Примерно 20% из 3–3,5 млн мигрантов в Московской агломерации — это выходцы из Таджикистана. Это самая бедная из бывших советских республик Средней Азии. Пятая часть из ее девятимиллионного населения единовременно находится на заработках в России и в меньшей степени — в Казахстане. Отчисления трудовых мигрантов составляют почти половину ВВП республики.
Но рекорд по показателям миграции среди жителей Таджикистана поставили обитатели его восточной части — Горного Бадахшана, который занимает 45% территории республики и расположен в высокогорьях Памира. Эти земли — один из самых высокогорных регионов планеты. Их иногда называют «Крышей мира».
Памир — это несколько узких речных долин, разделенных крутыми и пустынными хребтами. Здесь очень мало пригодной для обработки земли. Существовавшая в советские годы промышленность сегодня не работает. Прокормить себя в этих краях практически нечем. Население Бадахшана невелико — всего 216 тыс. человек, разбросанных по двум сотням кишлаков и поселений. Примерно все здесь, кто способен работать, какой-то период жизни проводят в России на заработках. По словам председателя региональной общественной организации «Нур» Карамшо Мамаднасимова, в России сегодня одномоментно находятся около 50 тыс. памирцев, большинство из которых работают в Москве и ее окрестностях.
Памирцы говорят на дюжине разных языков восточноиранской группы. Эти древние диалекты наследуют языкам арийских племен, шедших через горные перевалы в Индию и Иран. Когда-то на них говорили жители великих цивилизаций Согда и Мавераннахра, но сегодня их ареал редко выходит за пределы одной-двух небольших долин. Есть языки, на которых говорят жители всего пары кишлаков, а число носителей едва превышает тысячу человек. Носителей одного из них, ишкашимцев, соседи называют «немцами», настолько их речь непонятна. Памирцы отличаются от других народов региона по религии. Большинство из них исмаилиты, а народы вокруг относятся к суннитской ветви ислама.
Среди жителей Памира необычно много людей с высшим образованием. Крохотные кишлаки, в которых часто нет автомобильной дороги и электричества, населены дипломированными врачами, инженерами, музыкантами и педагогами. «А чем там еще заняться? — отшучиваются памирцы. — Земли мало, зимы длинные, остается только книги читать». Образование и знания редко кому приносят богатство в тех краях. Да и в Москве мало кого интересует, сколько языков знает или сколькими дипломами владеет сантехник, чинящий кран в ванной, или строитель. Памирцев не выделяют из общей массы таджикских трудовых мигрантов. А вместе с тем эта самобытная диаспора существует и создает свою уникальную культуру.
 |
Абдумамад Бекмамадов |
— Я никогда не думал, что придется взять в руки шпатель, — говорит Абдумамад. — Мне отец запрещал с камнем работать. Говорил: «Ты музыкант. Пальцы береги». Абдумамад не уберег. На большом пальце левой руки не хватает одной фаланги.
В Москву Абдумамад впервые приехал еще в 1986-м как призывник Советской армии. Вместе с сослуживцами он ходил по столице во время увольнительных и самоволок, рассматривал достопримечательности. Сейчас, когда он рассказывает об этом землякам, ему никто не верит. Говорят, он пересказывает какой-то фильм. Но так и было: москвичи тогда были приветливыми и гостеприимными. «Если дорогу спросишь, тебе не только расскажут, как пройти, тебя прямо за руку доведут».
Потом Абдумамад вернулся на Памир. Окончил там институт культуры и даже чуть больше года успел поработать актером в театре в Хороге, столице Горного Бадахшана. В 1991-м развалился СССР, а в 1992-м в Таджикистане началась гражданская война. Бадахшан оказался в блокаде, отрезанный от плодородных земель. В области начался голод, людям стало не до театра. Выживали натуральным хозяйством и гуманитарной помощью, которую поставлял в Бадахшан фонд Ага-хана, духовного лидера исмаилитов. Но даже после завершения войны жизнь в горах осталась тяжелой. Экономика лежала в руинах, а земли больше не стало. Тысячи людей отправились за границу. Абдумамад уехал из дома на третий день после рождения своего первенца. Вновь он увидит сына только через пять лет.
Москва конца 1990-х была не самым гостеприимным городом. Работу найти было сложно. Работодатели часто «кидали» на деньги. Мигранты жили по 10–15 человек в съемной квартире, в которую по ночам ломились милиционеры, собиравшие с них дань. Дни, месяцы и годы проходили в постоянных поисках работы и жилья, в тяжелом монотонном труде. Абдумамад был строителем, дворником, поваром, грузчиком, снова строителем.
Но еще он был музыкантом. Вначале была проблема: играть дома было нельзя. Во-первых, там спали уставшие, вернувшиеся со смены люди. Во-вторых, вечером соседи могли пожаловаться на шум, и тогда явится милиция, прогонят с квартиры. Поэтому собирались изредка с земляками, играли для себя, где придется. Иногда приходили другие памирцы, просто послушать знакомые с детства народные песни. Их круг расширялся. Растущая памирская диаспора организовывалась. Земляки создали общественную организацию «Нур» (в переводе «Свет»). Появилось место и для репетиций, и для периодических выступлений. Абдумамад выступал все чаще. Помимо народных песен он стал исполнять и собственные. Он пишет о том, чем живет сам и тысячи его соотечественников, оказавшихся в чужой стране. В переводе эти песни звучат как сухая проза, но когда слышишь их вживую, то они трогают сердце:
Сегодня все мы вдали от родины,
От своих родителей, от детей и от родных,
На чужбине скучаем,
От родителей, от детей и от дома далеки,
В чужой стране мы в разлуке,
Или место ищем, или дорогу, или работу,
Мир неспокойный, везде опасно.
В сентябре 2012-го Абдумамад впервые за 20 лет вышел на сцену как драматический актер. В московском Театре.док была поставлена «Акын-опера». На сцену выходили трое — уборщица, плиточник и помощник маляра. Они рассказывали свои истории. Простые, бесхитростные. О том, на какой стройке лучше работать, о том, как доехать от Памира до Москвы, о войне, о смерти и о доме. Каждый рассказ сопровождался песней. Стихи к песням писал Абдумамад, музыку использовали народную. Каждый раз спектакль проходил при полном зале.
В 2014-м авторы и исполнители «Акын-оперы» получили главную российскую театральную премию — «Золотую маску». Церемония награждения происходила в Большом театре. Абдумамад пришел после рабочего дня на стройке, он едва успел переодеться. Ему вручили приз «за преданность традиционной музыкальной культуре своего народа в экстремальных жизненных условиях».
— Спасибо! — сказал улыбающийся Абдумамад со сцены. — Обращайтесь, пожалуйста. Мы сантехники и обои клеим…
Этот странный переход от сцены к стройке, от шпателя к микрофону в его жизни случается постоянно. На репетиции в театре Абдумамад часто приходил с опозданием. Его задерживали на работе. А как-то раз их с братом избили у метро скинхеды. Он попал в больницу, а на следующий день у него был спектакль. «Все билеты уже продали, нельзя было не прийти», — объясняет он. Он пришел и сыграл свою роль прямо с больничными бинтами на лице.
Настоящее народное искусство так и создавалось веками в коротких перерывах между тяжелой, изнурительной работой. Его творили мужчины и женщины, рассказывавшие о своей доле, о своих мечтах и страхах.
Среди ночи приходит с работы, а рано утром уходит,
На цыпочках ходит по квартире, чтобы не разбудить других,
Наши красавицы вот так работают в Москве,
Мое сердце, сестренка, обливается кровью,
Не знаю, как помочь, никто не будет жалеть тебя.
Только ты сама себе можешь помочь,
Скажите тогда: нужно такое государство и такая Родина?
За 21 год он только трижды был дома. За это время у него родились и выросли трое детей. Когда он приехал впервые, жена встречала его в аэропорту с сыном и каким-то другим ребенком того же возраста. «Если ты не узнаешь своего, — предупредила она, — я тебе сама куплю обратный билет». Абдумамад узнал. Чужой ребенок глядел по сторонам и пританцовывал, а его собственный не отрывал глаз от выхода из аэропорта — ждал отца, которого никогда не видел.
Музыканты, поэты и строители
Мы разговариваем с Абдумамадом в маленькой чайхане возле метро «Рязанский проспект». Я рассказываю ему, как меня удивило, что памирский священнослужитель, он называется «халифа», у которого мы останавливались на ночлег во время путешествия по Бадахшану несколько лет назад, целый день работал в поле как простой крестьянин. Оказывается, в Москве памирские священники тоже трудятся наравне со всеми.
— А эти тоже, — машет рукой Абдумамад, — кто на стройке, а кто по квартирам ремонт делает.
Лишь очень немногие из памирцев находят работу по специальности в Москве, рассказывает Карамшо Мамаднасимов. Хотя у многих есть диплом о высшем образовании, в России многие учреждения не признают таджикские дипломы. А главное, у людей совсем нет времени искать работу, получать опыт, повышать квалификацию. С первого дня в Москве мигрант должен что-то зарабатывать, чтобы оплачивать трудовой патент, квартиру, питание, а еще и отправлять что-то домой. Поэтому большинство выходцев из Бадахшана трудятся простыми рабочими. Средний заработок небольшой — от 40 тыс. до 50 тыс. рублей в месяц. Это при том, что рабочий день может длиться и 10, и 12 часов, а выходных может и вовсе не быть.
 |
Карамшо Мамаднасимов |
В отличие от многих других диаспор у памирцев нет «своего» национального бизнеса.
— Они, по-моему, совсем не умеют торговать, — смеется по этому поводу Абдумамад, говоря о своих соотечественниках.
Торговля на Памире действительно никогда не была в почете. Крестьяне и ремесленники, поэты и музыканты, горцы даже в советское время почти никогда не работали в торговле. На памирских базарах продавцы, как правило, приезжие. Чаще всего узбеки из Оша. Сейчас руководство диаспоры с завистью смотрит на другие этнические общины, которые, бывает, контролируют целые сектора экономики. Карамшо Мамаднасимов говорит:
— Нет, никакого своего бизнеса у нас пока нет. К сожалению. Я говорю «к сожалению», потому что сейчас памирцы выходят на рынок труда поодиночке. И поэтому находятся в уязвимом положении. А есть как минимум две сферы, в которых мы могли бы преуспеть. Во-первых, медицина. Несмотря ни на что, у нас только в Москве сейчас более 120 практикующих врачей. Ну и, во-вторых, строительная отрасль. Если здесь создать какой-то проект, то он бы генерировал дополнительный капитал, который нам нужен для наших социальных задач.
Если в бизнесе памирцы пока не преуспели, то в социальной и культурной сфере у них есть чему поучиться. За четверть века трудовой миграции они выработали здесь огромный опыт. Началось все с организации.
«Нур» значит свет
Связи в диаспоре начинаются на уровне кишлака. Выходцы из одной деревни связаны друг с другом. Когда-то, еще до эры интернета, они лично встречались каждую неделю, обсуждали свои проблемы, планировали общие дела. Теперь вместо уличных встреч — чаты в вотсапе. В таком чате может быть от сотни до 300–400 человек. Во главе группы стоит «раис», на иранских языках — председатель. Он отслеживает, какие проблемы возникают у земляков. Кто заболел, кто потерял работу, у кого трудности с жильем или с документами, а кто не может оформить ребенка в школу или детский сад.
Кишлачные группы объединяются по районам Бадахшана — шугнанский, рушанский, ишкашимский и т. д. Все вместе они образуют единую сеть, которая в 2012 году была зарегистрирована как региональная общественная организация «Нур». Каждый памирец ежемесячно отчисляет из своих заработков несколько сотен рублей в общий котел. Это основной доход диаспоры. Правда, есть и еще один источник дохода. Небольшие суммы памирское землячество получает от Фонда развития духовного лидера исмаилитов Ага-хана IV. На эти деньги «Нур» арендует офис и платит две ставки — бухгалтеру и офис-менеджеру. Но вся остальная деятельность финансируется из членских взносов.
В составе «Нура» девять отделов: по спорту, культуре, социальным вопросам, образованию, по делам женщин и т. д. Культурный отдел организует мероприятия вроде тех, на которых выступает Абдумамад. Иногда это камерные встречи для земляков. Но проходят и огромные фестивали, например «Памир—Москва» и «Крыша мира», где выступали не только памирские, но и известные российские музыканты.
Образовательная работа сосредоточена преимущественно в офисе организации на «Кожуховской». Там ежедневно идут уроки для детей. Община оплачивает учителей русского и английского языков, а также математики для памирских детей, которым трудно учиться в московских школах. «Многие наши земляки не могут позволить себе репетитора, и мы стараемся помочь их детям наверстать отставание и преуспеть», — говорит Карамшо.
Пока сил и возможностей организовать образование для детей по другим предметам не хватает. Например, нет преподавания родного языка, и некоторые дети начинают его забывать. Приоритет отдается русскому и другим главным школьным дисциплинам.
— Мы для себя поставили главную цель — это интеграция наших соотечественников в российское сообщество. Это важнее всего. Это предупреждает потенциальные проблемы, когда люди плохо говорят по-русски, когда у них низкая квалификация. И чем больше эта пропасть, тем больше рисков ненужных проблем. И мы занимаемся с нашими детьми, чтобы они были хорошими, квалифицированными специалистами, чтобы у них было максимум взаимоотношений с российским обществом, чтобы они общались со своими сверстниками, а не варились в собственном соку, — рассказывает Карамшо.
Но больше всего сил уходит на социальную работу. «Нур» поддерживает своих социально незащищенных членов — многодетные семьи, матерей-одиночек и пожилых. Диаспора взяла на себя работу с детьми, больными ДЦП, для которых организуют кружки и творческие мастерские. Их родители работают целыми днями и не в силах заниматься этим сами.
Фактически землячество взяло на себя роль социального государства, поддерживая нуждающихся и слабых. Эта традиция взаимопомощи восходит к общинному наследию памирских кишлаков, где соседи издревле помогали друг другу, вместе заботились о сиротах и вдовах. Значение этой работы особенно выросло во время эпидемии, когда тысячи мигрантов одновременно оказались без работы и средств к существованию.
В «Нуре» уже в марте создали кризисный штаб, в который вошли главы всех комитетов и раисы районов. Силами волонтеров организовали горячую линию, на которую стекались самые неотложные проблемы. Кого-то не взяла скорая, у кого-то паническая атака. Среди памирцев довольно много дипломированных медиков, поэтому сразу наладили службу психологической помощи. Помогали оформлять документы, вызывать врачей и объяснять им ситуацию, давали базовые рекомендации. Взяли на себя помощь тем, кто потерял жилье, оставшись без заработков. В каких-то случаях удавалось договориться с хозяевами квартиры, гарантировав им выплаты. В других ситуациях подыскивали людям временное жилье, обычно у кого-то из земляков. Уже в середине апреля «Нур» начал раздавать продуктовую помощь самым пострадавшим — тем же многодетным, старикам и матерям-одиночкам. За три месяца раздали 5500 коробок по 28 кг каждая, больше 150 тонн продуктов.
В итоге памирская диаспора прошла эпидемию с малыми потерями. На 50 тыс. человек было зафиксировано лишь 15 летальных исходов (все они пришлись на пожилых и тяжелобольных людей). Даже бедное и немногочисленное сообщество может добиться многого, если ставка будет сделана на взаимную поддержку и солидарность.
Когда я разговаривал с Абдумамадом, я спросил, не случается ли у памирцев стычек с выходцами из других регионов Таджикистана, с которыми их когда-то разделяли фронты гражданской войны. Он лишь отмахнулся:
— Да какая разница, шугнанец, кулябец, таджик, русский. Здесь мы все рабочий класс.
Фото: Елена Шалкина