Мешающие жить соседские звуки: почему их издают милейшие вроде люди?

Каждый житель большого города может поделиться незабываемым воспоминанием о внезапном скрежете стула, который сосед сверху решил переместить на сорок пять градусов (а это ровно над вашим изголовьем!) в три часа ночи, или безжалостно орущем телевизоре за стеной, причем самым исступленным образом чужой телевизор начинает орать почему-то именно в тот момент, когда вы решили сделать паузу в новостной повестке. Уж чего-чего, а таких сюжетов в изобилии у любого обитателя многоквартирного дома в Красноярске, Владивостоке, Саратове…  Но поверьте мне как недавнему жителю Екатеринбурга — разница с московскими звуками здесь все же есть, да еще какая.

Москвичи — истинные слуховые мученики, а кто в это не верит, тот пусть поживет в моем (или в каком-нибудь другом типовом) подъезде с недельку. Я тоже раньше считала, что это преувеличение, когда читала в блоге одного моего московского приятеля о его нехристианских мыслях по поводу соседской девочки, разучивающей с восьми утра бетховенского «Сурка» на фортепиано. «Из края в края впере-ед иду, и мой суро-ок со мною, под вечер кров себе-е найду, и мой сурок со мною…  Ку-усочки хлеба нам дарят… » В этом месте юная пианистка всегда сбивалась, и приятель (профессиональный музыкант) вздрагивал, с ужасом ожидая продолжения.

Истязания «Сурком» продолжались многие недели ежедневно без перерывов и выходных, девочка начинала делать кое-какие успехи, и, наверное, надо было за нее порадоваться, но приятель не мог воспарить над собственным эгоизмом и потребностью выспаться.

Другая московская, еще до моего переезда в столицу услышанная история — о веселых ремонтниках из квартиры за стеной, предпочитающих работать исключительно под хэви-метал: ремонтники с большим удивлением узнали, что не все, оказывается, любят слушать такое посреди белого дня. Но когда узнали, «сделали чуточку потише».

Ой да ладно, думала я тогда. Ишь какие капризные, эти москвичи. Ни Бетховен им не нравится, ни «Металлика»! Не угодишь! В Екатеринбурге я многие годы обитала в доме с довольно тонкими стенами, вела примерно такой же, как сейчас, образ жизни, но единственная претензия по части бытового саундтрека у меня была разве что к юному соседу Паше. Пашина комната как раз за моей стеной, сам Паша вступил тогда в лучшую пору молодой жизни, и периодически я просыпалась среди ночи от заливистого девичьего смеха или молодецкого гогота. Подкараулила однажды Пашу с приятелями на улице и сказала:

— Слушай, Паш, я тоже была молодой и прекрасно все помню, даже если по мне и не скажешь. Но я работаю дома днем, поэтому ночью мне нужно спать, понимаешь? А кто-то из твоих приятелей так жизнерадостно гогочет в четыре утра, что это мне немного мешает.

— Это по-любому Стас, — вмешался в наш разговор Пашин приятель, подталкивая вперед покрасневшего паренька.

— Очень хорошо, что ты такой веселый, Стас, — сказала я. — Но понимаешь…

Дальше я почти слово в слово повторила предыдущий спич о работе и отдыхе, и вроде бы Стас, Паша и прочие юноши меня поняли. Понимание продолжалось недолго, но, очнувшись спустя пару недель от молодецкого гогота за стеной, я подумала, что это по-любому Стас, и, успокоившись, снова уснула. Гоготал Стас к тому же по укороченной программе.

Возможно, в этом все дело: когда понимаешь, что мешающие жить звуки производит какой-то конкретный человек, то это примиряет с действительностью: ну и в конце концов можно всегда подкараулить Стаса с Пашей на улице еще раз и вежливо попросить их хотя бы через раз выбирать для ночных просмотров печальные фильмы.

Но не так, совсем не так обстоят дела в Москве! Звуковая какофония, обрушившаяся на меня с первых же дней жизни в столице, напоминала настройку оркестра до прихода дирижера — только меломан с развитым слухом мог бы разделить этот шум на отдельных условных Стасов.

В подъезде моего многоэтажного дома обитают на первый взгляд обычные люди — я не замечала среди них ни маргиналов, ни «граждан с диагнозом», ни социально опасных элементов. Разве что Дима с 12-го этажа, которого я однажды нашла на лестнице пьяным и приняла за мертвого, тогда как Дима всего лишь мирно спал, уютно раскинувшись на ступеньках в позе «послеполуденный отдых фавна». Еще не зная Диминых привычек и чувствуя ответственность за все человечество разом, я вызвала скорую, и вскоре две веселые врачихи уже ставили моего соседа на ноги, а он пытался обнять ту из них, что аппетитнее, и на мертвого уже совершенно не походил. Но звукового раздражения, возвращаясь к нашей теме, от Димы было немного — так, покряхтел немного и все на том.

Итак, люди, которые обитают вместе со мной в подъезде нашей многоэтажки, лишь на первый взгляд обычные. На самом же деле каждый из них таит в себе загадку, разгадать которую я силюсь вот уже второй год кряду.

Встречаясь с соседями в лифте, у почтовых ящиков, в ближайшем магазине, на лестнице, я вежливо здороваюсь и пытаюсь одновременно с этим примерить к ним звуки, которые изводят меня круглые сутки подряд — и не могу.

Вот, например, солидный рослый мужчина с круглой бородой и лысиной в виде аккуратного плевочка. Неужели это он враз отучил меня от будильника, каждое утро ровно в шесть с такой страстной злобой закрывая дверные замки (один на два оборота, второй захлопывается)? Или та миловидная женщина с собачкой (собачку я, кстати, не слышу вообще — ни тявканья, ни воя) — судя по моим скромным предположениям, она живет этажом выше и каждый вечер кроет диким матом своего мужа (ответов мужа я тоже не слышу, но, судя по выбранным для дискуссии темам, это именно муж, а не кто-то другой). Загадочный персонаж, остервенело спускающий по мусоропроводу камни (ну а что же еще может лететь с таким грохотом?) или ночью, или опять же с утра пораньше, может обернуться милейшей старушкой, с которой мы часто обсуждаем погоду, а любитель двигать стулья с мерзким протяжным звуком (стульев там, судя по всему, много и стоят вечно не там, где положено) — тоненькой студенткой, не отлипающей от телефона.

Есть у нас и любитель полуночной уборки — с падающими швабрами и гудящими пылесосами, и фанатка телефонных разговоров на повышенных тонах. Ну а главная тайна нашего подъезда — это, конечно, вопящая девочка, проклинающая свою семью и весь мир в придачу с девяти вечера до часу ночи. Проблема в том, что я не видела в нашем подъезде ни одной подходящей описанию девочки. Есть вполне приятная, чуть пухленькая тринадцатилетка, которая вежливо здоровается на всякий случай со всеми сразу. Я не могу сложить это мирное дитя с кошмарным ночным призраком. А что если ей нужна помощь? Или я опять лезу не в свое дело, как с «мертвым» Димой?..

Совершенно обычные, а порой даже вполне любезные люди превращаются в звуковых агрессоров, стоит им перешагнуть порог собственной квартиры. Получается, что мученики-москвичи, страдающие от повышенного шума, не задумываются о том, что сами его в первую очередь и создают. Гул и гудение машин на улице, рев мусоросборников, сирены скорых, в прошлом году особенно часто, увы, навещавших наш двор, даже ремонтные завывания дрели порой не доставляют столько беспокойства, сколько обычная соседская жизнь, звуки которой никто не пытается приглушить. А что такого, я у себя дома! Могу наорать на жену, обругать бабушку, проехать на стуле через всю комнату. Могу запеть пьяным голосом (Дима? Это ты? Не узнаю) «Выйду ночью в поле с конем» так, что у соседей внизу цветы закачаются в горшках. Ты выйди с конем, конечно, какой разговор, но почему ночью? И зачем об этом оповещать всю округу, только-только забывшуюся коротким тревожным сном?

Я пишу сейчас все это под женские телефонные вопли (контральто выдержки хорошего коньяка) сверху — обсуждается, судя по всему, политика и экономика. На часах — четыре минуты пятого, белый день. Контральто, безусловно, имеет право орать на всю ивановскую о том, что у нее накипело и наболело — она ведь у себя дома.

Но ведь и я у себя. И мне очень, очень нужна тишина, хотя бы ненадолго. Но когда контральто закончит свой аналитический разговор на самых высоких тонах, придет откуда-то (из школы, наверное?) девочка-проклинательница. Ее тембр — почти колоратура, но она не поет, а визжит о том, как всех вокруг ненавидит. Потом зазвучит телевизор у соседей за стеной — они, видать, глуховаты, поэтому новости я узнаю даже в часы своего цифрового детокса. Еще через час загремят мусоропроводные камни, а ближе к ночи явится Дима с конем, и хорошо еще, если только с ним. А там, глядишь, уже и утро, пора, пора закрывать двери на два оборота — и посильнее хлопнуть, иначе соседи не проснутся!

Вот, подумает читатель, экая нежная орхидея понаехала — звуки жизни ей мешают! Но ведь это те самые мелочи, те самые детали, из которых и складывается повседневная московская жизнь, в которой и так немало сложностей. Между прочим, именно в Москве при покупке или аренде квартиры едва ли не в первую очередь (сразу после выяснения локации ближайшей станции метро и количества собственников) у риэлторов спрашивают: «А как здесь обстоят дела с соседями?» Можно найти прекрасный вариант (плавала, знаю), но все плюсы квартиры нивелирует один громадный минус — неадекватный сосед сверху. Или сбоку. Или со всех сторон…

Конечно, есть целый ряд звуков, с которыми приходится мириться — все понимают, когда плачет младенец. Или у людей праздник — не каждый день, как у коня, — но потерпеть одну ночь не проблема. Могут помочь наушники (правда, вот спать в них, как один мой знакомый, я так и не научилась). В Париже, где мне доводилось жить в самых разных квартирах, принято вывешивать объявление, если планируется пошуметь: извините, мадам и месье, но в квартире такой-то сегодня празднуют до такого-то часа. Предупредил — значит, вооружен. Если не предупредил, сосед может вызвать полицию.

В Москве тоже может. Но по какому поводу? Разве человек не имеет права передвигать мебель? Или пылесосить в три ночи? Или сбросить центнер камней в мусоропровод? Да к тому же я не знаю точно, на кого жаловаться, ведь соседи мои, повторюсь, все как один приятные милые люди. Просто с ними что-то происходит, когда они закрывают за собой дверь в свою квартиру. Они расслабляются, сбрасывают с себя маски (во всех смыслах) и становятся самими собой. А потом со щелчком запираемой двери вновь превращаются в симпатичных любезных людей.

Кстати, еще одно мое открытие (возможно, это лишь нашему подъезду так «повезло»), касающееся невольно услышанных звуков. Люди сейчас очень тихо занимаются сексом (если вообще им занимаются). Можно услышать что угодно (вплоть до весьма нелицеприятных подробностей), но не стоны, ахи и скрип кроватей. Уж лучше заниматься любовью, а не орать друг на друга так, словно от этого зависит судьба человечества. Хотя если от этого что-то совершенно точно и зависит, так это здоровье, настроение и сила духа ваших соседей. Самый бесценный на сегодняшний день капитал.