По всей России проживают около 2 млн выходцев из Таджикистана — и это самая приблизительная цифра: официальные данные разнятся между 1,2 и 1,8 млн, но это не считая нелегалов и тех, кто уже получил российское гражданство (в прошлом году это сделали более 29 тыс. человек). Русина Шихатова поговорила с представителями таджикской диаспоры об их проблемах, мечтах и жизни в Москве.

«Дайте людям право на работу!»

69-летняя Гавхар Джураева многих представителей таджикской диаспоры знает в лицо. Сама она в Москве оказалась в 1993 году, когда ей пришлось со всей семьей бежать от гражданской войны. «Первая волна мигрантов из Таджикистана была политическая, — рассказывает Джураева. — Война унесла жизни более 50 тыс. граждан, около полумиллиона оказались беженцами. Этим людям пришлось выживать в нечеловеческих условиях, но они адаптировались: назад было нельзя».

Джураеву всегда беспокоило положение мигрантов в Москве. Сначала она помогала своим согражданам как волонтер, но вскоре основала фонд «Таджикистан», а затем и правовой центр «Миграция и закон» — специально для помощи приезжим, попавшим в сложную ситуацию. «В России поначалу было много насилия в отношении мигрантов, — рассказывает она. — Была очень тяжелая картина: скинхеды нападали на дворников, били их, убивали…  Лишь благодаря тому, что среди переехавших в Москву оказались и журналисты, к этой проблеме удалось привлечь внимание».

После 1995 года правительство Таджикистана развернуло кампанию по возвращению своих граждан на родину. «Обратно вернулись целые села, — вспоминает Гавхар. — Нам с мужем даже вернули нашу двухкомнатную квартиру в центре Душанбе». Но правозащитница предпочла остаться в России. Гражданство Российской Федерации она получила на общих основаниях: «Американцы предлагали нам грин-карту, но мы отказались, иначе невозможно было бы заниматься правами мигрантов в России». За всю ее практику статус беженца в Москве получили всего 15 человек: остальные приезжие просто живут и работают: «Я всегда говорю: просто дайте людям право на работу! Ведь только имея возможность работать человек встанет на ноги, интегрируется».

Сейчас между Россией и Таджикистаном действует безвизовый режим, но необходимо оформлять регистрацию по месту пребывания, а для работы покупать патент. «Первая общетаджикская проблема в России — легализоваться», — считает экономист и языковед Умед Джайхони. Но, по его словам, в этом вина не только самих мигрантов. «Патент на работу стоит денег. Бывает так, что люди не успевают зарегистрироваться или оформить разрешение на работу вовремя не получается, и им приходится работать нелегально».

Правда, бывает и так — приехал человек на заработки, оформил все документы честно, проработал три месяца, а ему не заплатили. «К нам в основном обращаются именно с этим вопросом, — продолжает Гавхар Джураева. — Чаще всего достаточно позвонить работодателю и пригрозить буквой закона, чтобы он выплатил обещанное».

«Важен общий язык»

Сам Умед Джайхони в Москве живет больше 20 лет. Ему довелось работать ведущим на мероприятиях, журналистом и переводчиком. «В Москве много иранских туристов, у нас с иранцами общие язык и культура, много сходств, — рассказывает он. — Так что я нашел свою нишу и стал работать, ориентируясь на иранцев. Когда-то у меня была своя фирма, переводческое бюро — консультировали иранцев, как вести бизнес в России. Но после того, как Иран попал под санкции, все сошло на нет. Поэтому сейчас работаю в банке».

За новостями из Таджикистана Умед следит постоянно: «Я только физически здесь, а духовно там». На родину он иногда ездит, но вся его семья живет в Москве.

С таджикской диаспорой Умед общается много. Помимо основной работы он волонтер «Нур-Центра» на Угрешской улице — общественной организации, которая объединяет выходцев из Таджикистана («Нур» на многих восточных языках означает «свет». — «Москвич Mag»). Объединение существует за счет пожертвований общины, цель — культура и досуг, интеграция и взаимопомощь. «Однажды нас настигла беда. Мужчина 40 лет заболел раком, мы за счет общины оплатили сначала его операцию, а потом и возвращение на родину, — вспоминает Умед. — Бывало, что у кого-то на родине что-то случилось и срочно нужно поехать в Таджикистан — мы всегда помогаем».

«Наша община многоязычная, мы общаемся на семи разных памирских языках, — объясняет Умед. — Нас сплотила духовная жизнь. Самый большой праздник — Навруз, восточный Новый год, 21 марта, обязательно отмечаем и дома, и в культурном центре. Бывает, арендуем целый стадион для культурных и спортивных мероприятий. Ежегодный турнир по дзюдо, например. Для нас очень важно находить общий язык с обществом, в котором мы живем».

Между собой община говорит на памирских языках, в том числе на таджикском, но для детей, которые растут в России, русский тоже становится родным. «Мне удобнее всего говорить по-русски, это для нас общепринятый язык», — говорит другой волонтер «Нур-Центра», 24-летний Рамеш Неккадамов. Рамеш родился на Памире, в детский сад ходил в Хабаровске, куда родители приехали на заработки, а с восьмилетнего возраста учился в Москве и здесь же окончил университет. Теперь работает организатором мероприятий. «Проводим спортивные состязания, соревнования по волейболу и по борьбе. Бывает, до 300 человек собираются. У памирской молодежи проблемы те же, что и у всех россиян. Многие здесь выросли, живут, получают образование, как все остальные, и находят себе работу».

«Постоянно думаю о семье и детях»

«Я русским языком хорошо владею, поэтому у меня проблем с документами нет, — с гордостью говорит 37-летний прораб Бабур Алимов. Выпускник Таджикского государственного педагогического университета уже 16 лет зарабатывает на жизнь ремонтом квартир. — По национальности я узбек, но у меня таджикский паспорт, и все мои родственники тоже здесь: отец, родной брат, его два сына, дядя и его сын, всего нас больше 15 человек. Работаем все вместе, а жены и дети там, на родине».

Свой первый ремонт Бабур сделал в 2004 году в Одинцово, а до этого начинал как подсобный рабочий. «Штукатурку научился делать, шпаклевку. Нормальная работа, меня устраивает, — говорит он. — Думал сначала сделать сайт в интернете, но тогда налоги надо платить. Сейчас клиенты сами меня находят, друг другу советуют — и у фээсбэшника делал ремонт, и у полковника делал, и у профессора МГУ».

С общественными организациями таджикской диаспоры Бабур не знаком: «Мы с рабочими обычно после работы сразу ложимся спать — иногда в выходные в сауну ходим, смотрим кино. Нас, Алимовых, в Москве очень много, и одноклассников у меня здесь много. Но с ними редко встречаемся, у каждого свои проблемы».

К московскому климату гость из теплой страны привык быстро и даже замечает, что зима ему нравится. «Люблю гулять по паркам — везде был в Москве, знаю ее как свои пять пальцев. В Мавзолее еще не был, а был в археологическом музее, после Нового года можно было бесплатно сходить — всякие там находки интересные».

Живет Бабур обычно там, где идет ремонт. А когда работы нет, возвращается к родным. «Бездельничать не хочу, — признается он. — У меня два сына и две дочки, постоянно думаю о них. Мечтаю, чтобы сыновья учились в Москве, чтобы образование получили нормальное. Не хочу, чтобы они, как я, стройкой жили, а чтобы вечерком после работы со своей семьей могли быть».

Каждый месяц Бабур, как и многие трудовые мигранты, отправляет деньги на родину. Квадратный метр ремонта в Москве стоит от 7 тысяч рублей, и чем больше квартира, тем больше заработок. Точно так же и с уборкой.

«Мы здесь не для себя работаем», — говорит 28-летняя Офтоб, младшая в семье из четверых детей. Имя Офтоб в переводе с таджикского означает «солнце». У себя на родине, где остались ее родители, она получила медицинский диплом, а в Москве вместе с сестрой зарабатывает уборкой квартир. Стоимость таких услуг начинается от 2 тыс. рублей. За съемную квартиру на «Тушинской» Офтоб с мужем платят 40 тыс., еще 9 тыс. стоят трудовые патенты. Каждые три месяца нужно обновлять регистрацию, за нее платят еще 6 тыс. рублей. «Квартиру нашла через людей, у которых работала, а иначе тяжело найти», — признается она.

С самого 2011 года, когда Офтоб приехала в Москву на заработки, на родной Памир она больше не возвращалась. «По горам очень скучаю, у нас ведь самые большие горы!» — говорит она. Замуж девушка вышла уже в Москве. Ее муж — электрик, тоже из Таджикистана, и тоже памирец. Познакомились через родственников. Теперь мечтают построить дом и обзавестись детьми, а затем подать документы на российское гражданство — это существенно облегчило бы жизнь молодой семьи. «Мне хотелось бы свой дом на Памире, но муж там не хочет, хочет в Москве остаться — а как муж говорит, так ведь и будет все равно».

Фото: Карина Градусова