Лучше вы к нам, лучше вы к нам, но тем не менее… еду в Магадан! Лечу, конечно, а не еду, поезда в Магадан не ходят, а рейс из Шереметьево обещает каких-то восемь часов в воздухе. Публика на борту двухэтажного самолета разношерстная, как в метро на День города — туристы, деловые люди, спортсмены, ностальгирующие старики. «Сам я родом из Магадана, но не был много лет, говорят, там все так изменилось».
Местный аэропорт носит имя Владимира Высоцкого — так в «столице Колымского края» почтили память главного советского барда, посвятившего городу две песни — «Мой друг уехал в Магадан» и «Про Магадан». Первую Высоцкий написал «на отъезд» своего друга Игоря Кохановского, вторую — после того как навестил его в марте 1968 года, пробыв здесь лишь два дня. Но даже за такой короткий срок город, особенно бухта Нагаева, впечатлил барда и спустя много лет ответил ему благодарностью: в Магадане аж два памятника Высоцкому. Один установлен как раз-таки в бухте Нагаева, где принято любоваться закатами (тогда как в бухте Гертнера — рассветами), а другой, созданный на народные деньги, сначала стоял на набережной, но после был перенесен в здание аэропорта.
Вообще про Магадан сложено немало песен и стихов (отметились и Козин, и Новиков, и Вася Обломов*), и не только благодаря несомненной живописности здешних мест и мрачной истории. Очень уж хорошо звучит само слово — Магадан! Не имя, а магический удар колокола, да к тому же прекрасно рифмуется, посмотрим хотя бы у Высоцкого: чемодан, не по годам, вдрабадан… Краевед Юрий Нехорошков, на которого ссылается Николай Добротворский в своей увлекательной книге «Как магаданцы на Новый год белугу пилили», рассматривал несколько версий происхождения топонима. Эвенкийское слово «мангадан» означает «морские наносы», а «монгодан» — «жилище из плавника». Экстрасенсы утверждают, что город «магам дан», горе-полиглоты — что это от английского «май гадн», мой сад. Есть и библейская версия (Магадан = Магдала), и скифская, и еще с десяток. Между тем город мог называться иначе. Нагаево, Дзялбу, Северосталинск — все эти названия в свое время всерьез обсуждались, и как же прекрасно, что победил все-таки Магадан.
Местные любят подчеркнуть, что живут в молодом городе — рабочий поселок, выросший вокруг сопок на берегу Тауйской губы Охотского моря, ведет свой отсчет с 1929 года, а статус города Магадан получил только в 1939-м. Расположен он в поразительно красивом месте — на перешейке, соединяющем материк с полуостровом Старицкого, между двумя бухтами. Бухта Гертнера, в которую впадают реки Магаданка и Дукча, получила свое имя в честь гидрографа Константина Гертнера, а знаменитая бухта Нагаева, впечатлившая Высоцкого, названа в честь русского адмирала и гидрографа Алексея Нагаева. Нагаевская бухта сейчас переживает, наверное, свои лучшие времена — здесь построили набережную не хуже чем в Швейцарии: с цветниками, шезлонгами, кафе, детскими и смотровыми площадками. Конечно же, тут присутствует маяк, пусть даже декоративный (действующий тоже есть, но подальше от берега и не такой «фотогеничный»). Чуть выше маяка с одобрением глядит на бухту бронзовый Высоцкий с гитарой у ног.
Общероссийская любовь к городским контактным скульптурам задела Магадан лишь по касательной. В центре, в сквере 75-летия Магадана (рядом, кстати, есть отличное заведение «Эфиопия», где варят замечательный кофе навынос — пл. Горького, 7), я видела крошечный памятник евражке — длиннохвостому местному суслику. Еще там есть памятник лисице. В скверике у дома, где жил знаменитый певец Вадим Козин, сидит на скамейке его бронзовая скульптура — в огромных то ли сапогах, то ли валенках и с котом на коленях, уютно свернувшимся клубком.
Но о Козине чуточку позже, его квартира-музей находится довольно далеко от бухты Нагаева, а вот до знаменитой скульптуры «Время» отсюда рукой подать. Эта грандиозная и по размерам (6 тонн весом, 5 метров в высоту), и по замыслу работа местного скульптора Юрия Руденко появилась в бухте в 2013 году и стала неофициальным символом Магадана. «Время» — это… императорский мамонт, собранный из металлолома, весь покрытый какими-то винтами и шестеренками, изрядно проржавевшими и подарившими благодаря этому скульптуре поистине мамонтовый вид. Издалека кажется, что мамонт — живой, покрытый густой шерстью, и все благодаря этому дивному ржавому цвету, изначально просчитанному скульптором. Объяснять метафору времени здесь совершенно излишне, а вот о том, что сильный ветер в бухте Нагаева иногда заставляет мамонта петь, можно и упомянуть. Магаданцы рассказывали мне, что самый сильный свист вырывался, аккуратно скажем, из задней части мамонта, и пришлось решать эту проблему с помощью специальной пробки.
В бухте Нагаева и без мамонта, в общем-то, громко. Сюда приходят полюбоваться салютами в праздничный день и подводными лодками, внезапно всплывающими на поверхность — мы видели одну такую, празднично украшенную огоньками иллюминации по периметру. Но не всегда здесь было так весело и празднично — из песни про Магадан слов не выкинешь. 4 февраля 1932 года в бухту Нагаева зашел пароход «Сахалин», на борту которого находилась первая сотня заключенных, прибывших по этапу в распоряжение Севвостлага. Стране нужно было золото, и добывать его на Колыму отправляли «врагов народа», членов их семей и тех, кто просто попался под руку, рассказав не к месту анекдот или не донеся на того, кто его рассказывает. В Магадане забыть об этой странице истории нельзя ни на минуту — не зря над городом высится «Маска скорби» Эрнста Неизвестного, в которую, кстати, можно войти — там музей из пары комнат. Неизвестный мечтал сделать скульптурную трилогию памяти жертв политических репрессий. Два монумента были возведены в Магадане и в Екатеринбурге, а проект третьего, воркутинского, так и не получил воплощения.
Магаданская «маска» стоит на сопке Крутой, откуда открывается прекрасный вид на город и две его бухты. К скульптуре, «плачущей» маленькими масками, ведут 100 ступеней, а ниже расположены 11 бетонных блоков с названиями колымских лагерей: Мальдяк, Бутугычаг, Хениканджа, Джелгала, Эльген, Днепровский, Серпантинка, Северный, Маглаг, Каньон и Кинжал. При упоминании Эльгена сразу вспоминается «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург, оставившей в своей поразительной книге еще и подробное описание послевоенного Магадана.
Экскурсоводы во время подъема к «Маске скорби» дают всем желающим полистать мартиролог с именами заключенных — вдруг, говорят, найдете кого-то из знакомых. И в краеведческом музее Магадана значительная часть экспозиции посвящена лагерной истории — и о каждом из упоминаемых на выставке заключенных можно написать роман. Например, о художнике Викторе Светличном, арестованном в 1935 году за «контрреволюционную деятельность» — его работы, сразу и наивные, и светлые, и бесконечно трагические, посвященные быту той самой Колымы, были написаны без соблюдения правил грунтовки, но их вовремя отреставрировали и выставили. Или о Вадиме Козине — легендарном певце и авторе романсов, которые знают все, просто, возможно, не догадываются о том, что их сочинил сосланный на Колыму музыкант, не знавший, к слову сказать, ни одной ноты. Козин — гениальный самоучка, сын цыганской певицы, обладатель великолепного тенора — по слухам, играл на рояле для Сталина, но от ареста и ссылки это его не спасло. Отбыв срок, певец остался в Магадане, к которому привык за долгие годы жизни здесь, и в его крошечной однокомнатной квартирке в Школьном переулке открыт теперь музей, где все предметы мебели и интерьера сохранены такими, какими они были при Козине. Простой советский быт, множество книг и фотографий, на письменном столе — личный дневник, открытый на странице, соответствующей текущей дате. Какой у него был прекрасный почерк!
Соседнюю с козинской квартиру тоже присоединили к музею — там теперь стоят красный концертный рояль и проигрыватель. Гостям дают послушать записи живого голоса Вадима Козина. «Не уходи, еще не спето столько песен, еще звенит в гитаре каждая струна… » Козин, бывший, кстати говоря, еще и талантливым фотографом (его камере принадлежат репортажные снимки Магадана 1950-х, которые сейчас охотно публикуют в краеведческих книгах), искренне полюбил город, навязанный ему для жизни. Песня 1955 года, написанная Козиным на стихи Юрия Магалифа, может считаться неофициальным гимном Магадана:
Я живу на улице Портовой
В городе — столице колымчан,
Где под солнцем северным суровым
Стоит красавец-город Магадан.
Лагерная тема неожиданно продолжилась для нас по пути в Наталкинский ГОК, куда мы отправились с целью поглазеть на добычу золота в современных условиях. Ехать было шесть часов, за окнами машины мелькали сопки, текли речушки, шумел иван-чай… И вдруг водитель предложил сделать остановку на заброшенной зоне — не гулаговской, а «современной», из 1970-х. По всей территории Колымы разбросаны закрытые ныне лагеря, заброшки, оставляющие весьма своеобразное впечатление. Киношники наверняка схватились бы за камеры — тут и декораций строить не надо, бери да снимай. Например, камера ШИЗО в том лагере, который проезжали мы, сохранилась почти в первозданном виде. Увы, строить музеи на месте бывших зон, даже исторических, гулаговских, никто не спешит, это и дорого, и сложно, и печально. Поэтому сейчас, как нам объяснили местные, здесь пасутся дикие туристы, и отечественные, и иностранные, отколупывая на память куски штукатурки или подбирая с пола кирпичи.
Но хватит о грустном. Лучше о золоте. Горно-обогатительный комбинат в Магаданской области, куда нас любезно пустила компания «Полюс», добывает ценный металл многие годы, но, говорят, запасов в недрах еще достаточно. Нас переодели в спецовки, дали каждому каску, защитные очки, сапоги и «самоспасатель» — это такая сумочка весом несколько килограммов, благодаря которой при экстренных ситуациях можно будет получить кислород в туннеле. Мы спускались в туннель, своими глазами видели, как гигантские машины перелопачивают тонны… нет, не словесной, а самой что ни на есть обычной руды в поисках нескольких граммов золота. Никогда не думала, что золотое колечко стоит таких усилий.
Венцом экскурсии стало посещение хранилища, где нам дали подержать слиток золота — когда его вложили мне в руки, я чуть не села на пол. 17 килограммов! Кроме того, к полу пригвождает мысль о том, что ты держишь в руках приблизительно десять хороших московских квартир в эквиваленте… Ну я сразу же вспомнила одну недавнюю кинопремьеру, где герой бегает с украденными золотыми слитками, и позавидовала его спортивной форме.
В Магадане, кстати, в ювелирных магазинах продают колечки с маленькими золотыми «слитками» — довольно эффектное украшение (но как вспомнишь тонны руды, так почему-то стыдно становится о нем мечтать). Чаще, впрочем, из колымской столицы везут в Москву красную икру, нерку, копченых кальмаров, вяленую корюшку (ничем не напоминающую питерскую) и неведомую нам рыбу кунджа. Как объяснили знающие люди, кунджа — это светлый колымский лосось, который водится исключительно в местных водах. Не знаю, правда это или нет, но за то, что у кунджи непревзойденно нежный вкус, могу поручиться. Все это великолепие (вместе с термосумками, разумеется) продается на рынке «Урожай» (ул. Дзержинского, 28) в самом центре города. Тем же, кому важно провести дегустацию на месте, советую четыре лучших магаданских заведения — «Перевал» (ул. Коммуны, 3), «Аляска» (ул. Дзержинского, 26), «Казбеги», где даже хинкали готовят с крабами (ул. Пролетарская, 8), и «Маяк» (ул. Приморская, 7/1). Все, кроме первого, находятся в центре города, а «Казбеги» и вовсе в соседнем здании с легендарным отелем «Магадан», в ресторане которого спускали когда-то длинные рубли вахтовики со всей России.
Фото: Andrei Stepanov, Olgysha, Alexander Khitrov/Shutterstock.com, Анна Матвеева
_______________________________________________
*Признан иностранным агентом.