Если абстрактная нелюбовь к москвичам в остальной России дело привычное, круглогодичное, то прикладная ненависть, с которой можно столкнуться лицом к лицу, ждет их несколько раз в год в Петербурге: на новогодние каникулы, майские праздники и все лето, особенно на «Алые паруса».

Москвич для петербуржца — обуза, которая меняет его привычный уклад жизни. Обуза, о которую он спотыкается, спеша на Невском проспекте, и которую проклинает, стоя в очереди в кулинарии в центре больше 20 минут. И все утверждения, что город достойно существует благодаря развитой туротрасли, бьются о суровую реальность раздраженного петербуржца, который не может впихнуться в уже третий автобус и не может спать из-за пьяных песен «гостей города» под окном. У москвичей нет таких претензий, потому что внутренние туристы рассредотачиваются по городу. Да и где их можно встретить? Только толпами на Красной площади. А кто из местных туда пойдет? Если только пробежит, закрыв глаза, по Манежке.

«Мчатся к морю электрички — просто благодать. Едут сдобные москвички в Гагры загорать», — писал Евтушенко и пел Беляев о москвичках, собравшихся пуститься в отпуске во все тяжкие. И их там ждали усатые грузины. А в Петербурге никто не ждет — и заведомо не любит, потому что все благодарны прогрессивному ценообразованию в РЖД и авиакомпаниях, из-за которого никак не уехать из города. Это когда повышенный спрос рождает повышенную стоимость билетов. Поэтому привычный осенний «Сапсан» за две с лишним тысячи превращается в тысяч шесть за билет в экономе, да и те все куплены.

А сам москвич в Петербурге превращается в того, на кого он дома смотрит со снисходительной улыбкой — в приезжего. И если на своей территории его смешат те, кто отправляется на фотосессию напротив «Москва-Сити» или облокачивается на набережной в парке Горького для удачного снимка, то в Питере он сам встает в гламурную позу напротив Исаакиевского собора. И вообще поверивший в миф об интеллигентности и романтичности города вперемешку с беспробудным пьянством (первый порожден классиками XVIII века, второй — понятно кем) окончательно теряет вкус. И слушает уличных музыкантов, перепевающих «Короля и Шута», стоя в толпе себе подобных — одухотворенных и снимающих это на видео, занимающих всю улицу и проезжую часть.

С Питером у москвича такие отношения, потому что это единственное место, куда он приезжает без снисхождения — попросту не как в глушь. И тут он понимает, что здесь с ним находятся на равных позициях, если не на более высоких. Отсюда и придыхание с открытым ртом: москвич наконец почувствовал себя провинциалом. «Питер мне чем-то напоминает Вену. Может, даже не сходным стилем архитектуры, я в этом не особо разбираюсь. Но ты приезжаешь не в уездный город, где, кроме местного кремля, ничего нет, а здесь есть много зданий с историей. Это настолько масштабно, что тебе кажется, будто выехал из страны. За границу!.. » — говорит иногда вырывающаяся ко мне в гости подруга-москвичка.

Москвич, пытающийся целиком погрузиться в, как он говорит с трепетом, «город на Неве», на самом деле дальше своего носа не видит и курсирует в трех направлениях — по Невскому, в пространство Новой Голландии, которое облагородил Абрамович и установил там такие правила и цены, что местный не пойдет, и не забывает свернуть на улицу Рубинштейна, чтобы ощутить себя как дома. Когда на новогодние меня навещала мать, она деловито произнесла: «Нам нужно погулять по Невскому!.. » «Ну какой, нафиг, Невский, ты же умная женщина, к чему эти пошлости», — пришлось объяснять, что Центральный район тремя главными достопримечательностями не ограничивается и что если свернуть хоть маленечко, то и площадь Искусств, и улица Чайковского.

В Петербурге москвичи выдыхают — не только потому, что отпуск или выходные, не только из-за атмосферы города, а потому что наконец дешево. Москвич в Питере — москвич, переставший считать деньги. И это при том, что на нем здесь в сезон как раз деньги и делают.

Москвич натыкается на булочную с, кажется, таким изысканным названием «Булочная Ф. Вольчека», под вывеской которой значится что-то такое историческое «est.1979», и не понимает, как вкусная выпечка и неплохие десерты стоят в районе 50 рублей, а не как в его «Насущном хлебе». И придумывает себе очередной миф о городе — о сохранившихся традициях Петербурга: на самом же деле Вольчек никакой не Фон, а вообще Филипп, рожденный в 1979 году, что на вывеске как владелец бизнеса и написал.

А одна моя знакомая, с ног до головы одетая в Hermes, однажды случайно в Питере выпила бульону с пирожком рублей за сто. И не поняла, почему так вкусно и мало нулей, о чем рассказывала с восторгом барина, сходившего в народ. Вот она, суть москвича в Петербурге: он в городе достойном и интересном, не уступающем родине, так еще и нормальном, а не надуманном.

Но москвич нутро Питера не понимает и ищет заведения себе привычные, не спускаясь в чайхану или маленькую, чуть ли не домашнюю китайскую чуфальню. Максимум вспомнит пошлый штамп и съест не шаурму, а шаверму, ну или сходит в помоечный бар на Думскую (правда, ту закрыли) — и все, гастровпечатления получены, план выполнен. А так, не понимая соли, прется в «Маму Рому», где местные знают, что пиццу надо брать навынос, потому что так скидки, да в неподъемное «Буше» с приторными булками.

Московская группа «Джин-Тоник» давно просекла, что значит для москвича Питер и каким он здесь становится, и написала хит «Санкт-Ленинград»: «Пойди на вокзал, купи себе билет до Санкт-Ленинграда, купи себе билет…  да не “на хрена”, а просто так надо». Москвич примитивный привезет в память о недосягаемом Петербурге, который хоть как-то пытается себе присвоить, дурацкий магнитик «Питер лучше Москвы» или пошленькую открытку. А кто поумней — купит кольцо с плетением, как ограда Мойки или Фонтанки, или отыщет бренд местной косметики «Самосвет» и купит помаду оттенка «Катькин сад» или румяна цвета «Михайловский замок» — будет всем этим пользоваться и нежно вспоминать то, что было, планируя следующий приезд. «Приехал сюда — забил на музей, по городу шляюсь и вроде не пьян, а рот до ушей, хожу, улыбаюсь». Только это не настоящий Питер, а московский — отражающийся в стеклах очков, купленных в столице.