Московская легенда: «Чайная высота»

В 1990-х и начале 2000-х в Москве существовало несколько чайных клубов, где проводились церемонии и вокруг чая целенаправленно выстраивался близкий к эзотерическому культ. Главным местом был чайный клуб в саду «Эрмитаж» — именно там начинал Виктор Енин, который перевернул чайную культуру в городе, сделав качественный чай доступным всем. После «Эрмитажа» он основал клуб «Чайный этаж 108», а затем — «Чайную высоту», которая работает уже 11 лет и обзавелась филиалами.

Раньше я жил в Ростове-на-Дону. Мы с партнером сделали компанию «Ассоциация сиреневых точек»: продавали кассеты, диски, всякую передовую музыку. Я продюсировал первый альбом «Запрещенных барабанщиков», например. Мы проводили первые техно-вечеринки в городе. Тем же самым я занимался и после переезда в Москву: продажа, прокат, продюсирование. Все, что связано с аудио- и видеоносителями. Но мне это надоело, я понял, что перспективы нет, ничего нового уже не сделаю. Нужно было новое направление работы.

И как-то я приехал в Ростов, пошел с друзьями в одну чайную, о которой был наслышан, выпил чаю — и у меня абсолютно прояснилась голова. У меня сложился в голове план: надо открыть чайную, причем брать деньги не за чай, а за время. Я посмотрел и понял, что до тех пор все ошибались: брали смешные деньги за чай, а люди могут провести за чаем сколько угодно времени и ни за что больше не платят.

Это был 2002 год. Я вернулся в Москву и пошел учиться в «Чайный клуб» в саду «Эрмитаж». Рассчитывал, что обучусь и через месяц открою свой бизнес. В результате остался там на три года: оказалось, что все основательнее, чем я предполагал, и увлекательнее. За эти три года я сам сильно изменился. И наконец открыл свою чайную на Никитской, в усадьбе Шаховских-Глебовых-Стрешневых, где «Геликон-опера».

Точнее, я пришел в чужой проект. Это была корейская сушечная «Ямки поваляться», и у них был зал, который они не знали, как использовать. Предполагался лаунж, вот меня и пригласили сделать чайную. Потом корейцы куда-то делись, потому что у них возникли неразрешимые противоречия с грузинским «авторитетом», который этим зданием кормился. Тем более что оно планировалось под снос.

Они ушли, мы остались. Это был диковатый период. Аренда чисто наликом, документов ноль. За деньгами приходили сначала люди от грузинского «авторитета», потом он заглянул сам, ему понравилось, стал заходить чаще. Мы его угощали чаем, он нас — чачей. Очень, кстати, культурный был мужчина.

Называлось все это «Чайный этаж 108». 108 — это почитаемое в азиатской эзотерике число. А поскольку я против доминирования эзотерики в чайной теме, то грех было над этим числом не пошутить. В то время считалось, что над входом в чайную обязательно должен быть иероглиф «чай». И еще желательно иероглиф «дао». Но я не хотел иероглифа над чайной, поэтому записал его в более затейливой, нумерологической манере. Отдельные ключи иероглифа раскладываются на знаки, приравниваемые к цифрам, и из иероглифа «чай» складывается число 108. Никогда не думал об этом серьезно, но это был способ сложно ответить на простой вопрос: «А где у вашей чайной иероглиф “чай”?» — «Вот, 108».

Кроме того, я понял, что негоже брать деньги за время, надо брать деньги за чаепитие. Но чаепитие — вещь дорогая и никому не нужная. Такая она и в Китае, где чайные большую часть времени пустуют, хотя можно было бы сделать церемонию дешевле. Поэтому мы стали делать бесплатные мероприятия, связанные с самыми разными культурами и субкультурами, но обязательным условием был заказ чая. Я считал, что важно попробовать сделать чай не объектом сакрального поклонения, а агентом коммуникации, медиатором. Это было время расцвета ЖЖ, где существовало множество сообществ, из которых о нас узнавали люди с самыми разными интересами.

Мы проводили до 12 мероприятий в неделю. Концерты, лекции, мастер-классы, керамические мастерские, оригами. Паша Шведов вел фестиваль анимации. Были кинофестивали: Саша Белоусов из театра Васильева иллюстрировал книгу Жиля Делеза «Кино» фильмами, упоминаемыми в тексте, а потом все по этому поводу дискутировали. Мы проводили чемпионаты по игре го. У нас выступали выдающиеся музыканты из Японии, патриархи флейтовых школ, а фанаты слушали их, трепеща.

Был формат фотопутешествий: мы приглашали людей, которые бывали в разных интересных местах вроде Йемена или занзибарской тюрьмы, куда попали за подброшенные наркотики. Они показывали фотографии и рассказывали о своих приключениях.

Мы устраивали сидячие техно-вечеринки, с диджеями и виджеями, но без танцев — с музыкой, для клубов неформатной. У нас был один из самых первых лайвов Муджуса. Играл диджей Кубиков. Выступали ансамбли средневековой религиозной музыки и глубинного русского фольклора. Был концерт конголезских музыкантов, и, кстати, на нем случилось то, чего никогда у нас не было: танцы. Причем танцевали ребята-философы, люди в черных водолазках, — я имею в виду профессиональных философов, преподавателей и практиков.

А еще мы быстро поняли, что к чаю нужно что-то еще. Так у нас в 2006-м появилось мороженое, и мы занимаемся им до сих пор, делая десятки видов. Оно помогло увеличить нам средний чек и решило проблему с выбором в целом, потому что люди часто спрашивали, есть ли у нас что-нибудь еще кроме чая.

Была ли во всем этом финансовая целесообразность? Ну мы как-то выживали. Я вложил в эту чайную 500 долларов. Мы не платили в те годы налогов, существовали в абсолютно серой зоне. У нас был карт-бланш, мы могли делать, что хотим, до тех пор, пока здание не отправится на реставрацию. А когда это должно было случиться, никто не знал.

Но давление постепенно нарастало, из помещений выселяли арендаторов. К тому же в аварии погиб наш грузинский покровитель-арендодатель. В конце концов и нам пришлось поставить решетку и кодовый замок для защиты от рейдеров и стремных персонажей. Особенно тяжело стало после того, как на нас написали анонимку: что мы якобы подмешиваем в чай наркотики. Что-то вроде: «Мы, приличные девушки, пришли в чайную, а когда выпили чаю, то разбросали вокруг свои сумки и смеялись неестественным образом. А ведь в этом заведении проходят детские утренники!» К нам даже следователь приходил: «Чаю будете?» — «По понятным причинам нет». Практически одновременно пошла основательная атака на нас в ЖЖ-сообществе ru_japan (что совпало с пиком активности японской культурной программы в клубе). В какой-то момент нас вообще опечатали, причем в это время мы сами были внутри и пили чай. С анонимкой разобрались, оказалось, что это был частный наезд через коррумпированных оперов. Но летом 2007 года мы все равно закрылись, а через какое-то время здание было снесено.

Мы же начали разрабатывать новый проект — хотелось уже работать максимально вбелую. Я тогда съездил на разведку в Сочи: Россия как раз выиграла право на проведение Олимпиады, и я думал о том, не открыть ли мне там чайную. Ехал на автобусе в Красную Поляну и придумал название «Чайная высота». В Сочи не открыл, зато поступило предложение от культурного центра «Покровские ворота». Взять зал, который сдавался в аренду под какие-то бизнес-тренинги: люминесцентные лампы, ламинат, кремовые стены, лепнина на потолке — и вход через книжный магазин. А сам центр посвящен диалогу между католической церковью и православной, между религиозной культурой и светской. Причем сам дом в XIX веке принадлежал чайному купцу Дмитрию Петровичу Боткину. Очень интересное предложение, но было совершенно непонятно, насколько реализуемое.

И все же в августе 2008 года мы открылись. А уже в сентябре люди сидели в чайной и повторяли только одно слово: «Кризис, кризис, кризис». Денег ноль. Команда почти вся разбежалась. За первый месяц работы я потерял 8 килограммов. Но мы работаем там уже 11 лет и открыли еще много чего, включая вторую «Чайную высоту» на Тверской.

Мы устраивали и устраиваем мероприятия на Покровке тоже. У нас выступал Havana String Quartet, например, это как «Виртуозы Москвы», только кубинские, выдающиеся исполнители. В маленький зал набилось сорок человек, треть его занимали музыканты, а смычки перекрывали практически всю территорию. Несколько раз приходил Норштейн — рассказывал, показывал, рисовал. Но все равно событий стало значительно меньше. То, что мы делали на Никитской, было уникальным предложением, но постепенно оно стало стандартом, всего этого стало много.

Мы развивались в другом направлении: расширяли границы чайной культуры, делали хороший чай все менее эзотеричным напитком. Полузакрытые чайные клубы 1990–2000-х уходили в прошлое. Мистика хорошо продается и будет продаваться, на загадочность и байки всегда есть спрос, я и сам их продавал когда-то. Вопрос только в том, хочешь ты торговать байками или делать отличный чай. И если твоя профессия все-таки чай, байки надо истреблять, как сорняки. Или хотя бы прореживать, не давать им занять территорию чайного вкуса.

Мы решили двигаться к новым, более открытым форматам бытования чая. Так появился первый чайный бар — там же, на Покровке. Если чайная на Никитской — плод эпохи ЖЖ, то чайный бар — это уже эпоха фейсбука. Другой тип коммуникации и другой тип процесса: не только «сели и пьем», но и возможность заглянуть на пару минут, чтобы просто выпить чаю. Наши постоянные гости за меня переживали: «Зачем ты делаешь тут же чайный бар как более дешевую альтернативу?» А я понимал, что дальше буду делать это еще доступнее. В том числе продолжал работу с мороженым, которое привлекало все больше новой аудитории. Еще мы в 2010-м начали готовить кислородные коктейли на чае — они, например, были во втором нашем чайном поп-ап-баре, который мы делали на «Арме», в офисе «ЧипТрипа».

В 2011 году зашел разговор о парке Горького, в который пришла новая команда. И тогда надо было решать, делать этот ответственный шаг вперед или нет. Расширяться в новый формат было страшно. Но мы решились. На то, чего тогда не было ни в России, ни в мире, — попробовать сделать сеть чайных баров, по-настоящему открытых самой широкой аудитории. Так появился «Пуэропорт». Это место уже совершенно другой коммуникации — чай на бегу и между делом. Мы стали смелее встраиваться в обычную жизнь города. Наши чайные бары — элементы городского климатического комфорта: согреться, когда холодно, выпить чего-то освежающего или съесть мороженое в жару. И это уже эпоха инстаграма.

«Пуэропорт» в парке Горького подтвердил наши догадки: пуэра, чайных коктейлей и чайного мороженого в городе ждет гораздо больше людей, чем принято думать, и затейливые рецепты никого не пугают. Вскоре мы открыли свой производственный цех и с тех пор почти все ингредиенты и продукты разрабатываем, заготавливаем и производим сами. И с каждым годом мы поим чаем все более широкую аудиторию — «Пуэропорты» есть еще на ВДНХ и в «Сколково».

А в «Чайной высоте» на Тверской мы уже вернулись к проведению чайных церемоний в специальной комнате с прудом и живыми карпами. И вскоре это место станет полузакрытым клубом — так замыкается круг.

Фото: @cha108