Большая Никитская превратилась в главную московскую улицу для еды, на которой в каждом доме по три ресторана как минимум. И есть ощущение, что новые места будут открываться, пока в каждом здании не закончатся площади первых этажей.

Большая Никитская ни разу не претендует на булгаковскую славу Патриарших прудов и долго оставалась за кадром гастрономического кластера времен массовой экспансии Ginza Project, которая случилась лет пять-шесть назад на Патриках. На Большой Никитской все, как обычно, началось с Ильи Тютенкова и его «Уголька» с «Северянами» (в свое время Тютенков начал эпопею на Малой Бронной рестораном Uilliam’s, и дальше все понеслось само собой).

И не то чтобы до Тютенкова на улице ничего не было. Как раз напротив, на ней дольше, чем в других местах, продержались ветераны, выдержанные в духе, натурально, советского общепита или первых вольных корпоративных точек. Казалось, что «Рюмочная» в доме №22 с пельменями и водкой не закроется никогда. Точно так же, как в конце 1990-х невозможно было себе представить, что кто-то отважится посягнуть на кафе «Консерватория». Но нищая «Консерватория» исчезла, и появилась буржуазная «Кофемания». Вместо «Рюмочной» открылся не бар и не ресторан, а обычная аптека. А в августе 2021-го на Никитской открылся ресторан «Гвидон» Бориса Зарькова и его корпорации WRF. Хрустальные брызги, старинный особняк, французская кухня, сказка Пушкина о царе Салтане в туалетных комнатах. Дорого, богато, с размахом — так, что можно растеряться на первых порах и забыть, зачем пришел (но посмотрим, как это дело будет развиваться, в конце концов, все в столице в этом году потенциально ждут мишленовских звезд или хотя бы мимолетного упоминания в гиде).

На улице Герцена в моем детстве все время были жуткие сугробы и ледяные дорожки. Это была не улица, а полоса веселых препятствий: хочешь — с разбегу головой вписываешься в сугроб, а хочешь — орешь на прохожих, как рекомендовал журнал «Ералаш»: «Держаться правее! Правее держаться!» — и катишься со всей дури по льду якобы с заботой о прохожих (на самом деле нет, просто взрослые в то время были очень вертлявые, пластичные люди, и они боялись падать).

На Герцена всегда было немного темновато, что придавало этой улице загадочности и подчеркивало ее типичную московскую заброшенность. И я очень хорошо помню чувство облегчения и защищенности, когда переулками выходишь с Герцена все-таки на улицу Горького, там всегда было совсем другое кино — парадного толка.

Потом все стало наоборот. Собственно, и сейчас секрет успеха Большой Никитской именно в том, что Тверская от нее в двух шагах, но на Тверской никакой пристойной жизни нет. Тверская — полудохлая улица. А Большая Никитская вдруг на глазах превращается в «нарядный маршрут». Совсем недавно сюда не надо было специально наряжаться и выходить в люди. Можно было на правах местного жителя почти в пижаме пойти завтракать творожными кольцами к «Северянам», затем весело перебрасываться новостями в новых маленьких барах в Калашном и, может быть, поздно ночью заруливать все-таки в угарный «Маяк», потому что там проходит очередной сбор сильно пьющей творческой интеллигенции, которая вышла из «Жан-Жака» и еще не дошла до «Квартиры 44».

Безусловно, никто сейчас не в состоянии вспомнить душный запах 1990-х и прогорклого масла в студенческом кафе с оладьями на подступах к Большому залу Консерватории, или яркие товары секонд-хенда (на этом углу теперь успешно работает Lucky Izakaya Bar), или стоячку с хачапури и водкой для завтраков таксистов. Ресторан Loro затмил всех предыдущих квартирантов в доме №21/18, а их было немало (штук шесть как минимум, включая профранцузские Chez Maman и Chez Papa).

Глянцевые рестораны почти вытеснили места для незамысловатого досуга, для которого у Большой Никитской были все условия. Сегодня это не простая улица, а улица, куда выплеснулись Патриаршие пруды, и все потому, что им не первый год тесно в отведенной акватории. А еще на Большой Никитской усилилось то самое ощущение избранности, не линейного выбора, ощущения, что публика нашла что-то специальное на подходах к Зоологическому музею и ТЦ «Охотный ряд». Тут появились модели в красных кожаных плащах и фотосессии с бокалами, но это скорее исключение, как автозагар с кудрями, черные платья в пол и очки Gucci. Дресс-код Большой Никитской из последних сил держится за черные худи и белые кроссы. Магазины закрываются один за другим, и на их окнах свеженькие объявления об аренде. Самокаты, мотоциклы, «Хлеб насущный» пуст, «Кофемания» битком. В каждом ресторане раздувают щеки и назначают деловые встречи. Пары на действительно романтических свиданиях тут очень редки. На Большой Никитской больше нет никакой загадочности, но появился попсовый блеск, как у кристаллов Swarovski.

Фото: Владимир Зуев