Небольшое живописное село на речке Палешке насчитывает сегодня около 4500 жителей, и 600 из них — художники! Даже представить себе страшно, как рядом уживается такое количество творческих людей. Но вроде бы уживаются — атмосфера в Палехе на редкость спокойная и благостная.
Полтора часа автобусом от областного центра Иваново, и вот мы уже в столице знаменитой палехской росписи. Рядом с крошечной автостанцией — ни живой души. Воскресенье. Художники, наверное, еще спят, а мы упрямо бредем в сторону «активности» — магазина «Пятерочка» и музеев. Очень хочется кофе, но с этим в Палехе беда. Нет ни одной кофейни, да и ресторанов не сказать что изобилие. А вот музеев много — навскидку пять, не считая художественных мастерских.
— Не, ну а кто здесь будет ходить по кофейням? — резонно замечает моя спутница. — Сельские жители? Художники?
— Туристы! — отвечаю я. — Вон же сделали указатели на двух языках! А такую важную вещь, как хороший кофе, забыли.
Впоследствии выяснилось, что кофе здесь готовят как минимум в двух местах (летом, в сезон, их, возможно, еще больше) — это кафе «Ковчег» (пер. Музейный, 1) и арт-центр «Мастерские» (Ленина, 33). Еду тоже дают — ничего выдающегося, но все свежее и вкусное.
Палех село маленькое, не успели опомниться, как уже вырулили на главную улицу — Ленина, увидели корабль Крестовоздвиженского храма — белый, с колокольней и куполами сложного сиреневого цвета — и тут же забыли про кофе и разногласия.
Поразительной красоты здание построено на высоком холме в середине XVIII века: возводили его на средства прихожан, и сразу видно, что со вкусом у них все было в порядке. Изящный, пропорциональный, летящий храм изнутри был расписан местными иконописцами (говорят, впрочем, что руководили работами московские художники Сапожниковы). Роскошный иконостас в главном летнем приделе (на зиму его закрывали, поскольку он не отапливался) стоит отдельного изучения — он дает начальное представление о палехской иконописи, от которой впоследствии отпочковалась знаменитая лаковая миниатюра. Отпочковалась просто потому, что в противном случае иконописцам было бы не на что жить.
История палехской иконы напрямую связана с местным, как это ни странно, климатом. Почвы здесь считались недостаточно плодородными, и крестьянам приходилось заниматься выделкой овчин, вышивкой, ткачеством и резьбой по дереву. Расцвет иконописной школы палешан произошел в середине XVIII века. Характерные черты — многофигурность, умеренность в украшениях, гармония оттенков, замедленность ритма — и, что сразу бросается в глаза, удлиненные, вытянутые фигуры святых (эти силуэты перешли впоследствии в лаковую миниатюру — к не святым космонавтам, колхозникам и сказочным персонажам).
В 1830-м в Палехе появилась первая профессиональная иконописная мастерская, организованная Львом Софоновым. Обучали в мастерских начиная с 10–11 лет — мальчиков сажали рядом с опытными мастерами, они долго осваивали азы, и только спустя пару лет скрупулезной учебы определялась специализация отрока — станет он «доличником» (мастером по одетым фигурам, пейзажу и общей композиции) или же «личником» (мастером, работающим по «головам, рукам, ногам и всему обнаженному телу»). Икону писали обычно несколько мастеров, причем из-за недостатка освещения все они были вынуждены сидеть у окон — вот почему окна в здешних избах выходили непременно на южную сторону.
Другую известную иконописную мастерскую Палеха организовал в конце XIX века Василий Белоусов — автор, между прочим, росписей в Грановитой палате. Братья Белоусовы расписывали трапезную в Крестовоздвиженском храме Палеха и писали иконы для летнего придела.
Между XIX и XX веками в Палехе работало более десяти иконописных мастерских, а многие палешане успешно торговали в Москве, Петербурге и Нижнем Новгороде, открывали там филиалы домашних мастерских. Все это стало ненужным после октября 1917 года, и традиция могла бы и вовсе исчезнуть, если бы не находчивость местных мастеров и не Алексей Максимович Горький (о нем — чуть позже).
Рядом с Государственным музеем Палехского искусства (Ленина, 6), расположенным вблизи храма (здесь до всего рукой подать), стоит небольшая избушка — дом-музей Ивана Ивановича Голикова (Ленина, 2). И тут же его памятник-бюст и табличка: «Основателю палехского искусства». Я сначала возмутилась: какому такому основателю? Это же народный промысел! Но после похода в музей убедилась, во-первых, в собственном невежестве, а во-вторых, в том, что табличка не врет. Иван Голиков, а также его сподвижники Баканов, Котухины, Маркичев, Зубковы первоначально были прославленными мастерами иконописи (Голиков, кстати, посещал в Петербурге школу барона Штиглица и имел диплом Парижской выставки — вот тебе и деревенский мужик!). Когда пригорюнившиеся иконописцы размышляли, как им жить дальше в связи с отменой церкви, Голиков вспомнил, что в 1922 году в московской мастерской А. А. Глазунова экспериментировал с композициями из папье-маше. Вот с этого момента и ведет отсчет история палехской миниатюрной живописи, ни в коей мере не заменившей иконопись, но позволившей выжить как самим мастерам, так и уникальной манере «мелочного», как тогда говорили, письма. Постепенно выработался всем теперь известный палехский стиль — черный цвет изделий, красный лак внутри (если это шкатулка, а палех — это чаще всего шкатулка, хотя в музее показывают и броши, и пудреницы, и портсигары, и панно, и даже портреты), подробная миниатюрная роспись, сделанная вручную, отделка сусальным золотом, которое каждый из мастеров (а чаще всего мастериц, сегодня это по большей части женское занятие) творит на свой лад, и обязательно подпись художника. Копий палехских работ не бывает — каждое изделие уникально, каждое проходит через строгий худсовет, где ему назначается цена. Стоят палехские вещицы недешево, но они того стоят. Марина из художественной мастерской Игоря и Екатерины Кочетовых «Палехский стиль» (Зиновьева, 2в) в течение часа рассказывала нам, как делается шкатулка средних размеров — это невероятно трудоемкий процесс, занимающий от стадии болванки из картона до готовой блестящей вещицы три месяца.
Я почему-то думала, что палехские шкатулки деревянные, но нет, это папье-маше. Обаятельная Марина, используя профессиональный сленг (я запомнила слова «запемзовать» и «залачить»), развеяла и другие мифы. Моя спутница, например, считала, что миниатюрный орнамент на шкатулках штампуется поверх ручной росписи, но нет, даже он прорисовывается вручную — кисточкой, которую мастера обычно вяжут сами. В арсенале художественных инструментов Марины обнаружились также птичье перо и кабаний клык, который невероятно сложно добыть (вроде бы голову кабана закапывают на год в землю, чтобы клык выпал естественным образом, иначе он будет непригоден для использования). Мастерица научила нас ухаживать за палехскими вещицами — оказывается, их нужно изредка смазывать маслом (желательно оливковым), чтобы не теряли блеска и красоты.
Потрясенные, мы вышли из мастерской, не забыв, впрочем, купить пару шкатулок «на одно колечко»: к сожалению, не расписных, а штампованных (на расписные надо еще подкопить).
Кстати, мужчины в мастерской Кочетовых — одной из нескольких в Палехе открытых для посещения — чаще занимаются росписью храмов, чем лаковой миниатюрой: вот так презираемый некоторыми ценителями прошлого «ширпотреб» сберег уникальную школу иконописи, и спустя много десятилетий Палех вернулся к своим истокам.
Важную роль в становлении народного промысла лаковой миниатюры поначалу сыграл Горький — сам он, кстати, когда-то работал в мастерской палешанина Салабанова в Нижнем, о чем рассказано в повести «В людях». Горький продвигал и поддерживал художественную инициативу бывших иконописцев, он участвовал в создании Государственного музея Палехского искусства — в общем, местному художественному училищу, которое, как говорят, оканчивает каждый восьмой (!) житель села, имя пролетарского писателя было присвоено вполне заслуженно.
Уже в середине 1920-х палешане начали отправлять свои работы на международные выставки. В самом деле, ранний Палех, представленный в Государственном музее Палехского искусства, поражает смелостью воображения мастеров: здесь пионеры стерегут колхозный урожай, а тут Пушкин катит на тройке, не говоря уже о Шекспире (да-да!) и его персонажах. Поздний Палех, впрочем, тоже поражает — там и ВДНХ, и Гагарин, и Королев в белом халате, и сказы Бажова, разве что Элвиса нет, но под заказ, думаю, могут сделать и Элвиса.
И все же традиционный, классический (наверное, можно так сказать о промысле, которому в этом году исполнилось 100 лет, если считать с первых опытов Голикова) Палех — это романтические встречи красных девиц с пригожими молодцами, тройки с дивными тонконогими конями, охота, сельская жизнь и народные праздники. Работы самого Голикова (его, кстати, называли мастером «коня, битвы и тройки»), как и работы его соратников выставлены сегодня в Государственном музее Палехского искусства наравне со старинными иконами палехской школы: от «Богоматери Корсунской» работы Михаила Белоусова глаз не оторвать, а моей спутнице даже померещилось, что у Богоматери зрачки в виде крестиков.
На одном из заборов Палеха крупными буквами написано: «Традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу». Эта цитата из Густава Малера может стать эпиграфом ко всей истории Палеха — места, где жили раньше и живут и теперь художники.
Фото: Александр Дворянкин, Владимир Чинин/Фотобанк Лори, muzei-paleh.ru