31 марта, на второй день режима самоизоляции, пошел снег. После самой теплой московской зимы, после сумасшедших 15 градусов, до которых воздух прогрелся в последние мартовские выходные, когда тысячи москвичей легкомысленно вышли в парки, чтобы пожарить шашлыки и поиграть в мяч, небо закрылось густыми тучами, и на город посыпалась белая крупа.
Погода выкидывала свои обычные мартовские штуки, но расшатанные сводками новостей и массовой истерией нервы заставляли видеть за каждой из них тревожные предзнаменования.
В тот последний день марта я вышел из дома. Мой подъезд смотрит во двор — обычный, заросший тополями и акациями двор в спальном районе Москвы. Припаркованные у входа автомобили были укрыты снежными холмиками. Прохожих никого не было, ни одна машина не проезжала по опустевшей улице.
При виде этого нетронутого снега, накрывшего замерший город, я вспомнил слова патриарха Никона, который почти 400 лет назад вернулся в Москву, опустошенную страшной чумой 1654-го. Его тогда тоже поразил вид столицы, где на месте шумных торжищ и людских толп царила унылая пустота. А многолюдные прежде «дороги покрыты снеги и никем суть не следими, разве от пес». От моего подъезда в глубь двора тянулась одинокая цепочка маленьких когтистых следов.
Эпидемии и бедствия всегда вызывали вспышки паники и апокалиптических предчувствий. «Мир никогда не будет прежним», — говорили застигнутые врасплох обыватели. Интеллектуалы тоже писали об этом, выискивая в недавнем прошлом признаки разразившейся беды. Но каждый раз снег таял, трава пробивалась сквозь замерзшую землю, созревал новый урожай, объявлялись новые войны, приходили свежие новости. И жизнь упрямо возрождалась с новой силой. Правда и то, что каждый раз мир менялся. Редко кому удавалось заранее разглядеть его новые контуры. Но попытки никогда не прекращались. И они сами становились фактором перемен. Попробуем в очередной раз разглядеть сквозь серую московскую пустоту необъявленного карантина, каким станет мир после него.
Звезда Полынь
Заглянуть за край десятилетиями установленного образа жизни можно, только вообразив космическую катастрофу или взрыв супервулкана. «Представить себе конец капитализма сложнее, чем конец света», — сказал об этом как-то Славой Жижек. Да что там капитализм, многим не хватало фантазии представить свою страну во главе с новым президентом. Зато теперь настала пора высвобождения фантазии: картины будущего, непохожего на недавнее прошлое, складываются в калейдоскопы.
Мировые СМИ буквально напичканы алармистскими заголовками. Губернатор Нью-Йорка заявил, что США никогда не вернутся к нормальной жизни. Ему вторит британская The Guardian: «Мы не можем вернуться к норме. Каким будет мир после коронавируса?» «Ничто не будет как прежде», — констатирует шведская Dagens Industri.
Времена, которые мы переживаем, как нельзя лучше способствуют мрачной апокалиптике. Поэтому пророков бедствий и страданий пока больше. Все последние годы в политической публицистике росла популярность образа черного лебедя — неожиданного, непредсказуемого и потому особенно разрушительного события, которое изменит весь привычный порядок жизни. И вот он прилетел, да так, что тень от его крыльев закрыла и без того пасмурное московское небо. И не только московское. Дело не только в коронованных пришельцах из РНК-мира, напавших на человечество. Контуры катастрофы, в которую вглядываются во всех уголках планеты, гораздо шире.
Футуролог Сергей Переслегин сравнивает вирулентность и смертность от коронавируса с аналогичными эпидемиями недавнего прошлого. «Да, угроза серьезная, — говорит он, — но совсем не беспрецедентная. Коронавирус по ключевым показателям находится где-то между Азиатским гриппом 1899 года и Гонконгским гриппом 1968 года. И тот и другой — довольно серьезные эпидемии, которые привели к гибели 1–1,5 млн человек во всем мире. Но ни один из них не стал причиной социальной катастрофы. От диабета за период нынешней эпидемии умрет в три раза больше людей, но ведь никто не кричит, что нужно запретить продавать сладкое во всех магазинах и кафе? Да, коронавирусная эпидемия реальна и заслуживает серьезного отношения, она войдет в десятку основных причин смертности в этом году (заняв 9-ю или 10-ю строчку). Но вот ее социальные последствия — это даже не катастрофа, мне не с чем это сравнить. Разве что с гибелью Советского Союза».
Глобализация, еще недавно казавшаяся неизбежной, сворачивается с пугающей скоростью. Россия — далеко не первой в мире — закрыла границы. На обошедшей все социальные сети картинке видно, как резко снизилось число самолетов в небе над Европой. Москвичи, летавшие за границу вдвое чаще остальных россиян, надо полагать, будут вдвое сильнее тосковать по этой возможности.
Вслед за сокращением трансграничных потоков людей, товаров и капиталов (хотя капиталы будут до последнего искать бреши) станут недоступными многие привычные товары и услуги, зависевшие от мировой торговли. И на этот раз дело не ограничится исчезновением камамбера, как было после Крымской весны. Иностранные комплектующие, присутствующие почти во всем, чем мы пользуемся, заставят цены кусаться. Замрут даже многие отечественные производства, зависящие от иностранных деталей. Но для города, в котором 57% ВВП приходится на сектор услуг — торговлю, бизнес-услуги, операции с недвижимостью и т. д. — страшным ударом может стать даже сам нынешний карантин, который переживут «не только лишь все». По данным Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, уже на последней неделе марта энергопотребление в ЦФО упало на 10%, а деловая активность — на 20%. Эти косвенные данные позволяют предположить, что в Московской агломерации, которая входит в ЦФО, глубина падения экономики в марте находится приблизительно на тех же величинах. В апреле падение экономики станет мощнее — мегаполис может недосчитаться 30% своего ВРП. Именно на столько сократилась российская экономика за три страшных года 1991–1994. Только тогда было чему сокращаться, а что теперь будут есть 15 млн человек, оказавшихся в громадной бетонной ловушке посреди опустошенной страны, в которой уже давно ничего не производят?
Московский оперативный штаб по борьбе с коронавирусом на 31 марта зарегистрировал 10 тыс. заявок на пособие по безработице. «Деловая Россия» опубликовала прогноз о том, что в течение месяца безработных в Москве станет от полумиллиона до миллиона.
В мире тенденции точно такие же. В США за одну неделю перед 28 марта было подано 6,6 млн заявок на пособие по безработице. Так что рассчитывать, что «Запад нам поможет», не приходится.
О приближении нового глобального кризиса в последние месяцы говорили многие. Но коронавирус стал универсальным языком, на котором его можно обсуждать. Мутировавший РНК-агент, вторгшийся в нашу жизнь и превративший ее в руины, как инопланетный завоеватель — это идеальное алиби для коррумпированных и некомпетентных элит. Они построили карточный домик, и под его развалинами скоро окажемся мы. Вирус запустил не только пандемию пневмонии, он ввел в действие механизм «биовласти»: люди инстинктивно сплачиваются вокруг правителей для противостояния внешней угрозе вместо того, чтобы предъявлять им гамбургский счет за тщательную подготовку катастрофы.
Помимо назревающей социально-экономической катастрофы над опустевшим городом нависла еще одна угроза. Пока The New York Times осмысляет эпидемию коронавируса в контексте «Откровения Иоанна Богослова», московские власти уже приступили к осуществлению некоторых из описанных в «Апокалипсисе» знамений конца времен. Лишь в последний момент они на время отказались от обязательного присвоения каждому жителю мегаполиса QR-кода, так чтобы «всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание». Но само обсуждение этих невиданных мер в мельчайших технических деталях заставило многих ужаснуться реальности и близости «цифрового концлагеря», до сих пор казавшегося далекой антиутопией.
Москва остановилась перед чертой, когда каждый шаг гражданина будет отслеживаться с помощью камер, оснащенных технологией распознавания лиц, и мобильных приложений. Некоторые наблюдатели считают, что мэрия отказалась от тотальной слежки за москвичами из-за огромной непопулярности этой меры, которая могла вызвать массовый саботаж, порчу камер, а возможно, и уличные протесты. Тем не менее эпидемия поставила на повестку дня вопрос о том, по какому курсу можно конвертировать свободу в безопасность. Мы все знаем, кто в следующий миг обменяет нашу безопасность на свою бесконтрольную власть.
Московское начальство в стремлении следить за своими гражданами не одиноко. Пандемия стала идеальной средой для всех, кто хочет извлекать выгоду из контроля. В Китае уже сегодня дроны ищут людей без санитарных масок, чтобы напугать их записанным строгим предупреждением от полиции. Германия, Австрия, Италия и Бельгия отслеживают передвижения людей с помощью анонимных данных от телекоммуникационных компаний. Власти Израиля дали своим спецслужбам доступ к телефонным записям заболевших. А в Южной Корее власти рассылают абонентам СМС, рассказывая о том, в каких местах побывали люди с подтвержденным коронавирусным диагнозом.
Берег Утопии
Тревожные времена не могут обойтись без мрачных пророчеств. Но раскрепощенная фантазия осваивает и берега утопии, угадывая за картинами гибели старого мира очертания нового, более справедливого и свободного. Чем острее будет кризис, тем быстрее начнется восстановление. Ведь доведенный до предельного состояния маятник волей-неволей качнется обратно.
Собянин уже пообещал, что срочно строящиеся в столице новые больницы не будут закрыты после эпидемии. Власти планируют перепрофилировать их, но включить в инфраструктуру здравоохранения города. Это означает отказ от многолетней стратегии оптимизации медицины, которая настойчиво реализовывалась до сих пор. Оптимизация здравоохранения, проводившаяся правительствами большинства стран, налетела на коронавирус, как судно на мель, и стремительно идет ко дну. Неожиданно выяснилось (хотя эксперты и общественные активисты твердили об этом годами), что эффективно справиться с эпидемией позволяет именно советская медицинская система, взятая на вооружение в Китае, Южной Корее, Японии и на Кубе.
«Государству потребовалось бедствие, чтобы вновь взять на себя ответственность за защиту граждан», — констатирует Bloomberg. Шок, переживаемый сегодня миром, возможно, заставит общество вернуться к эшелонированной системе всеобщего, доступного и качественного здравоохранения, последовательно разрушавшейся с 1970-х. А вслед за медициной аналогичные процессы могут пойти в образовании, науке, культуре и вообще в общественном секторе. The Guardian надеется, что нынешняя катастрофа приведет к возрождению социального государства, подобно тому, как «глобальная эпидемия гриппа 1918 года помогла создать национальные службы здравоохранения во многих европейских странах. Двойной кризис Великой депрессии и Второй мировой войны создали основу для современного государства всеобщего благосостояния». Неограниченный капитализм и политику экономии на бюджетной сфере теперь критикует даже Всемирный экономический форум.
Но история развивается по спирали, и новое издание welfare state будет отличаться от предыдущего. «Важной особенностью «посткоронавирусного» мира может стать превращение безусловного дохода из коммунистической утопии о всеобщем равенстве и халяве в рутинный прикладной инструмент поддержания базовой экономической стабильности», — пишет журналист Семен Новопрудский. Эта мысль сегодня тиражируется по всему миру, и у нее есть материальные основания. В США, Великобритании и некоторых других странах власти пошли на совершенно фантастическую меру по меркам вчерашнего дня — раздачу «вертолетных денег». Президент Трамп, например, объявил, что его администрация просто так раздаст всем американцам по 1000 долларов. В условиях массовой безработицы эта практика может быстро стать рутинной. Смогут ли правительства отказаться от нее после кризиса, когда миллионы людей привыкнут получать базовый доход?
Правда, в этом отношении Москва пока собирается быть надежным бастионом гибнущего старого мира, в котором запрещалось раздавать деньги гражданам. «Вы знаете, там тоже дискуссия идет о том, что надо немедленно всем выплатить из бюджета. Это тоже неправильно», — заявил мэр Сергей Собянин.
Экономист и банковский аналитик Николай Кощеев указывает, что мир уже был готов к радикальным переменам, когда взошла «грозная звезда, та, что пала на истоки вод и отравила их. И имя ей ковид-19. Сами основы капитализма уже были подточены. С одной стороны, по всему миру быстро таял средний класс. Квалифицированных рабочих, счетоводов, проектировщиков и других специалистов заменяли машины, операторам которых не обязательно иметь высокую квалификацию, а следовательно, и зарплату. Мелкий бизнес проигрывал соревнование крупным корпорациям. С другой стороны, главным трендом на рынке труда на протяжении трех десятилетий была прекаризация. Она привела к росту социальной нестабильности и неравенства. Но одновременно прекарная экономика размывала основу основ капитализма: частную собственность и разделение труда. Шеринговая экономика с блаблакарами, делимобилями и коворкингами словно специально создана для обобществления. На ее основе может получиться не громоздкий советский социализм брежневского образца, а самоуправляемое общество, о котором когда-то мечтали классики марксизма и их утопические оппоненты вроде Оуэна и Фурье. В любом случае «вырисовывался у нас снова и снова не очень приятный мне (как определенно совку), но, кажется, неизбежный сценарий: прекрасный мир будущего будет намного более социальным и левым», — делает вывод Николай Кощеев.
Зона неопределенности
То, как будет меняться мир, а вместе с ним и наш город, будет зависеть от того, какие общественные силы выйдут на сцену во время бурного периода перемен.
Первыми могут выйти погромщики. Такое происходило чуть ли не после каждой большой эпидемии. В XIV веке по опустошенной чумой Европе прокатилась огромная волна еврейских погромов. Иноверцев убивали, калечили и изгоняли повсюду. В 1858-м в Нью-Йорке во время вспышки холеры толпа сожгла карантинную больницу для иммигрантов. В англоязычной «Википедии» уже возникла страница, на которой описаны несколько сотен случаев ксенофобии, расизма и столкновений на почве страха чужаков во время нынешней пандемии коронавируса.
В Москве в феврале полиция несколько раз задерживала и депортировала китайских граждан, подозревая их в том, что они могут быть носителями опасного вируса. Но теперь, когда новостями о коронавирусе забиты все СМИ, по стране катится настоящая волна ненависти к самим москвичам. Губернатор Курганской области даже предостерег жителей региона от желания «сжигать москвичей на кострах», потому что готовность делать это «не красит» курганцев. А вот руководство Ивановской области рекомендует жителям не сдавать жилье москвичам. Благополучие столицы и прежде вызывало у жителей глубинки не только добрые чувства, но теперь они готовы вылиться в настоящую волну озлобления.
Но и в самой столице есть внушительный запас горючего материала, который может сдетонировать в условиях кризиса. В Москве и Подмосковье, по разным оценкам, одновременно находятся от 2 млн до 3,5 млн трудовых мигрантов. Огромная часть из них была занята в сфере услуг, а потому из-за карантина осталась без работы и источников доходов. И это при том, что мигранты не обеспечены медицинской помощью и социальной поддержкой, у них нет родственников и близких, которые могут поддержать в трудной ситуации. Наряду с бездомными мигранты могут оказаться самой благоприятной средой для циркуляции вируса. Возможности выехать на родину у большинства из них уже нет: границы закрыты. Миллионы людей оказались в западне. Глава межрегионального узбекского землячества «Ватандош» Усман Баратов заявил, что «ситуация, когда мигранты не могут благополучно вернуться на родину, может перейти в социальный взрыв, если они не смогут зарабатывать деньги, а запасы скушают!» В наэлектризованном воздухе закрытого города трудно представить, во что может вылиться взрыв такой силы. «Мы, возможно, столкнемся с явлениями класса Варфоломеевской ночи», — говорит футуролог Сергей Переслегин.
Оглядываясь в прошлое, сразу видишь, что за эпидемией рано или поздно грядет революция. После кошмара Черной смерти XIV века Европу охватил континентальный пожар: Жакерия во Франции, восстание Уота Тайлера в Англии, Гуситские войны в Чехии, городские восстания в Италии (первое пролетарское правительство в истории создали восставшие чесальщики шерсти — чомпи — во Флоренции в 1378 году). За страшной московской чумой 1654-го последовал Медный бунт, а в 1771-м Чумной бунт стал первым звонком пугачевского восстания, осветившего пол-России заревом от горевших дворянских усадеб.
И каждый раз кровавые революции расчищали дорогу для чего-то нового, небывалого. На этот раз пандемия ускорит наступление Четвертой индустриальной революции, считает ведущий экономист Всемирного экономического форума Роберто Кротти. «По своим масштабам, глубине и сложности эта трансформация будет превосходить все, что человечество испытывало раньше», — писал Клаус Шваб, создатель и президент Давосского форума.
Нынешний коллапс ветхой индустриальной экономики и распад глобальных торговых цепочек может привести к повальной цифровизации народного хозяйства. «Интернет-торговля, сервисы на удаленке, электронная коммерция — все эти направления получат мощные стимулы к развитию», — говорит доктор экономических наук Игорь Николаев. Почти полностью роботизированная промышленность заменит дешевый труд рабочих из стран третьего мира на производстве одежды, техники, мебели и продуктов. 3D-принтеры будут печатать дома и машины, дешевые беспилотные такси заменят общественный транспорт. Себестоимость всех этих благ при этом падает в разы: ведь автопилоту в такси или роботу на фабрике не нужно платить зарплату, им не нужны надсмотрщики, они не берут взяток, не спят, не устают и не совершают ошибок и самоубийств. А разработки в области ИИ позволят технологиям быстро совершенствоваться без больших затрат. Технологии ИИ, блокчейн и интернет вещей позволят осуществлять разумное планирование всей хозяйственной деятельности гораздо лучше, чем это мог делать Госплан СССР. Без всякой бюрократии и с мельчайшими подробностями можно будет вычислять, сколько какой продукции и услуг нужно произвести для удовлетворения нужд людей в каждой точке планеты.
«Нынешний кризис можно считать «гражданскими учениями» по переходу к новому технологическому и социальному укладу, — соглашается российский футуролог и медиаменеджер Павел Пряников. — Начинается новый Кондратьевский цикл, ядром которого станут безусловный базовый доход, безлюдное производство, биотех и т. д. Но для России и ее руководства это плохая новость». Отечественная элита проваливала стресс-тесты во время предыдущих цивилизационных переходов такого масштаба, и это кончалось полным крахом системы, как было в 1917-м или 1991-м, напоминает Пряников.
Уже сегодня в Москве происходит бум интернет-образования. Цифровые компании — «Яндекс», Фоксфорд, Учи.ру, Мобильная электронная школа — дают скидки или бесплатно предоставляют ресурсы для своих клиентов. Карантин буквально силой переносит экономику в онлайн. Какие-то производственные отрасли почти неизбежно подтянутся, как только сойдет первая волна кризиса: сельское хозяйство и фармацевтика наверняка будут более востребованными по мере того, как импорт станет все менее доступным, а есть и лечиться все еще будет нужно.
«Начавшийся кризис может усилить регионализацию, — рассуждает Павел Пряников. Уже сегодня в Европе главной силой в борьбе с эпидемией становятся региональные власти, волонтеры и местные жители, а не национальные правительства и ЕС. То же самое будет происходить и в Москве. Мы уже стали свидетелями «стихийной федерализации» России, когда регионы неожиданно оказались предоставлены сами себе в выборе кризисной стратегии. И Москва оказалась на острие этого процесса. — Социолог Иммануил Валлерстайн прогнозировал возвращение к забытой форме «городов-государств». У Москвы в этом отношении большие перспективы: слишком сильно она выделяется на фоне остальной страны».
Пряников прогнозирует, что на горизонте в несколько лет Москва еще больше обособится от остальной России. «Во-первых, кризис приведет к частичному обвалу сферы услуг, а значит, Москва станет терять население за счет мигрантов и приезжих, — рассуждает он. Но уезжать станут и те, кто в кризис окончательно перейдет на дистанционные формы работы. Отток населения усилится также за счет массы «супердачников»: тех, кто обменяет жизнь в городе (где работы и развлечений станет меньше) на тихие радости сельской глубинки. И это будут не только пенсионеры, для которых огород снова, как в 1990-е, станет важным источником дохода. — Я считаю, что дисбаланс между городом и деревней резко уменьшится, и скоро мы увидим целую генерацию новых фермеров. Если предположения о введении обязательного базового дохода подтвердятся, то этот отток из Москвы вырастет еще сильнее — ведь жизнь на даче не только экологичнее, но и дешевле. В итоге реальное население столичной агломерации может сократиться на 20–30%. Это со временем приведет к росту доступности жилья для оставшихся москвичей. Впрочем, этим процессам может помешать стремление властей законсервировать прежние формы труда и социальных отношений за счет усиления контроля над мобильностью граждан. Если они пойдут на это, то чрезвычайные меры с QR-кодами могут стать повседневной рутиной. И тогда вместо всеобщего базового дохода и дистанционной работы мы получим «новое крепостное право» с прикреплением работников к своим трудовым вахтам».
Скоро мы своими глазами увидим, кому будет принадлежать это таинственное будущее. Узкой элите на самой верхушке пирамиды неравенства или всем поровну и так, как мечтали герои Стругацких: «Счастье для всех даром. И пусть никто не уйдет обиженным». Мир, разделенный на касты привилегированных, вооруженных всеми фантастическими технологиями будущего вплоть до бессмертия, и всех остальных, живущих в мрачных грязных гетто с крысами и дешевым порно, но без зарплат, лекарств или доступа к знаниям, стал настоящим кошмаром современной массовой культуры еще накануне кризиса. «Дитя человеческое», «Пятый элемент», «Элизиум», «Видоизмененный углерод». Но ведь то были времена душного застоя, когда почти никто не мог представить себе будущее, по-настоящему отличное от настоящего. Теперь застой кончился, а будущее началось.
Карантин рано или поздно кончится, и мы выйдем из оцепенения. И тогда наконец узнаем, как выглядит время, про которое пела в далеком детстве Алиса Селезнева и которое так долго откладывалось.
Я клянусь, что стану чище и добрее
И в беде не брошу друга никогда,
Слышу голос и спешу на зов скорее
По дороге, на которой нет следа.
Прекрасное далеко,
Не будь ко мне жестоко,
Не будь ко мне жестоко,
Жестоко не будь.
От чистого истока
В прекрасное далеко,
В прекрасное далеко
Я начинаю путь.