В конце XIX — начале ХХ века слово modern символизировало радикальные перемены в разных сферах человеческой жизни и в конце концов стало названием нового архитектурного стиля. В купеческой Москве эпоха модерна совпала с бурным экономическим и культурным подъемом и подарила городу множество ярких построек.

Триумф технологий

На исходе XIX века человечество достигло невиданной до того стадии научно-технического прогресса. Промышленная революция изменила людей. Вот как наступление новых времен выразил поэт Блок: «Люди стали жить иной жизнью, странной и чуждой человечеству. Прежде думали, что жизнь должна быть свободной, красивой, религиозной, творческой. Теперь развилась порода людей, совершенно перевернувших эти понятия, которые утратили, идя путями томления, сначала Бога, потом мир, наконец, самих себя. Циркулируя, они стали вычеркивать какой-то механический мир вокруг себя, в котором разместились, теснясь и давя друг друга…  Этот круг стал зваться жизнью нормального человека».

Появление модерна было неминуемо. Эра пароходов, паровозов, зарождающихся автомобилей и самолетов, телефона, радио и кино требовала переосмысления старых подходов. Стиль модерн, который на Западе обычно именуется Art Nouveau, стал синтезом всех ранее существовавших видов искусства — архитектуры, дизайна, живописи и скульптуры. Он попытался преодолеть границы между рациональностью и изяществом. К наступлению модерна привела в том числе и всеобщая усталость от классики, которая к тому моменту уже успела превратиться в эклектику.

Несмотря на огромное разнообразие, у модерна есть несколько отличительных признаков. Это отказ от античных традиций — симметрии и ордера, склонность к плавным линиям и формам, а также обилие динамичного декора, в особенности кованых элементов, росписи и майоликовых мозаик. В отличие от строгих и монотонных фасадов классических зданий по постройкам в стиле модерн всегда можно снаружи угадать назначение дома и конкретных помещений. Это качество с тех пор унаследовала вся современная архитектура.

На появление этого стиля в России серьезно повлияла Парижская выставка 1900 года, куда поехали многие русские промышленники и магнаты. Само собой, многие из них привезли новые веяния. В истории московского модерна особо выделяются два имени — Лев Кекушев и Федор Шехтель, два зодчих-титана, на чьи проекты приходится львиная доля московского наследия в этом стиле.

Научный сотрудник Музея архитектуры Анна Кистанова призывает взглянуть на модерн как на целый этап в развитии человечества:

— Модерн — это не просто какой-то миленький стиль с завитушками и цветочками. Это глобальное международное явление, охватившее все сферы деятельности человека. Возникновение модерна напрямую связано с появлением бетона в строительстве и железобетонных перекрытий в середине XIX века. В дальнейшем это явление включало в себя не только архитектуру, но и предметный мир человека в целом. Этот стиль стал своего рода ответом на появление новых типов зданий, которых до этого не было — больших вокзалов, гостиниц и торговых центров.

История развития модерна в России и Москве была переплетена с судьбой страны. Московский модерн впитал в себя все особенности этого города, который был в те годы одновременно и современным, и очень традиционным. Москва в те годы была совершенно особенным местом. С одной стороны, весь город был пронизан трамвайными путями и железными дорогами (больше, чем в Петербурге), был крупнейшим коммерческим центром в стране, расширялись вокзалы. Появился первый проект московского метро, первые автомобили…  Но при этом Москва с ее многочисленными дворянскими усадьбами сохраняла свой патриархальный дух.

А вот заказчики самых нарядных особняков эпохи модерна дворянами не были. Это были люди с деньгами — промышленники, магнаты-железнодорожники, градостроители и купцы. Москва в то время была городом одной большой сделки. Возможно, это связано с тем, что в Петербурге, где преобладали дворяне, на купеческий мир смотрели свысока. При этом аристократы не стеснялись выдавать своих дочерей замуж за коммерсантов. Эти богатейшие москвичи начали активно вкладываться в недвижимость и, как следствие, в новый стиль. Многие из них, такие как Щукин и Морозов, были коллекционерами. Савва Мамонтов вообще окружил себя творческими людьми и организовал уникальную культурную площадку в Абрамцево, ставшую кузницей русского модерна.

Это было время всеобщего расцвета в России, пока не случилась Русско-японская война. В стране начались первые волнения, стачки, недовольство Столыпиным, царем и вообще буржуями. После этого нарядные и красивые сооружения, особняки, характерные для первых лет модерна, больше не строили — боялись общественного раздражения. Поэтому произошло возвращение к более классическому варианту стиля. Круглые окна и другие эксперименты исчезли. Но наследие модерна в итоге привело к функционализму — зарождению современной архитектуры. Ведь модерн был не просто про красивые фасады, это новое отношение к конструкциям, к планировке. И когда отпала нужда чрезмерно все украшать, осталась чистая функция. Те же процессы происходили и в Европе, где это выросло в модернизм, а у нас — в советский авангард.

Переосмысление церквей

В среде энтузиастов нового стиля увлечение новыми западными веяниями шло рука об руку с религиозностью и почитанием русских традиций. Как ни странно, но едва ли не самыми выдающимися русскими сооружениями в стиле модерн были церкви.

Церковь Спаса Нерукотворного Образа в Абрамцево, 1882. Архитектор П. Самарин (по эскизам В. Васнецова)

Эта скромная, но одухотворенная постройка, возможно, первое российское здание в стиле модерн. Ее создание — результат совместной экспериментальной работы кружка приятелей — художников и архитекторов под покровительством мецената Саввы Мамонтова. Кружок этот по совпадению состоял из крупнейших фигур русского искусства тех лет — В. Васнецова, И. Репина и В. Поленова. Весь проект пронизан чувством уютной, добродушной кустарности. Другими словами, компания друзей буквально вложила в проект всю душу.

Вот как описывал процесс сам Васнецов: «Все мы художники: Поленов, Репин, я, сам Савва Иванович (Мамонтов) и семья его принялись за работу дружно, воодушевленно. Мы чертили фасады, орнаменты, составляли рисунки, писали образа, а дамы наши вышивали хоругви, пелены и даже на лесах, около церкви, высекали по камню орнаменты, как настоящие каменотесы…  Подъем энергии и художественного творчества был необыкновенный: работали все без устали, с соревнованием, бескорыстно…  Теперь любопытные ездят в Абрамцево смотреть нашу маленькую, скромную, без показной роскоши, абрамцевскую церковь. Для нас — работников ее — она трогательная легенда о прошлом, о пережитом, святом и творческом порыве, о дружной работе художественных друзей, о дяде Савве, о его близких».

Судьба постройки плотно переплелась с жизнью ее создателей. Поленов познакомился со своей будущей женой на проектных работах, позже они тут и обвенчались, а годы спустя он похоронил рядом своего сына, также соавтора церкви. В честь него рядом возвели небольшую часовню.

Покровская церковь в Малом Гавриковом переулке, 1911. Архитектор И. Бондаренко

Судьба этого храма — краткая иллюстрация истории православия в России. Церковь берет свое начало как молитвенный дом старообрядческого купеческого семейства. Свои храмы старообрядцы в те годы иметь не могли, так как эта форма православия преследовалась по закону. Ситуацию поменял царский указ «О веротерпимости», позволивший староверам строить свои церкви.

В качестве автора проекта был выбран Бондаренко, вскоре ставший главным зодчим старообрядческой общины. В советское время здание перешло в руки государства. Быть вспомогательными помещениями или складами — это была участь большинства уцелевших церквей, уготовленная им коммунистами. В 1990-е в обветшалых помещениях того, что осталось от храма, располагался физкультурный зал. Но триумфальное возрождение религии при Ельцине и Путине спасло Покровскую церковь, великолепно восстановленную несколько лет назад.

Отели по-современному

К появлению модерна привела в том числе неспособность классической архитектуры, сложившейся в эпоху Возрождения и господствовавшей в мире столетиями, удачно ответить на появление построек нового, невиданного до того типа, в том числе масштабных, многофункциональных отелей.

Гостиница «Метрополь», 1907. Архитекторы: Л. Кекушев, В. Валькот

«Метрополь», пожалуй, главный символ Москвы эпохи модерна. Здание было заказано группой предпринимателей при участии все того же Саввы Мамонтова. Раньше здесь десятилетиями располагался другой крупный гостиничный комплекс, также носивший название «Метрополь», но в народе именуемый «Челыши» в честь основателя — купца Павла Челышева. Проект обновленного «Метрополя» с самого начала был чрезмерно амбициозным вплоть до мании величия: согласно пожеланиям Мамонтова, здание должно было помимо номеров и ресторанов вмещать оперный зал, превосходивший по размеру Венскую оперу. От последней идеи пришлось по пути отказаться.

Стиль модерн изначально был выбран как ориентир, так как модное бельгийское (как часто тогда считалось) явление должно было привлечь состоятельных посетителей. Планировалось активно использовать мозаику и майолику. Несмотря на все амбиции, здание, по мнению заказчика, не должно было иметь чрезмерно украшенные, кичливые фасады. По итогам конкурса победила группа под руководством Кекушева. Фасады разработал русско-британский архитектор Вильям Валькот. Над росписями работали крупные русские художники, включая М. Врубеля. Здание превратилось в достопримечательность уже по открытии, его называли «Вавилонская башня ХХ века» и стекались посмотреть на него со всего города.

В революцию 1917 года здание оказалось в центре серьезных уличных боев (здесь базировались юнкера). В первые советские годы бывшая гостиница стала одним из важнейших государственных административных зданий наряду с другим московским отелем — «Националем». Вот как описывал царящую там обстановку Георгий Соломон: «Гостиница эта, когда-то блестящая и роскошная, была новыми жильцами превращена в какой-то постоялый двор, запущенный и грязный…  Я не говорю, конечно, о помещениях, занятых сановниками, их возлюбленными и пр. — там было чисто и нарядно убрано. Но в стенах “Метрополя” ютились массы среднего партийного люда: разные рабочие, состоящие на ответственных должностях, с семьями, в большинстве случаев люди малокультурные, имевшие самое элементарное представление о чистоплотности». В 1918 году в «Метрополе» открылось легендарное кафе «Калоша». Считается, что именно там Есенин сделал предложение танцовщице Айседоре Дункан.

Социализм внес и небольшое изменение в фасад здания: изначально его опоясывала цитата из Ницше «Опять старая истина, когда выстроишь дом, то замечаешь, что научился кое-чему». В советские времена была дописана еще одна надпись: «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала. В. Ленин».

Торговый дом Московского страхового общества, он же гостиница «Боярский двор», 1903. Архитекторы: Ф. Шехтель, А. Галецкий

Один из самых недооцененных памятников столичного модерна в том смысле, что о нем редко помнят — возможно, из-за того, что постройка идеально вписывается в природный ландшафт и местное окружение (что редкость для такого экстравагантного стиля, как модерн).

Многофункциональный комплекс был заказан могущественным Московским страховым обществом. Первые три этажа были рассчитаны под конторы и торговые помещения, а четвертый и пятый — под гостиницу «Боярский двор». Здание было выстроено вдоль китайгородской стены на холме и во многом стилизовано под средневековую крепость, хоть и богато украшено лепниной. Создание именно этого монументального сооружения даровало архитектору Шехтелю настоящее признание среди коллег и статус академика.

Помещения отеля были весьма технически оснащенными для своего времени — каждый номер был оборудован телефоном. Этот факт особо привлекал в ряды постояльцев как агентов сыска, так и всевозможных «нехороших парней»: террористов и подпольщиков. В итоге подпольщики победили, превратившись в конце концов в полноценное правительство большевиков. После революции здание было передано в руки Наркомзема, а уже в наши дни здесь располагается Администрация президента РФ.

Новые особняки

Появление московских особняков в стиле модерн совпало с восхождением совершенно нового класса людей в России — буржуазии. Набирая все больше общественного влияния, этот класс стремился к союзу с властью. В то же время политическая элита состояла в основном из аристократии. Царь Николай II, будучи славянофилом-традиционалистом, к идее союза монархии и буржуазии относился с прохладцей. Хотя граф Витте, сторонник этого курса, пытался представить этот класс царю на Нижегородской ярмарке, но ничего толкового из этого не вышло. Так буржуазия начала чувствовать себя в оппозиции, постепенно двигаясь в сторону западничества, все больше ощущая себя частью мирового капитала. И модерн, будучи очень западным по духу стилем, хорошо демонстрировал эту размолвку между почвенническим дворянством и фрондирующей прослойкой прозападных капиталистов.

Особняк Рябушинского, 1902. Архитектор Ф. Шехтель

Это вычурное здание — воплощение московского модерна не просто как стиля, но как идейного течения со всей его чрезмерностью, многослойным символизмом и стремлением подчеркнуть индивидуальность заказчика. Склонность к символизму вообще была характерна для того времени как в искусстве, так и в поэзии Серебряного века. Пышные купеческие особняки — это именно московское явление, точно так же, как дворянские особняки до того. В Петербурге, например, совершенно иной склад города и иные ценности. Представить себе по сути городскую виллу наподобие особняка Рябушинского в центре северной столицы довольно сложно.

Эпоху неплохо раскрывает и сама личность Степана Рябушинского: купец из старообрядческой семьи, страстный коллекционер икон, он причудливо сочетал в себе тягу к такому западному, прогрессивному течению, как модерн, с религиозностью и почитанием русской старины.

Особняк спроектирован скорее как загадочная иллюстрация к некоему мифу, полурелигиозное сооружение, где каждая, даже самая мелкая деталь имеет скрытое значение. Структура здания отражает три мира: подводный на первом этаже, земной на втором и воздушный (горный) на третьем. Это соответствует древнему пониманию о трехчастном устройстве мира. Все оформление первого этажа связано с подводной тематикой: серо-зеленые оттенки мрамора, светильник-медуза, ручки-морские коньки, паркет, стилизованный под волны. Этажи соединяет переходящая в витраж резная лестница в форме волны, символизирующая встречу воды и воздуха. Второй этаж полон аллегорий о противостоянии добра и зла. Например, колонна, пронизывающая первые два этажа, была задумана как метафора Древа познания. На третьем этаже находилась скрытая старообрядческая молельня — в то время старообрядчество еще преследовалось.

После революции семья Рябушинских переехала в Италию, особняк был национализирован. В первые советские годы он был превращен в штаб-квартиру Психоаналитического общества и экспериментальный детский сад. С 1932 года здание занял вернувшийся из эмиграции Максим Горький. Будучи борцом за права простых людей и обездоленных, писатель не полюбил предоставленный ему особняк за роскошь и декадентство и искренне переживал, что же подумает его «целевая аудитория» — люди, вынужденные жить в сараях и бараках. Об отношениях писателя со своим домом остроумно написал московский поэт Владимир Дагуров:

А в постройке классической той,
Где березы прильнули к фрамугам,
Пил отеческий воздух Толстой,
Дома кончив «Хожденье по мукам».

Рядом экспроприирован был
Особняк в пышном стиле «модерна».
Горький лестниц его не любил:
Эх, во всем декадентство манерно!

Особняк Дерожинской, 1904. Архитектор Ф. Шехтель

Владелица дома Александра Дерожинская (позже — Зимина) была в свое время одной из самых ярких и прогрессивных миллионерш в России. В наши дни такую фигуру точно бы нарекли иконой феминизма. Будучи дочерью купца-старообрядца Ивана Бутикова, Александра Ивановна унаследовала разоренный семейный бизнес, который почти единолично подняла с колен. Несмотря на старообрядческую веру и вообще консервативные порядки в стране, женщина не постеснялась разводиться и вступать в брак трижды! Вот как описывает легендарную купчиху ее британский современник Брюс Локхарт: «Мне занимательно было наблюдать, как мадам Зимина, московская миллионерша, каждое воскресенье обедала и играла в бридж со своими тремя мужьями — двумя бывшими и одним настоящим. Это показывало толерантность и понимание, которые в то время были за пределами восприятия западной цивилизации. Английские жены, однако, с ханжеским ужасом разводили руками».

Проект выполнен Шехтелем под большим влиянием австрийского модерна, в частности архитектора Й. Ольбриха, ученика великого венского зодчего Отто Вагнера. Здание находится на стыке модерна и классики. С одной стороны, оно состоит из разновеликих объемов, с другой — его парадный фасад симметричен, а многочисленные детали подчинены монументальной иерархии элементов — от больших к малому. Как часто бывало в проектах Шехтеля, интерьеры особняка являлись продуктом скрытой легенды, мифа, лежавшего в основе всего интерьера, включая даже самые маленькие детали вроде дверных ручек. Считается, что зодчего вдохновила на проект Первая симфония Скрябина. Архитектор следовал идее античного храма, поэтому помещения расписывались фресками на тему времен года.

Особняк Якунчиковой, 1900. Архитектор В. Валькот

Владелица постройки Якунчикова происходила из купеческого рода Мамонтовых и являлась специалистом в области русского искусства и народных художественных промыслов. Как и большинство собственников зданий эпохи модерна, свои дни она закончила в середине XX века в эмиграции.

Здание, заказанное русско-британскому архитектору Вильяму Валькоту (он же — соавтор «Метрополя»), предвосхитило многие перемены, позже произошедшие в архитектуре. Если присмотреться к динамичным прямоугольным объемам здания, то мы увидим, насколько эти приемы похожи на работы конструктивистов в 1920-е и даже советских архитекторов в брежневские годы. Конечно, эти черты будущей современной архитектуры слегка маскируются детально проработанным дорогостоящим декором.

Украшения фасада из майолики, например, были выполнены по эскизам М. Врубеля. Но стоит мысленно убрать завитушки и представить постройку в бетоне, то все становится на свои места: перед нами здание, обогнавшее свое время.

Особняк Гутхейля, 1903. Архитектор В. Валькот

Валькот спроектировал и соседнее здание, ныне известное как особняк Гутхейля. Его фасад выполнен в чуть более классическом русле, чем соседняя прямоугольная постройка, но здесь использованы схожие приемы: плитка «кабанчик», сплошные стены и выразительная лепнина. Семья выходцев из Франкфурта-на-Майне, Гутхейли владели одним из крупнейших в стране нотным издательством, опубликовавшим почти все произведения Рахманинова, Глинки и других русских композиторов.

Судьба самого Валькота, создателя обоих особняков, сложилась несколько бесславно. После серии профессиональных неудач он переехал в Великобританию, где так и не смог нормально вернуться к проектированию, построив всего один дом. Зато на родине он приобрел большую славу как архитектурный иллюстратор.

Особняк Динга, 1902. Архитектор А. Калмыков

Это здание совсем не похоже на типичный московский особняк, скорее на иллюстрацию книги про дом с привидениями. А все потому, что эта постройка выполнена отчасти в готическом духе. Дом был построен для крупного предпринимателя, выходца из Гамбурга Иоганна Леонарда Динга. В России он создал одну из самых успешных макаронных фабрик, известную в СССР как макаронная фабрика №1, а в России 1990-х — как бренд «Экстра М».

Есть версия, что архитектор спроектировал этот особняк по подобию западноевропейских фахверковых зданий, так распространенных в Германии в то время. В годы Первой мировой войны на фоне роста антигерманских настроений Динг был вынужден покинуть страну. Сегодня эта постройка продолжает функционировать как жилой дом и даже иногда сдается в аренду.

Особняк Носова, 1903. Архитектор Л. Кекушев

Здание, напоминающее сегодня скорее подмосковную дачу, на самом деле интересное свидетельство столкновения русской и американской культур. Считается, что купец В. Носов заказал проект уже к тому моменту успешному архитектору Л. Кекушеву, показав ему пример из американского журнала Scientific American. Образцом для подражания был выбран американский фахверковый коттедж, довольно типичный для Штатов тех лет.

Получившийся особняк отчасти наследует приемы знаменитого американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта, известного по легендарному Дому над водопадом. Дом имеет необычную планировку, больше подошедшую бы строгой исламской семье: здание разделено на две половины — для мужчин и для женщин.

Особняк Листа, 1899. Архитектор Л. Кекушев

Иногда по-настоящему понять душу архитектора можно в том случае, если он строит дом самому себе. В случае с более чем финансово успешным Кекушевым зодчему это удалось дважды. Особняки, возведенные этим классиком модерна для себя и своей семьи, могут по роскоши и проработке деталей сравниться с владениями купцов-миллионеров, вкусы которых он обслуживал. Постройка, известная ныне как особняк Листа, предназначавшаяся самому архитектору, так понравилась предпринимателю немецкого происхождения Г. Листу, что тот решил выкупить ее себе.

Стилистически здание представляет собой заигрывание асимметричной, страстной композиции в духе модерна с вполне реальными историческими элементами западноевропейской, даже средневековой архитектуры. В итоге постройка напоминает своего рода элегантный «кошкин дом» — коллаж из классических, привычных глазу элементов, перетасованных сумасшедшим образом.

По-настоящему интересной история дома стала в 1908 году, когда постройку выкупили супруги Сергей и Наталия Кусевицкие. Он — контрабасист-виртуоз, она — меценат и дочь директора Филармонического общества Константина Ушкова. Вместе они организовали в своем доме подобие музыкального клуба, где гостили, например, А. Скрябин, С. Танеев и А. Гольденвейзер. Посещал эти вечера и молодой Борис Пастернак, всерьез рассматривавший в те годы музыкальную карьеру.

Дом Кекушевой, 1903. Архитектор Л. Кекушев

Особняк, названный по имени жены архитектора, продолжает ту же тему — живое, несимметричное прочтение общеизвестных архитектурных элементов. На языке современной танцевальной музыки это называется «ремикс». Здесь перерабатывается романтичный образ средневекового европейского замка.

Здание включало 15 комнат, выстроенных вокруг главного ядра постройки — парадной лестницы. Самому Кекушеву не довелось толком пожить здесь — три года спустя после постройки он развелся с супругой и оставил ей этот особняк, а она в свою очередь вскоре его перепродала.

Ярославский вокзал, 1904. Архитектор Ф. Шехтель

Наряду с «Метрополем» здание Ярославского вокзала, напоминающее сказочный древнерусский терем, обычно первое, что приходит в голову при мысли о московском модерне. Будучи пересечением северного модерна и неорусского стиля, постройка автоматически подпадает под обе категории.

Проект стал результатом перестройки предыдущих вокзальных павильонов, стоявших на том же месте и не справлявшихся больше с возросшим пассажиропотоком. К тому же железнодорожные пути по этому направлению успели дойти от Сергиева Посада до Ярославля (отсюда и название), а потом и до Архангельска — одного из самых северных городов страны.

Доходные дома в стиле модерн

Хотя большая часть многоэтажных доходных домов конца XIX — начала XX века была построена в духе поздней классики и украшательской эклектики, новые веяния с Запада не могли не затронуть этот тип зданий.

Дом Хомякова, 1900. Архитекторы: И. Иванов-Шиц, М. Геппенер

Большинство россиян знают об этой постройке по комедии Эльдара Рязанова «Служебный роман» — по сюжету там находится контора, где работают главные герои. История здания начинается с финансового курьеза. Наследник крупного состояния Хомяков «зажал» пустой участок земли на Кузнецком мосту, соглашаясь продать его городу за немыслимые 100 тыс. рублей, к ужасу городской Думы. Хомяков высадил на участке несколько жалких деревьев и назвал сад «Хомякова роща». В отместку московские газеты публиковали карикатуры, изображавшие несговорчивого землевладельца в виде осла, гуляющего по своей лужайке. В итоге земля таки была продана городу, но все равно по сильно завышенной цене.

Здание строилось под конторские помещения, там располагались офисы и магазины, в том числе мебельный отдел фирмы «Мюр и Мерилиз». Дом спроектирован в традиции венского модерна, а уже в советские времена были надстроены два дополнительных этажа.

Дом «Сокол», 1904. Архитектор И. Машков, автор панно Н. Сапунов

Эта постройка, также располагающаяся на Кузнецком Мосту, изначально образовывала единый ансамбль с находившейся рядом гостиницей «Метрополь». Дом известен своими плавными формами и трехчастной майоликовой мозаикой, выполненной по эскизам живописца Николая Сапунова.

Как и соседнее здание, дом Хомякова, эта постройка спроектирована под сильным влиянием австрийского сецессиона. В отделке использованы изразцы, изготовленные по эскизам М. Врубеля, который помимо великой живописи обогатил своими работами немало зданий в стиле модерн. В советское время дом занимали магазины «Мосторга», «Международная книга» и магазин издательства «Академия».

Дом Исакова, 1906. Архитектор Л. Кекушев

Дом Исакова на Пречистенке — одна из самых известных столичных построек в стиле модерн. Московское торгово-строительное общество выкупило под будущее здание участок со старой непритязательной усадьбой XIX века. Доходный дом предназначался для требовательной привилегированной публики, поэтому был не только оснащен передовыми техническими новшествами, но и обладал крайне экстравагантным обликом.

Стиль модерн был выбран как средство для привлечения целевой аудитории — крупной буржуазии, падкой на заграничные новшества. Пластичную поверхность фасада, плавно изгибающуюся благодаря неглубоким, «вырастающим» из плоскости стены эркерам, завершает металлический, богато декорированный козырек, который играет существенную роль в силуэте не только здания, но и всей улицы. Низ сооружения облицован гранитной мозаикой. Форма окон на каждом этаже разная — то прямоугольные (на первом и четвертом этажах), то лучковые, а на пятом на их замковых камнях помещены лепные женские головки. Трудно поверить, что когда-то архитектор Кекушев начал свой путь с проектирования скотобоен.

Пламя русского модерна горело недолго, но очень ярко. Трудности, наступившие в стране на заре XX века, сделали демонстрацию излишнего шика недостойным делом, а стремление эффективно строить постепенно привело к более сдержанным и экономичным направлениям в архитектуре. Сказалась и усталость от модерна в архитектурном сообществе. Он был настолько вездесущ и популярен, что им попросту интеллектуально объелись. Между тем наследие этого уникального направления в искусстве и строительстве оказало колоссальное влияние на то, как проектируют здания сегодня. Так что, глядя на очередной эффектный небоскреб где-нибудь в «Москва-Сити», стоит помнить: без модерна с его завитушками этого дома просто бы не было.

Фото наверху: гостиница Метрополь/ shutterstock.com, TTE3342/commons.wikimedia.org, Юля Иванко/mos.ru, Маргарита Федина/rgub.ru/osobnyak_nosova