В начале апреля Виктория должна была заплатить хозяину квартиры 39 тыс. рублей — арендную плату за два месяца. Но этих денег у ее семьи нет. Уже несколько дней им не хватает на еду. В «Пятерочке» возле дома они покупают только хлеб и самые дешевые крупы, чтобы варить кашу полуторагодовалому ребенку.

Виктория родилась и прожила всю жизнь в Узбекистане. В 1990-е, когда многие русские уезжали из Средней Азии, она осталась. Сначала не хотела оставлять больных родителей, потом вышла замуж, родила дочь. Работала. Но когда дочь подросла, на ее долю работы уже не хватило. Шесть лет назад дочь поехала в Россию, как поступали тысячи ее сверстников из Средней Азии. Шесть лет девушка проработала продавщицей в одном из московских торговых центров. На жизнь кое-как хватало. А полтора года назад у нее самой родился сын — внук Виктории. И молодая мама позвала бабушку на помощь: кто-то должен сидеть с ребенком, пока она зарабатывает на жизнь. Было нелегко, но две женщины и малыш как-то справлялись. Пока не началась эпидемия. Торговый центр, в котором работала дочка, закрыли. Единственный источник доходов иссяк. Хозяин съемной квартиры отказался ждать с арендой. «Это не мои проблемы. Не можете платить — освобождайте квартиру», — сказал он.

Статистика

По данным Управления по вопросам миграции ГУ МВД России по Москве, в столице в конце 2019 года проживали около 1,6 млн мигрантов. Однако эти данные могут быть неполными, поскольку не учитывают людей, пребывающих в России нелегально. Глава Федерации мигрантов России Вадим Коженов оценивает совокупное число мигрантов в Московской агломерации в 3–3,5 млн человек. Большинство из них — выходцы из республик Средней Азии, стран Закавказья, с Украины и из Молдавии. Считается, что как минимум 70% трудовых мигрантов — мужчины (это каждый третий трудоспособный мужчина в Москве). 40% из них моложе 30 лет.

Больше всего трудовых мигрантов (не менее трети от общего числа) было занято в сфере услуг и торговле, то есть в тех отраслях, которые сильнее всего пострадали от режима самоизоляции. В городе закрылось 40 тыс. магазинов (73% торговых точек) и 15 тыс. кафе и ресторанов, не считая бесчисленного множества парикмахерских, салонов красоты и мастерских, в которых на кусок хлеба зарабатывали в том числе приезжие. Ситуацию до какой-то степени облегчало то, что продолжали работать московские стройки и проекты по благоустройству города. Городские власти уже получили приличную порцию критики за свое упорное стремление продолжать тратить бюджетные деньги на укладывание плитки и установку бордюров, но примерно пятая часть трехмиллионной армии московских гастарбайтеров вряд ли готова была разделить пафос этой критики. Но 10 апреля мэр Сергей Собянин заявил, что с 13-го числа большинство строек в городе также будет временно остановлено. Чем это обернется для тысяч иностранных рабочих, пока непонятно.

Происходящее на рынке труда многим напоминает апокалипсис, но трудовые мигранты оказались самой уязвимой группой. У абсолютного большинства этих людей нет никакой финансовой подушки безопасности, потому что все свободные деньги они посылали близким на родину. В отличие от россиян у мигрантов нет никакого жилья. Потерявший работу гражданин РФ может в крайнем случае пожить у родителей, даже если для этого нужно вернуться из Москвы на малую родину. Иностранные рабочие сделать этого не могут: границы оказались на замке, выехать из России практически невозможно. Сотни из них провели по нескольку дней в аэропортах в тщетном ожидании самолетов. Теперь из аэропортов их тоже выгнали, и эти люди устроились кто как. Кого-то пустили к себе знакомые, кто-то живет в недостроенном пригородном доме у земляков. Остальных расселили в хостелах и общежитиях.

Но попытку уехать сделали в лучшем случае несколько тысяч человек. Миллионы других стремительно превращаются в бомбу замедленного действия.

Наша общая проблема

Вадим Коженов Глава Федерации мигрантов России

«Пока катастрофы еще нет, — говорит Вадим Коженов. — Но она так близко, что может разразиться, пока вы пишете материал». По его оценкам, к середине первой декады апреля работу и средства к существованию потеряли по меньшей мере 10% трудовых мигрантов в Московской агломерации. Никакой точной статистики по этому поводу нет, но показатель наверняка растет даже быстрее, чем график числа заразившихся коронавирусом.

Нельзя сказать, что власти ничего не предпринимают. Они отдают себе отчет в масштабах возникшей проблемы, говорит Коженов. Гастарбайтеров стараются обеспечить жильем. Но, во-первых, санитарные условия в имеющихся в распоряжении города помещениях не всегда соответствуют элементарным эпидемиологическим стандартам. Место в хостеле предложили и Виктории из Узбекистана. Но она боится туда переезжать: «Как с маленьким ребенком жить в комнате с двадцатью другими людьми? Там же вся зараза», — беспомощно спрашивает она меня.

Времени на размышления у Виктории и ее семьи немного. Сотрудник социальной службы, с которым она разговаривала, сказал, что соглашаться надо быстро: места на исходе. Их скоро займут менее щепетильные приезжие, которые и без того привыкли жить по 5–6 человек в комнате.

Обсуждают власти и другие меры. Они уже решили автоматически продлевать документы на право проживания в стране для тех, у кого срок истек или оказался на исходе. Другой обсуждаемой мерой может стать отмена платы за трудовой патент. Все мигранты из стран, не входящих в Евразийский союз (Белоруссия, Казахстан и Киргизия), каждый месяц платят по 5431 рублю за право легально работать в России. Сейчас эта сумма позволила бы многим из них выжить. Федерация мигрантов России и профсоюз трудящихся-мигрантов еще в конце марта обратились в правительство с требованием отменить оплату патента на время эпидемии. Вадим Коженов надеется, что такое решение будет принято в ближайшее время. Но пока его нет.

Если кто-то думает, что проблемы «понаехавших» касаются только их самих — он жестоко заблуждается. Даже если власти принимают какие-то меры, многие мигранты могут о них не знать. «Мигранты по многим причинам «отключены» от российского информационного пространства, и информация, которую они получают о том, что сейчас происходит и как себя в этой ситуации правильно вести, более низкого качества, чем у нас с вами», — пишет Евгений Варшавер из Группы исследователей миграции и этничности. Тысячи людей просто не знают ни о правилах самоизоляции, ни о профилактике заболеваний, ни о своих трудовых правах, ни о мерах властей. По словам Варшавера, многие мигранты не понимают, что иностранцы имеют право вызывать скорую, даже если у них нет документов и они «нелегальные». В условиях эпидемии привычка болеть дома, помноженная на скученность, в которой живут эти люди, может просто обнулить все карантинные меры городских властей.

Погромы, восстания, террор

Эпидемии всегда взвинчивали нервы горожан до предела. Массовый психоз нередко находил выход в диких погромах чужаков, которых винили в распространении заразы. Одной из самых ранних своих вспышек европейский антисемитизм, например, был обязан эпидемии «черной смерти», накрывшей Европу в XIV веке. Стихийные бедствия и экономические невзгоды провоцировали такие эксцессы и в недавние времена. По городам Северной Англии последняя волна еврейских погромов прокатилась в 1947-м.

Самым иммигрантским городом в недавней истории был, конечно, Нью-Йорк. Но и он, несмотря на свой космополитический характер, не избежал погромов. Едва ли не самые массовые произошли как раз в результате эпидемии, когда в 1858-м во время вспышки холеры толпа сожгла карантинную больницу для иммигрантов, условия в которой чем-то напоминали современные московские общежития для гастарбайтеров.

А в феврале 2020-го нынешняя эпидемия коронавируса вызвала серьезные волнения на соседней Украине, где в местечке Новые Санжары толпа погромщиков закидывала камнями и пыталась поджечь автобусы с эвакуированными из Уханя гражданами страны и несколькими иностранцами. Будущее покажет, случатся ли такие эксцессы в Москве, которая за последние десятилетия и без всякой эпидемии накопила значительный опыт межэтнических столкновений от Манежной до Бирюлево.

«Самая очевидная угроза — рост числа грабежей и краж, — говорит Вадим Коженов, — просто потому, что людям будет нечего есть. Пока этого роста почти нет. Во многом из-за того, что мы сидим по домам. Тут показательной станет четвертая-пятая неделя с начала карантина».

В последние годы преступность в Москве быстро падала, причем среди мигрантов даже опережающими темпами, отчитывался минувшей осенью мэр Сергей Собянин. Но теперь эта тенденция наверняка развернется, несмотря ни на какие камеры наружного наблюдения и другие полицейские меры. Сдержать криминализацию позволила бы социальная поддержка, даже минимальная. «Можно дать мигранту мешок гречки, и он месяц на ней протянет, а можно не давать, и он пойдет и сумку у кого-то отнимет. Вот что лучше?» — задает риторический вопрос Коженов. Но не ясно, готовы ли власти тратить деньги на иностранных рабочих. Да и местное население может встретить такую политику в штыки. «Все тут же начнут кричать: «Почему дают нерусским, а мы тут тоже голодные и без работы?»»

Если риски криминализации зашкаливают, то опасаться социального взрыва среди мигрантов пока не приходится. Вопреки распространенному среди москвичей представлению о выходцах из стран Средней Азии как о сплоченной группе гастарбайтеры крайне разобщены, говорит Коженов. У них нет своих организаций и лидеров, способных позвать людей на баррикады. К тому же выходцы из авторитарных государств боятся напрямую бросать вызов власти: «Они понимают, что никто слушать не будет, а просто дубинкой надают». Из всех крупнейших диаспор трудовых мигрантов лишь у жителей Киргизии есть коллективный опыт социального протеста: в их стране за последние 15 лет произошли две революции. Но российские власти внимательно следят за тем, чтобы никакой организации в среде мигрантов не происходило.

Впрочем, градус социального протеста в мигрантской среде все равно очень высок. «Вирус привезли богатенькие, а штрафы платить будут бедненькие, бегущие на работу за куском хлеба!» — пишут комментаторы стрима, который Коженов проводил на своем ютуб-канале. Этими настроениями наверняка постараются воспользоваться радикальные проповедники: «Голодных вербовать легче всего. Сейчас задешево можно купить лояльность человека на долгое время».

Британские исследователи из Эксетерского университета, изучавшие процессы исламизации в среде выходцев из Центральной Азии, описывают типичный портрет неофита радикального джихада: «Жители Центральной Азии, поддерживающие ИГИЛ, обычно являются молодыми рабочими-мигрантами, у которых совсем нет или есть очень незначительный исламский бэкграунд. Они видят в исламе лишь идентичность, которая дает им ощущение солидарности, чувство причастности к чему-то большому и объяснение экономических проблем и дискриминации, с которыми они сталкиваются». Большинство вступивших в ИГИЛ граждан постсоветских стран сделали это, имея в анамнезе социальный конфликт, далекий от религии. Парни, которым не платил работодатель, которых увольняли с работы и выселяли из съемного жилья, в какой-то момент неожиданно для себя и своих близких из вполне светских подростков превращались в религиозных фанатиков.

В ближайшие недели в Москве не будет недостатка в таких молодых пацанах из некогда братских республик, переживающих отчаяние от нищеты и неопределенности. У кого-то это отчаяние конвертируется в безумие и может вылиться в акт бессмысленного насилия. «Самая большая проблема — это простой отчаявшийся человек, который выходит на улицу в состоянии истерики, — согласен Вадим Коженов. — Ведь его невозможно отловить и предусмотреть, когда у него что-то заклинит в голове».

Когда закончится карантин

Первое, что могли бы сделать власти, «это возобновить авиасообщение максимально быстро. Надо, чтобы те, кто может и хочет улететь, улетели». Потерявшие работу люди, у которых все еще есть какие-то деньги на билет, сделали бы это с радостью. Но пока не только Россия, но и их собственные страны ограничивают въезд, чтобы сдерживать эпидемию. Например, Таджикистан с 20 марта приостановил все авиарейсы, оставив сотни тысяч своих граждан наедине с их проблемами.

После первого приступа страха, когда мигранты осаждали аэропорты, прошло немного времени. Поначалу желание уехать на родину разделяли даже многие из тех, у кого еще есть работа, например в сфере ЖКХ. «Подумывал уехать в родную Бухару. Но понял, что вокруг паника и лучше остаться», — рассказал один из них журналисту РИА. Люди, с которыми общается Коженов, тоже в большинстве своем рассчитывают переждать трудные времена в Москве. «Мы здесь две недели пересидим, а потом все опять будет хорошо», — отвечали они на предложение устроиться на полевые работы в одном из аграрных регионов. «Они все еще верят, что вот-вот все это пройдет и все станет, как было. Что по-прежнему ничего уже не будет, они не понимают», — говорит Коженов.

По-прежнему, скорее всего, в ближайшие месяцы или даже годы действительно не будет. Московский рынок труда ожидают тяжелые времена. После месячного карантина в Москве «возникнет безработица на уровне трети экономически активного населения», прогнозирует президент Superjob Алексей Захаров. При этом зарплаты у тех, кто работу сохранит, скорее всего, сильно сократятся — ведь за воротами будет стоять огромная масса безработных. Конкуренция за рабочие места резко вырастет, и трудовым мигрантам будет намного сложнее устроиться.

Беда не столько в том, что гастарбайтеры этого не понимают, а в том, что у них дома все будет намного хуже. ВВП Киргизии и Таджикистана в последние годы примерно на треть состояли из денежных переводов трудовых мигрантов, преимущественно из России. Никаких иных ресурсов на поддержание очень слабых экономик своих стран их правительства не имеют. Без этого финансового потока им будет очень тяжело сохранить хотя бы минимальную стабильность. Сегодня в РФ постоянно работают более 2 млн граждан Узбекистана и по миллиону с лишним — Таджикистана и Киргизии. Это составляет 10–25% трудоспособного населения этих стран. Никаких шансов интегрировать такое количество людей в собственный рынок труда у среднеазиатских республик не было даже в более благоприятной обстановке. В условиях глобального кризиса одновременное возвращение миллионов бывших гастарбайтеров просто обрушит эти общества в хаос.

Московские дворники, строительные рабочие, продавцы, повара и даже безработные понимают это не хуже других. И они постараются сделать все, чтобы остаться здесь. Тем более что за долгие годы у многих появились в Москве семьи, а кто-то даже получил российское гражданство (таких много среди граждан Молдавии, Украины и Киргизии). Мы кое-как научились жить вместе в тучные годы. Теперь придется переучиваться, чтобы делать это в тощие.

Два сценария будущего

Федерация мигрантов уже сегодня пытается участвовать в регулировании рынка труда, который оказался разрушен эпидемией. «Мы сейчас кидаем клич по бизнесменам — начинаются посевная и дачный сезон, надо копать грядки. Мы их просим, чтобы они кидали заявки на работников. Вот прислали заявку из Волгограда на три тысячи человек», — рассказывает Вадим Коженов. Это может стать очень важной частью решения нарастающих проблем. В этом году дачный сезон обещает быть ударным: сотни тысяч москвичей вместо Анталии и Кипра поедут на свои шесть соток. Им нужно будет чинить покосившиеся заборы, красить веранды и ремонтировать крылечки. И это даст хоть какой-то заработок тысячам иммигрантов, оказавшихся сегодня в московском капкане. В более долгосрочном плане их рабочая сила может пригодиться в сельском хозяйстве, продукция которого, вероятно, будет занимать все больше места на прилавках московских магазинов.

А вот будут ли продавцами в этих магазинах работать таджики с узбеками или их места займут бывшие тренеры по йоге, коучеры и дизайнеры с московской пропиской — большой вопрос. Здесь можно очертить два сценария.

Если начинающийся кризис разрушит сложившуюся глобальную экономику, где Москва была терминалом, через который на Запад перекачивались национальные богатства, то уродливое неравенство между столицей и российской глубинкой на какое-то время сгладится. Тогда из столицы уедут миллионы калужан, пензенцев и других внутренних мигрантов, которых этот город высасывал со всей страны наряду с другими ресурсами — нефтью, газом, лесом и металлами. Жизнь в Москве перестанет быть привилегией. Исчезнет прослойка рантье, которые летом ходили на выставки на «Винзавод», а зиму проводили в Таиланде, сдавая доставшуюся от бабушки квартиру внутри Садового кольца. На жизнь придется зарабатывать тяжелым трудом, как все эти годы делали выходцы из республик бывшего СССР, приезжавшие в центр своей старинной метрополии. Вот тогда посреди угнетающей бедности, от которой мы здесь отвыкли за 20 жирных лет, «простые работы» вновь обретут свою ценность в глазах столичных жителей. В этом сценарии мест для гастарбайтеров в Москве станет совсем мало, и им придется уехать — кому-то на родину, а кому-то в опустевшую русскую сельскую глубинку.

Но есть и хорошие новости. В похудевшей на 3–5 млн человек Москве станет попроще с жильем. Уже сегодня арендодатели часто соглашаются на дисконт в 50% или вообще разрешают своим жильцам пережидать карантин по цене ЖКУ. Если уедут мигранты, то и после отмены карантина арендовать квартиру можно будет не за половину средней зарплаты, а за 15–20%, как это было в 1990-е.

Впрочем, есть и другой сценарий. Если кризис просто заставит экономику сжаться, но не изменит ее структуры, то Москва, какой мы ее знаем сегодня, может выстоять. А все знакомые нам диспропорции и противоречия лишь обострятся и станут рельефнее. Вокруг все будет рушиться и лететь в пропасть, а столица будет стоять, где стояла, и держать всех за горло своей жесткой державной рукой, высасывая последние соки из страны. Такой ее увидел Осип Мандельштам, приехавший в мае 1918 года:

Она, дремучая, всем миром правит.
Мильонами скрипучих арб она
Качнулась в путь — и полвселенной давит
Ее базаров бабья ширина.

Если страна и мир пойдут по этому пути, то неравенство между столицей и глубинкой только вырастет. И Москва будет затягивать в свою бетонную воронку еще больше отчаявшихся людей. Квартиры начнут сдавать по углам или койками, а отдельное жилье станет совсем невиданной привилегией. Мигранты в городе останутся, но будут жить не по 6, а по 16 человек в комнате, лишь бы не оказаться на фронтах какой-нибудь бессмысленной гражданской войны на забытой богом периферии гибнущей империи. Пружина сожмется еще сильнее. И вызванное неравенством озлобление прорвется и в уличном криминале, и в межэтнических столкновениях, и во всеобщей ненависти и страхе друг перед другом. Мигранты, приехавшие в Москву, чтобы спастись от голода и войн, не найдут себе применения и станут оседать на смрадном дне общества, пополняя ряды бездомных, воров и проституток, живущих случайными заработками. Оживет мир Гиляровского и Горького. Вновь вернутся картины, памятные по 1990-м годам, когда на улицах то и дело раздавалась стрельба, а на руинах советских заводов приезжие искатели приключений забивали друг другу бандитские «стрелки».

Чтобы не допустить этого, властям надо брать рынок труда под контроль. Проводить учет наличной рабочей силы и распределять ее в соответствии с заранее рассчитанными планами развития народного хозяйства. Но она этого не делает, во всяком случае пока все относительно мирно.

Фото: Владимир Песня/МИА «Россия сегодня»