Вместе с нами в квартирах живут десятки видов насекомых. И не просто живут, но ведут настоящую войну за существование в глубине наших кухонных шкафов и диванов. Привычные виды вроде черных тараканов оказываются на грани исчезновения, зато им на смену приходят новые, прежде не замеченные в Москве насекомые.

— Вот совершенно новый для Москвы вид — тропический постельный клоп. Он стал попадаться нам только в 2015 году, — биолог Роман Хряпин снимает с полки открытую стеклянную банку с надписью «Сколково 2018».

Клопов собрали, конечно, не в инновационном центре «Сколково» и даже не в одноименной бизнес-школе, а в приюте для бездомных, который в Сколково тоже имеется. С виду эти насекомые от обычных клопов ничем не отличаются. Единственная заметная неспециалисту разница — эти клопы могут карабкаться по отвесной гладкой поверхности благодаря клейким волоскам на голенях. Поэтому верхнюю часть сколковской банки изнутри смазали вазелином — чтобы не выбрались. Но главная сила нового вида в том, что он объявил классическим постельным клопам половую войну.

— Попав, скажем, в один диван, тропические самцы начинают активно спариваться с самками обычного клопа даже если есть свои свободные самки. В результате самки вражеского вида начинают откладывать стерильные яйца, и тропический вид их вытесняет, — объясняет Хряпин.

Благодаря этому новые клопы ощутимо потеснили старых — 80% обращений в санитарную службу в Москве приходится на пришельцев из тропиков. В ГУП «Московский городской центр дезинфекции» держат оба вида. За клопами здесь ухаживают и кормят мышами, на время запуская бедных зверьков в самый клоповник. Тут насекомые, впрочем, как и мыши, служат целям науки.

У Центра дезинфекции в Москве шесть филиалов. Но только здесь, в мрачном бетонном здании в начале Ярославского шоссе, имеется испытательный лабораторный центр — мозг всей структуры, защищающей москвичей от насекомых. Работают в нем два биолога. Один — Роман Хряпин, классический ученый лет сорока, в очках и при бороде, так любит членистоногих, что даже дома держит редких скорпионов. Его молодой напарник Александр Матвеев покрыл руки татуировками с жуками. В общем, это очень увлеченные люди.

Черные русские

Длинный коридор увешан указателями «Прием павших животных», туда по стрелке столичные дезинфекторы, возвращающиеся с объектов обработки, должны приносить дохлых крыс и складывать в ведерко для последующей заморозки и утилизации. По сторонам открываются двери крошечных лабораторий. В каждой из них стеллажи, уставленные банками, контейнерами, аквариумами и террариумами с образцами. Насекомые ранжированы не только по виду, но и по месту сбора. Ведь некоторые колонии уже выработали устойчивость к большинству препаратов.

— Вот эти не очень устойчивые, — Роман показывает на кишащую рыжими тараканами банку «Общежитие». — А самые устойчивые у нас те, с одного подмосковного хлебозавода.

Гнездо для тараканов делают из втулок от туалетной бумаги и сложенного в гармошку картона. Прусаки густо покрывают все эти поверхности. Вообще-то тараканы — настоящие индивидуалисты. Они даже устойчивых пар не образуют и о потомстве не заботятся. Но когда корма хватает, могут жить довольно скученно. А кормят их здесь плотно: хлебом, комбикормом для грызунов, творогом, морковью, капустой и яблоками. В каждой банке — поилки с водой: тараканы, оказывается, очень чувствительны к недостатку питья.

В другой банке должны быть черные тараканы, те самые, гоголевские, которые «выглядывали как чернослив из всех углов». Но живых их в банке нет — только трупы. Зато по ним резво шныряют прусаки, которые каким-то образом пробрались и сюда. Это, можно сказать, модель московской ситуации в миниатюре. Рыжие тараканы вытесняют нашего исконного черного, который до XVIII века единолично правил на наших кухнях. Исконность этого вида подтверждается и тем, что в южных регионах нашей страны он может выходить из домов и жить в дикой природе.

А вот прусак, возможно, действительно пришел из Германии. Он, кстати, не только у нас ассоциируется с этой страной. Его научное, данное Карлом Линнеем название Blattella germanica ясно намекает на германский след. И только сами немцы упрямо называют рыжего таракана русским.

Почему прусаки побеждают черных московских тараканов? Во-первых, они съедают их яйца. Тараканьи самки откладывают яйца не просто так, а в большую хитиновую емкость — оотеку. Тараканихи разных видов поступают с нею по-разному. Прусачки носят их на брюшке почти до того момента, как начнут вылупляться детеныши. А вот черные русские просто бросают оотеку, где придется. И прусаки съедают еще не вылупившееся потомство.

Во-вторых, сама жизнь в Москве изменилась. При печном отоплении в домах было тепло и влажно. А чугунные батареи принесли сухой жар, который хорошо переносят лишь прусаки. В наши дни черные тараканы встречаются только в саунах, банях и канализационных коллекторах, в общем, там, где тепло и влажно, как раньше в домах.

Эти условия стараются поддерживать и в лаборатории. На стене — два термометра, чтобы мерить температуру и влажность. Так вот, сейчас +28 градусов и 77-процентная влажность.

Совсем недавно появился и третий претендент на наши кухни и плинтусы — таракан американский, Periplaneta americana. Он похож на увеличенного втрое рыжего. Нормально переносит сухой воздух, а оотеку прячет в укромное место: так просто ее не съешь. Причем американцы могут сами без проблем употребить в пищу зазевавшегося прусака. В одной из банок живут и устрашающе скрежещут лапками по картону представители этого вида 3,5-сантиметровой длины.

Уходящая натура

Вшей в испытательном лабораторном центре не держат.

— У нас в соседнем здании есть санпропускник, и когда нам нужны вши, мы просто идем туда и собираем их с какого-нибудь бомжа. Бомж обычно не против, он ведь и сам от этого выигрывает, — рассказывает Роман.

Правда, получить так можно не всякую вошь — лобковых столичные дезинфекторы не встречали уже очень давно. И это не наша московская тенденция, а международная. Энтомологи уже пять лет бьют тревогу. Виновато распространение интимных стрижек, лишающих насекомых привычных мест обитания.

— Главное отличие разных вшей, живущих на человеке, друг от друга — клешни на концах лапок, которые они используют для захвата волос, — объясняет биолог. А на голове волосы тоньше, чем на теле.

— Так что единственная надежда на выживание лобковых вшей — мода на пышные бороды. Но как же два вида, когда три? Есть ведь и головная вошь, и платяная.

— Это не разные виды, а две формы одного. Платяная чуть крупнее и чуть шире. Но если вошь из складок платья пересадить на голову, то через несколько поколений она приблизится к головной. И наоборот, — говорит Роман.

Видовое разнообразие блох в Москве тоже, похоже, сокращается. По крайней мере собачьих и человеческих блох московские дезинфекторы не наблюдали очень давно. Только кошачьих и крысиных.

— Я человеческую блоху вообще видел только в коллекции, — признается биолог.

С молью тоже не все слава богу. Вообще-то ее у нас два вида: платяная и шубная. Первая ест и шерсть, и мех, а вторая питается одним мехом. Так вот, шубная в Москве тоже последнее время не попадается. Похоже, со сменой моды у нее стало сильно хуже с кормовой базой. Если вдруг где-нибудь ее увидите, то узнаете по темным пятнам на крыльях. А вот платяную моль в лаборатории разводят. Кормят ее здесь шерстью-сырцом.

Зато у шерстяных вещей новый враг. В 2015 году в Москве объявился ранее не встречавшийся здесь кожеед Dermestes haemorrhoidalis. Многие даже не догадываются о существовании в наших квартирах этого насекомого. Так вот, кожееды — это такие маленькие коричневые жучки. Едят они меховые и шерстяные изделия, засохшую колбасу, волосы, сухой мелкий мусор, корм домашних животных, носки с начесом, мохеровую ткань, ковры и высохшие трупы. В отличие от привычных живущих в Москве собратьев новый кожеед крупный — чуть ли не сантиметровой длины и очень прожорливый.

Воздушная угроза

Летающих насекомых в банке не удержишь. Поэтому взрослые комары и мухи содержатся в прозрачных квадратных контейнерах, жужжащих и пищащих изнутри.

Мух в Москве можно встретить порядка 50 видов, но постоянно в квартирах живут меньше десяти из них. Это комнатная и малая комнатная мухи, крошечные горбатки и 5–6 видов дрозофил. Все они здесь есть. Взрослых насекомых заботливо кормят сахаром.

С личинками сложнее. Мухи, как известно, любят откладывать яйца в нечистоты и всякие разлагающиеся продукты. Но в лаборатории обходятся малой кровью, разводя опарышей в размоченных отрубях.

— Потрогайте, какая теплая, — Роман Хряпин протягивает мне банку с жирными опарышами.

Банка и правда горячая. Личинки выделяют много тепла.

В соседней комнате стоит стол, а на нем — маленький аквариум, который кишит желто-коричневыми червячками. Их подкармливают шариками рыбьего корма. Это личинки комара кусаки желтолихорадочного (лат. Aedes aegypti). Помимо желтой лихорадки он может переносить лихорадку Денге и вирус Зика. Но может — это, конечно, не значит, что переносит. По крайней мере те, что в московской лаборатории, не заразны. Раньше такие комары-кусаки водились только в тропиках и субтропиках, а в нашей стране вообще не попадались. Но последние годы их встречают на юге России. И всем дезинфекторам приказано исследовать новый вид как потенциальных разносчиков смертельных заболеваний.

А вот малярийные комары в столице были всегда. Их тут сразу несколько видов рода Anopheles. Правда, чтобы комар кого-то заразил малярией, он должен сам ею где-то заразиться. Комары от этой болезни и сами страдают, у них образуются опухоли в кишечнике. Но никто их не жалеет.

Как известно, кровь пьют только самки и только перед тем, как отложить яйца. Но, заразившись однажды, она может потом снова отложить яйца, а значит, и укусить человека еще 3–4 раза. Отсюда и опасность заражения.

Обычно подцепить малярию московскому комару не от кого. Но в преддверии чемпионата мира по футболу городские службы перестраховались и сплошь обработали все 929 московских водоемов специальными средствами для уничтожения личинок — ларвицидами.

Даже в обычном режиме дезинфекторы обходят городские пруды хотя бы раз в месяц. Они стараются зачистить берега от дикой растительности и травят личинок.

Впрочем, не все комары живут в прудах. Комар обыкновенный давно уже образовал отдельную форму molestus, то есть стал подвальным комаром. Он обитает в подтопленных подвалах и коллекторах и кусает москвичей невзирая на время года. То, что последнее время их стало меньше, говорит только о бдительности коммунальных служб.

Полигон

Конечно, все эти насекомые живут в лабораторном центре не просто так. Когда приходит время, они становятся объектами испытаний. Происходит это в небольшой лаборатории на левой стороне коридора. Сейчас тут идут опыты с тараканами. На столе сложены фанерки, обрызганные отравой. На каждой фанерке — длинный вертикальный стеклянный цилиндр, куда сажают прусаков, чтобы те 15 минут контактировали с ядом. Потом тараканов берут пинцетом, перекладывают в отдельную плошку и считают долю погибших. Некоторые сразу умирают, другие долго еще дергают лапками. Здесь-то и становится понятно, какие средства эффективны.

Многие помнят рекламу чудодейственного препарата из 1990-х, который якобы заражал таракана микробами, и болезнь потом выкашивала целую колонию. Это все была неправда.

— Никакого биологического оружия против тараканов не существует, — уверенно заявляет Роман Хряпин.

Есть только химическое. Большинство химикатов действует на нервную систему насекомых, и те либо затормаживаются до смерти, либо, наоборот, погибают от перевозбуждения.

— Хотя существуют еще ингибиторы синтеза хитина. Они не дают насекомым развиваться и убивают личинки, — добавляет Александр Матвеев.

Помогает и дедовский способ — шарики из яичного желтка, сахара, картошки и борной кислоты, которая сжигает тараканам пищеварительную систему.

Зато старинный способ борьбы с клопами методом вымораживания совсем не действует. Постельные клопы, говорят биологи, спокойно переживают долгие зимы в неотапливаемых помещениях. Зато новый клоп, тропический, умирает уже при –5 градусов. Есть и у него слабость.

Ближе к окну установлены два куба из прозрачного пластика: один со стороною метр, другой чуть поменьше. Они предназначены для опытов над летающими насекомыми. Самый страшный эксперимент — с репеллентами.

— Для этого мы обрабатываем руку спреем и суем ее в короб с комарами, а потом считаем укусы, — рассказывает Хряпин. — Если укусов меньше трех, то средство работает.

Роман и Александр, как настоящие слуги науки, проводят эксперименты на себе.