В Испании сложное трудовое законодательство, и все музеи работают приблизительно в одно время. Туристов, если посмотреть, было и не так много, просто они все кучковались в одно и то же время в одних и тех же местах — points of interest (это наш профессиональный термин), поэтому создавалось ощущение, что их много. Решением было изменить часы работы, это позволило развести потоки людей — визуально стало казаться, что их меньше, поскольку не возникало переполнения улиц пешеходным трафиком, а градус напряженности — оценки местными зрителями той среды, в которой они живут, — снизился. Все это случилось благодаря информации, с которой работают картографы.

Получается, картографы работают даже с информацией, например, полученной от участковых?

Картограф обучен работать с широким набором данных. Практика современного картографа заключается в том, что мы сводим воедино изобилие разнородной информации и кладем ее на некую пространственную основу. Например, я знаю, что, разгружая Патриаршие пруды, картографы, взяв за основу изобилие информации, работают вместе с архитекторами и специалистами по городскому планированию. Но все-таки это процесс не быстрый. Надо изучить сразу несколько точек зрения. И вводить изменения резко скорее хуже, чем не делать этого совсем.

Отталкиваются ли картографы как-то от имиджа места?

Это все-таки про дизайнеров и урбанистов. В бытовой работе мы обычно от этого вообще не отталкиваемся — мы находимся с другой стороны рабочего процесса: мы даем входной материал, аналитику; можем показать, что потенциально возможно сделать. Здесь уместно упомянуть про такую задачу, как геомаркетинг. Это общее название для методик и технологий поиска оптимального решения для размещения какого-то бизнеса или жилого строения. Мы можем с некоторой долей уверенности предсказать, где бизнес даст наибольший доход, а где прогорит из-за скопления негативных факторов. Конкретный пример не приведу. Обычно геомаркетинговые данные — предмет коммерческой тайны. Сама по себе методика анализа несложная: линейная или пространственная регрессия — доступная математика. Основная сложность состоит в том, чтобы собрать согласованную и непротиворечивую базу пространственных данных и поддерживать ее в актуальном, то есть соответствующем действительности, состоянии. Это задача, за которую бьются ведущие компании. Готовые наборы пространственных данных, пригодные для решения конкретных тематических задач, имеют большую коммерческую ценность.

Вы как обыватель чем пользуетесь?

Сам я пользуюсь «Яндекс.Картами» — они по совокупности характеристик мне кажутся более подходящими. Но надо понимать, что это специфика пользователя: чаще ли вы ходите пешком или ездите на машине. Мне важно иметь возможность строить маршруты между произвольными точками, четко понимая, где эти точки находятся. И в этом плане наполнение «Яндекс.Карт» — выделение ключевых мест, то, что мы называем генерализацией, и отказ от показа минимальных локаций — мне кажется оптимальным. Но, к сожалению, здесь нет универсальных инструкций, как создать карту, которая будет удобна всем.

Данные сотовых операторов даже в обезличенном виде дают массу информации, самая очевидная и полезная из которой перемещения отдельных людей.

Мы с ностальгией вспоминаем время бумажных карт, когда, делая их, мы четко следовали «Наставлениям по составлению и подготовке к изданию топографических карт», используя строгие условные знаки, от которых нельзя было отступать. Все это крайне редко пересматривалось. Дай бог раз в 10–15 лет. А сейчас же надо меняться в режиме реального времени, это вносит некоторый драйв в работу картографа.

Если все так оперативно обновляется, то почему маршруты иногда строятся неправильно?

Да, к сожалению, такое бывает. Число картографов, работающих над исправлением данных, невелико — реально картографы «Яндекса» и Google занимаются не самостоятельной работой, а исправлением волонтерской географической информации. Наверное, вы знаете про проект «Яндекс.Народная карта», в котором пользователи-энтузиасты собирают информацию по тем местам, где они сами ходят, обычно это что-то в пределах одной улицы, максимум одного района. Но если таких пользователей много, то мы получаем детально наполненную карту. Дальше картографам остается лишь проверить это, систематизировать, поправить и обновить. Все зависит от активности пользователей — там, где она выше, все обновляется в реальном времени. Я и сам как пользователь не раз сталкивался с крюками, но благодаря фидбеку поддержка обычно все быстро исправляла. Подчеркну, что я никогда не работал в «Яндексе», у меня все-таки исследовательская работа, но многие выпускники нашей кафедры картографии и геоинформатики МГУ работают там, потом приходят и делятся опытом и мнениями.

Кто к вам приходит поступать, чтобы стать картографом?

Географический факультет МГУ — очень разнородное собрание специалистов: и геоморфологи (рельеф местности), и климатологи, и метеорологи, и специалисты по рациональному природопользованию и социально-экономической географии России и зарубежных стран — все это многообразие сводится под одну крышу Главного здания МГУ. При этом поступление устроено таким образом, что все сдают одни и те же экзамены. Но дополнительные вступительные испытания, организованные факультетом, справляются с основными задачами, благодаря этому к нам приходят ребята хорошо подготовленные, знающие географию, с более или менее грамотной речью и не нулевыми знаниями по математике, которые нам очень нужны. Первый курс все учатся вместе, распределение по кафедрам картографии наступает после второго. Специфика в том, что школьная география нас интересует лишь в объеме географической номенклатуры — что где находится, всему остальному учат на факультете. Также современному картографу нужны элементарные навыки программирования (редко уходим более глубоко). Но в любом случае без программирования современный картограф не обходится, это даже важнее, чем умение находить красочные сочетания для карт — теперь это прерогатива дизайнеров, но лет двадцать назад, безусловно, было в епархии картографов. Говоря о личностных качествах, стоит отметить, что для картографа важны усидчивость и аккуратность — работа по подбору и интеграции данных связана с большим количеством рутины, поэтому здесь яркие творческие речи не в приоритете. Это мы говорим о массовом картографическом продукте, но для уникальных задач нужны уникальные люди. Да и потребность рынка в картографах не так велика. То количество выпускников, которое даем мы и МИИГАиК, в принципе покрывает потребности рынка.

Касаются ли картографы в работе исторических данных?

Лично я имел опыт работы с такими проектами. У нас был проект «Трехмерная реконструкция городской исторической застройки с использованием технологий виртуальной реальности и геоинформационных систем (на примере исторического ландшафта Белого города Москвы XVI–XVIII вв.)», когда мы сделали небольшую 3D-среду, где можно побродить-погулять. Пока она находится в деморежиме и не выпущена в широкий доступ.

Далеко не все привыкли к онлайн-картам — кому-то по-прежнему проще использовать бумажные или спрашивать дорогу.

Стоит понимать, что любая работа с архивами требует квалифицированного труда историка — здесь правила игры диктует он, а не картограф. Хотя с картами XIX–XX веков мы можем работать и сами, для более старых материалов определенно нужен специалист, имеющий опыт работы с архивными материалами. И в нашем проекте такой специалист был. Это Ольга Георгиевна Ким — она очень много времени подбирала и выбирала материалы, привязывала их (наносила на современную географическую основу). Но в нашем случае все не так очевидно…  Тем более что если мы говорим об исторических планах, то они носят очень сухую информацию — подобие неких сегодняшних кадастровых участков: фиксировалось лишь то, где границы участка и кому они принадлежат. И хорошо, если это фиксировалось на плане; до середины XVII века такая фиксация велась в текстовом виде: «7 аршин по течению ручья… » Здесь работа картографа минимальна: мы лишь сводим все в единую базу, векторизуем и выполняем примитивную аналитику — в случае этого проекта пришлось моделировать формы рельефа, существовавшие на тот исторический период. На рассматриваемой территории (с севера она ограничена улицами Маросейкой и Покровкой, с востока и юго-востока — Покровским и Яузским бульварами, а с запада и юго-запада — Солянкой и Лубянским проездом) за последние 300 лет произошли значительные изменения. Раньше там протекала речка Рачка, которую засыпали к XIX веку. Но мы же реконструировали город по состоянию на XVIII век, и, конечно, долина Рачки должна была быть отражена. Из существовавшей в то время застройки до нас дошли единичные каменные палаты, например палаты Шуйских в Подкопаевском переулке, здание прямо выдвигается в переулок — как говорят архитекторы, «здание выходит за красные линии». Но в целом, конечно, территория очень сильно изменена. У того вида города с современностью очень мало общего.

Когда картография зародилась как наука?

Самые первые карты составлялись еще в палеолите; письменности не было, а графическое изображение местности было. В целом развитие карт на хорошей математической основе и с инструментальными методами началось в XVIII веке, тогда на уровне государств были запущены системные проекты по топографированию территории. Конечно, карты той эпохи не похожи на современные — они делались под другие задачи и цели, в первую очередь — военное изображение. Кстати, на картах, которые сделаны в XVIII–XIX веках, очень интересно изображен рельеф — с помощью штрихов крутизны (где круче — штрихи чаще, а на более пологой местности — реже), а на наших современных картах есть такая интересная характеристика, как огнестойкость, это считается важным.

Что картографы знают о Москве, чего не знаем мы? Может, что-то про карстовые озера или метро под Главным зданием МГУ?

Ситуация с карстом реально существует — все тревожно, но не критично. Боюсь в это залезать — не моя территория. Знаю потому, что был на конференции геологов, где как раз из-за карста не смогли утвердить правила инженерно-геологических изысканий по Москве.

Что касается Главного здания, могу сказать лишь то, что видел своими глазами. Там есть подвал, где размещается как техническое оборудование, так и некоторые научные инструменты и приборы. Но, конечно, ни о каких 30 этажах под землю речи не идет. Даже наоборот — фундамент у ГЗ мелкий, это было обусловлено технологиями строительства. Его же изначально хотели ставить на склоне Воробьевых гор. Но не поставили, потому что склоны бы «поехали» вниз. Туда, кстати, недавно хотели поставить памятник князю Владимиру. Но противники аргументировали, что грунт на горах неустойчив, все оползет и получится символично — сползающий князь Владимир. Хотя вообще-то картографы такими вещами обычно не занимаются — мы не работаем с конфликтами и группами интересов, мы фиксируем информацию и находим ей формы выражения.

Я на самом деле не представляю, где легально в России можно купить топографическую карту.

Что картограф знает о Москве, но не знает обыватель? Сказать сложно. Как пел Высоцкий, «удивительное рядом, но оно запрещено». Это касается не только Москвы, но и всей территории нашей страны — детальный картографический материал, создаваемый государственными организациями, имеет статус «для служебного пользования». Начиная с 1926 года все картографические материалы были служебным делом, и глобально с тех пор ничего не поменялось. В начале 2010-х президент Медведев рассекретил часть топографических материалов — формально стали доступны топографические карты в масштабах 1:100000 и меньше. Но опять-таки рассекретил не значит предоставил доступ. Я на самом деле не представляю, где легально в России можно купить топографическую карту. Нужна ли обывателю эта информация? Если только в порядке общей образованности. Она может быть нужна людям, которые специализируются и копают в сторону истории своих родных мест — здесь бы очень пригодились масштабные топографические карты. Что ни говори, а топографическое картографирование в нашей стране было поставлено очень хорошо. И если бы историки или даже любители имели доступ к таким материалам, то очень много споров и домыслов можно было бы опровергнуть обращением к фактическому материалу. Но что-то все равно несистематически появляется в доступе. Говоря о Москве предметно, удивительно смотреть на довоенные карты Воробьевых гор, где на месте кампуса МГУ проходила ветка железной дороги. Что касается всяких секретных бункеров и линий метро, рядовому обывателю, как и рядовому картографу, эта информация недоступна.

Нужна ли монополия на составление карт?

В Советском Союзе так и было. Существовали две организации, которые занимались топографированием местности: Главное управление геодезии и картографии при Совете Министров СССР (оно занималось картами на нашей территории) и Военно-топографическое управление, которое занималось картами территорий вне Союза. Помимо топографических карт практиковалось составление обзорных атласов отдельных республик и стран. Кстати, карт для широкого пользователя было не так много — туристических так вообще было буквально две. Сейчас же на карты как на инструмент повседневной жизни есть большой спрос, и он, не напрямую, конечно, но очень хорошо коммерциализируется: провайдер, предоставляя вам доступ к картам, собирает информацию о вас и дальше начинает зарабатывать на том, что он про вас знает. Качество таких карт ниже, чем тех, что выпускались раньше, поэтому некоторые возрастные специалисты считают, что нам нужно отказаться от свободы в этой сфере и вернуться к единому регулированию качества. Противоположный подход состоит в том, чтобы разрешить всем все. По факту дело обстоит так, что, когда вы делаете картографическую продукцию и называете ее картой, атласом и так далее, вы должны соответствовать всем тем требованиям, которые предъявляются со стороны государственного регулирования. Например, требования отображения границ. Для того чтобы это проверить, нужно проходить экспертизу — дело недешевое, долгое, подчас прямо коррупционное. На мой взгляд, регулирование все же надо снижать, а также стоит отказываться от жесткой секретности материалов. Какой смысл делать секретной карту масштаба 1:2000 на основании того, что наш противник может считать с нее важную стратегическую информацию, если ту же самую информацию можно прочитать в открытом доступе по открытым снимкам? Это не значит, что снимки не маскируются и не затираются. Например, посмотрите на центр Брюсселя, где «замылены» все контуры зданий штаб-квартиры НАТО.

Интересно, что все снимки сверхвысокого разрешения территорий России зарубежные. При этом из космических снимков можно вытянуть много информации — дешифрирование очень полезно, в частности, по тени от опоры ЛЭП можно определить класс напряжения и время постройки этой линии. Понятно, что спутник может сфотографировать все что угодно. Но это вопрос цены. Какое качество сейчас? Детальность — порядка 30–40 см, то есть увидеть канализационный люк со снимка можно, но распознать букву на нем — нет. Была ситуация, когда Трамп показал якобы снимок со спутника космодрома в Иране — там разрешение, конечно, получше. И нас всех до сих пор не отпускает вопрос, что же это было. Прототип спутника или рабочая серия, благодаря которой Соединенные Штаты уже могут снимать в таком разрешении? Но тогда это значительно бьет по аэрофотосъемке, которая хоть и надежнее, но значительно дороже.

Не отупляет ли, на ваш взгляд, такая доступность возможности ориентирования на местности пользователя, который и два шага без навигатора не делает?

Все-таки жизнь большинства пользователей упростилась — не забывайте, что раньше замечательный таксист мог час катать по Садовому приезжего, которому нужно было с Ярославского вокзала попасть на Казанский, теперь вы всегда знаете, куда едете, где находитесь и как пройти в библиотеку. Но далеко не все привыкли к онлайн-картам — кому-то по-прежнему проще использовать бумажные или спрашивать дорогу. Появление сервисов меняет вектор работы нашего мозга и пользовательский опыт, что влечет за собой смену ожидания качества сервиса. Хорошо это или плохо, я не буду давать оценку. Но рассмешу вас: даже с картами и навигатором люди по-прежнему теряются.

Что стоит почитать тому, кого заинтересовала картография?

Первое и главное — научно-популярный труд Марка Монмонье «Все географические карты лгут». Действительно, есть масса способов ввести читателя в заблуждение за счет картографического изображения как ненамеренно, так и намеренно. Монмонье популярно объясняет, как это можно сделать.

Фото: Светлана Скрыль