Всего одна остановка метро отделяет гремящую тяжелым трафиком Калужскую площадь от Шаболовки, а какая разница! Там сотни машин, толпы людей, имперская державность сталинского ампира и гигантских параллелепипедов брежневских времен с обязательным Лениным в центре. А здесь тишина, уют небольших улочек, позвякивание трамвая, цветущая сирень в мае и запах лип в июне. Донской район — один самых малонаселенных и низкоэтажных районов Москвы.
Район начал застраиваться еще в XVI веке, но первый взгляд здесь падает не на седую старину, а на воздушное авангардное кружево Шуховской башни. Вплоть до революции в желтом классическом здании у подножия башни располагался так называемый Варваринский приют. Его в 1849 году построил благотворитель Алексей Лобков, чья дочка Варвара умерла во время холеры 1848-го. Сразу после революции заведение закрыли, а в 1922-м здесь появился радио-, а позже и телецентр. Вещание шло как раз с вершины гиперболоидного шедевра Владимира Шухова. Вплоть до появления Останкинской башни в 1967-м с этой небольшой территории осуществлялось все телевизионное вещание в СССР.
Прогулка по Шаболовке — это всегда путешествие во времени. Здесь все перемешалось: русская православная старина с авангардом, пышный сталинский ампир с уютом окраины, стремительная технологичная современность с неторопливым ритмом дворов и скверов. Буквально пару лет назад Шаболовку благоустроили, поставили в центре улицы трамвайные остановки и установили лавки. Густые липы и конструктивистские пятиэтажки с левой стороны улицы придают ей вид если не деревенский, то немного старосоветский. Во всем Донском районе живет всего 51 тыс. человек, поэтому о толпах на улицах надо забыть и просто получать удовольствие.
Всего через квартал от старого телецентра с правой стороны возникает длинный капитальный забор, который следует запомнить всем жертвам мегаполиса, страдающим душевной смутой. За ним утопает в зарослях лип и роз неврологический центр имени Соловьева, или в просторечье знаменитая Соловьевка. Там ваннами, массажами, циркулярными душами, йогой и электросном лечат неврозы, депрессии, бессонницы и общую усталость от жизни. Делают это, между прочим, совершенно бесплатно.
Вообще в Донском районе умеют заботиться о душе. Если сесть на 26-й трамвай и свернуть от Соловьевки в сторону Загородного проспекта, который вошел в состав района только в 1995 году, можно доехать до еще одного исторического места — Канатчиковой дачи, воспетой Высоцким. Эта самая дача известна москвичам под многими именами. Канатчиковой ее называют по имени купца, которому некогда принадлежали эти земли. Когда территория на окраине была выкуплена городом, в 1894 году здесь была построена знаменитая психиатрическая лечебница, которую тут же прозвали больницей Кащенко по имени ее первого главврача, знаменитого психиатра Петра Кащенко. И, наконец, сейчас она официально называется психиатрической клинической больницей №1 им. Н. А. Алексеева. Николай Алексеев, кстати, вовсе не психиатр и не землевладелец. Это знаменитый московский голова, подаривший городу не только психбольницу, но и водопровод с канализацией.
Почти сразу за забором Соловьевки можно увидеть величественные зубчатые стены Донского монастыря, с которого начинался район и вокруг которого до сих пор вращается местная жизнь. Это чудо с белеными ласточкиными хвостами на башнях и есть нежное, трепетное сердце здешних мест.
Еще в конце XVI века отсюда до южной окраины Москвы было очень далеко. Место было даже не заселено — дикое поле как есть. Все изменилось летом 1591 года, когда крымский хан Газы Гирей решил отомстить гордой Москве за прежние поражения. Он уверенно шел на север, и все указывало на то, что поход будет успешным — русские войска даже не сопротивлялись. Хан дошел до деревни Котлы и тут наконец встретил передовые дозоры русских. Татары доскакали аж до обоза, или, как тогда говорили, гуляй-поля, и наткнулись на конницу и сплошную стену пушечных ядер. Разгром был таким убедительным, что больше татары к русским не совались.
Разумеется, Борис Годунов, стоявший во главе войска, и богопослушный царь Федор Иоаннович решили, что победу принесла икона Донской Божией Матери, которая сопровождала армию. Этим образом Сергей Радонежский некогда благословлял Дмитрия Донского на Куликовскую битву. С тех пор именно Донской Богоматери молились всегда, когда Москве угрожал враг. В 1593 году на месте молебна построили храм, а постепенно вокруг сложился монастырь. Стены Донской обители замкнули кольцо оборонных рубежей вокруг Москвы, прикрыв Калужский тракт.
Донская слобода, облепившая краснокирпичные стены монастыря, вошла (и то не вся) в черту Москвы только в середине XVIII века, после того как закончили строить Камер-Коллежский вал. Ну как вошла, скорее так, прилепилась. Вплоть до начала XX века жизнь здесь была натурально деревенская: пышно цвели сады, кричали петухи и паслись козы.
Однако уже ближе к концу XIX века на землях слободы, протянувшихся до современного Загородного проспекта, появились два неожиданных объекта. Во-первых, уже известная нам психиатрическая больница, а во-вторых, между Малой Калужской и Донской улицами выросли корпуса «Общества механических заводов братьев Бромлей». Бромлеи выпускали паровые машины, чье качество славилось во всем мире. После революции, конечно, по желанию трудящихся, завод был переименован в «Красный пролетарий» и перешел на выпуск станков. Завод просуществовал вплоть до 2007 года, но обречен бесследно исчезнуть — теперь на его месте строится дорогой ЖК.
Серьезное каменное строительство началось в Донском районе только после революции. Первая волна советской застройки прокатилась здесь еще в 1920-е годы, как раз когда в революционной столице возобладали идеи конструктивизма. Каждый историк советской архитектуры знает главный местный шедевр — общежитие Текстильного института, или дом-коммуну на Орджоникидзе. Его возвел молодой гений Иван Николаев в 1930 году.
Времена тогда были специфические и мечтательные. Мечты Николаева имели довольно зверский вид. Про свое общежитие он писал так: «Мое здание олицетворяет победу дома-коммуны над домом-общежитием. Изгнание из своей жизни примуса — есть первый шаг. Бытовая коллективизация и организованность учебы — второй шаг. Третий шаг — гигиенизация, оздоровление быта. Четвертый шаг — переход на самообслуживание в быту и механизация процессов уборки. Пятый шаг — обобществление детского сектора».
Все это Николаев вполне реализовал. Его дом стал самым жестоким социальным проектом конструктивизма, настоящим домом-машиной. Все физиологические функции человека автор строго разделил. Главный восьмиэтажный корпус предназначался исключительно для сна. Комнаты там были размером 2,7 на 2,3 метра. В них помещались две кровати и табуретки. Для Николаева стал большой проблемой тот факт, что по тогдашним нормам метраж комнат был слишком мал. Чтобы решить вопрос, он вмонтировал в корпус здания специальные вентиляционные устройства, позволявшие подавать в комнату озонированный воздух. Предполагалось, что вечерами по вентиляции будет распространяться и специальный усыпляющий газ, но, по счастью, до этого не дошло.
Никаких туалетов в спальном корпусе не было. По замыслу автора, студенты сдавали одежду в гардероб и в исподнем бежали в свои спальные кабины. Всего таких кабин в главном корпусе поместилось 1008. Утром по звонку студенты просыпались и отправлялись в санитарный корпус на оправку. Оттуда переходили в общественный корпус, где находились столовая, места для занятий, библиотека и ясли-сад. Вплоть до 1960-х дом-машина функционировал примерно по планам Николаева. Потом комнаты слегка расширили. Но в нормальный жилой вид общежитие привели совсем недавно — в 2017 году.
Окрестности монастыря вообще отличаются самой плотной в Москве конструктивистской застройкой. По счастью, та ранняя советская архитектура отличалась не только социальным безумием, но и вполне разумными требованиями к жилому пространству. Конструктивисты ставили в центр своих концепций именно человека и его здоровье. Большинству этих авангардных домов свойственны оригинальная и очень удобная планировка, тщательно продуманное естественное освещение, хорошая вентиляция и комфортная для человека размерность помещений.
— Мы тут, к сожалению, не живем, а только снимаем квартиру в конструктивистском доме, — говорят двое молодых людей, Саша и Аня, живущие прямо под Шуховской башней. — Нам тут безумно нравится. У нас два балкона, один выходит на тихую улицу прямо рядом с башней. Двор всегда в цветах. Улица почти пустая. Даже странно. Центр в двух шагах, а мы здесь живем как на даче. Наши друзья обожают к нам в гости приезжать. Мы, когда собираемся большой компанией, специально устраиваем экскурсии по району.
Напротив знаменитого общежития Николаева стоит большое длинное здание аутлета «Орджоникидзе 11». Там же, кстати, находится и знаменитый на всю Москву концертный клуб Base (бывший «Главклуб», а еще раньше — «Б1 Maximum»). По выходным перед его дверями выстраиваются длинные очереди молодых людей с зелеными и красными волосами, но в 1931 году по плану индустриализации в этом здании был открыт первый в СССР завод револьверных станков, который очень скоро получил имя Серго Орджоникидзе. Вплоть до 1990-х годов завод был лидером советского станкостроения. Дальнейшая история завода трагична — приватизация и мутные схемы с аукционами привели к тому, что контрольный пакет акций оказался в руках некоего КЭИбанка. На жизнь директора завода Анатолия Панова было совершено покушение. Новые собственники начали демонтаж оборудования, увольнение сотрудников и фактически остановили производство. К 2014 году знаменитый флагман отечественного станкостроения прекратил свое существование. Производство было полностью свернуто, а все помещения давно сдаются в аренду торговым точкам.
Завод имени Орджоникидзе стал родоначальником целого жилого массива в ближайших окрестностях. Фактически вся левая сторона улицы Орджоникидзе застроена домами для работников завода. Для инженеров и руководства строили получше, для рабочих — поплоше. Именно здесь до сих пор сосредоточены главные коммунальные кварталы Москвы. Официально считается, что коммуналки в СССР специально не строили. Они образовывались как бы сами по себе из старых богатых квартир. Столицей таких коммуналок по праву считается Петербург. Там коммуналки роскошные, с высокими потолками, лепниной, медными ванными и прочим наследием царского режима. На самом деле коммуналки при Советах очень даже строились. Маленькие комнаты, большие общие кухни и коридоры, отсутствие горячей воды (рабочие мылись на предприятиях после смены) и ванной комнаты — это типичный образец коммуналок для рабочего класса. Такие дома и стоят вокруг бывшего завода Орджоникидзе. Многие из них до сих пор функционируют как большие коммуналки. Кстати, это еще одна особенность района — он считается самым коммунальным во всей Москве.
И все же Донской район — это место, в которое люди влюбляются с первого раза. Здесь жить безумно интересно и, главное, удобно. Царящая здесь малоэтажная застройка и уютнейшие тихие дворы со старыми липами и цветущими флоксами придают району почти дачное, деревенское очарование. Множество скверов и парков, море зелени и грамотное благоустройство, колокольный звон, несущийся от Донского монастыря и еще нескольких действующих церквей, — здесь все умиротворяет и благословляет на мирные философские прогулки. Еще одно достоинство района — отсутствие крупных работающих предприятий.
— Здесь сразу после революции много чего промышленного построили, — говорит красивая женщина, назвавшаяся Марией, — но потом все постепенно умерло. Наверное, для экономики это не очень хорошо, но для жизни, конечно, лучше. Последнее предприятие здесь снесли совсем недавно. Вот здесь на Серпуховском Валу стоял Московский завод по обработке цветных металлов. Большую территорию занимал. От него еще воняло какой-то гадостью. Года до 2017 там еще что-то теплилось, но потом все снесли и построили ЖК. С тех пор у нас тишь и благодать, никаких производств.
Сейчас в Донском стало гораздо лучше не только с экологией, но и с криминалом. Здесь нет диких рынков, публика в основном почтенная, живущая в районе давно.
— Я сюда переехала лет двадцать назад, — рассказывает местная жительница Ольга. — Квартира была не самая удачная — пятый этаж сталинской пятиэтажки без лифта. По нынешним временам, когда все привыкли к комфорту, даже как-то неприлично. У нас были варианты и получше, я даже смотреть не собиралась. Но как-то так получилось, что мы сюда все-таки доехали. И вопрос о дальнейшем выборе отпал сам собой. У нас из окон виден Донской монастырь, каждый день звучит колокольный звон. Через дорогу чудесный монастырский сквер, в двух шагах от дома гагаринский «Ашан» и Нескучный сад. Двор зеленый и совершенно безопасный, дети гуляют сами. Под окнами проходит трамвай — чего еще желать.
— Я живу у метро «Академическая», но каждый день езжу сюда на работу и этот район просто обожаю, — рассказывает Елена. — Я езжу сюда на трамвае, а если вы москвич, вы понимаете, что это лучший вид транспорта. Едешь себе так неторопливо по красивым улицам, и тебе хорошо. А сюда приезжаешь, так и вовсе отлично. Я такую Москву по детству помню. Во дворах сирень цветет, ты в вышибалы с мальчишками играешь, мама из окна кричит: «Ленка, домой!». Вот здесь как в детстве.
Впрочем, прогресс и нужды застройщиков коснулись и этого тихого района. Не так давно на том же Серпуховском Валу напротив нового Донского кладбища вырос ЖК «Баркли Резиденс».
Местные жители вообще панически боятся новостроек, но «Баркли» вышел неплох — такой классический ар-деко в стиле первых нью-йоркских небоскребов. Правда, слез местных жителей из-за него все равно пролилось немало. На месте, где сейчас высятся две свечи-башни, стояла любимая в районе Донская баня. Располагалась она в красивом конструктивистском здании и отлично рифмовалась с окрестностями. Но с ней пришлось проститься.
И все же основная часть Донского района по-прежнему хранит очарование русской старины и советской безмятежности. Дай бог у властей хватит мудрости сохранить это место в его первозданном виде.
Фото: Дима Жаров