— Мы после работы обсуждали тему завещания органов. И полячка наша сказала, что не хочет никому ничего завещать, а то ее органы пересадят какому-нибудь мигранту, который всю жизнь живет на ее налоги. Мол, и сердце еще ее им надо. До сих пор валяюсь над этим.

— Ты просто думаешь, что если ты их всех бросишь, то останешься одна. А ты не останешься одна, понимаешь? В конце концов, уже вернули туры в Мармарис!

— Мам, я тоже хочу стать доктором, как ты.
— Хорошо, но надо прочитать много книжек. Я вот читала много книжек и стала доктором.
— Я тоже прочитаю.
— Для этого, как я тебе говорила, надо выучить буквы. Чтобы прочитать книжки, надо выучить буквы.
— М-м-м (раздумывает). Тогда не буду доктором. Буду другим кем-нибудь.

— Я вообще-то курить так и не бросила, но маме говорю, что бросила. Она все равно не понимает, что такое айкос.

— У нее была мама — такая старая ведьма, знаешь. А Нина сама была такая симпатичная, веселая. А мать ее все ненавидели. А потом вот мать умерла, и Нина буквально преобразилась: в материны шмотки переоделась, стала скандалить со всеми. И стала вот такой вот старой каргой. Хотя ей вроде еще 50 нет.

— Просто я вот ее видела два раза в курилке в 2012 году, а брата она моего вообще никогда не видела. И вот она спустя, грубо говоря, 10 лет вдруг начинает лайкать мои фотки в инстаграме и просить, чтоб я приехала к ней в Кемерово. И добавляет в чатик лучших друзей. Меня и брата. И говорить, что мы ей очень дороги. Это что такое? Одиночество или просто перебрала перед сном?

— У нее парень просто выглядит, как папик из девяностых.
— Это как?
— Ну как Михаил Шуфутинский.
— А-а, поняла.

— Посмотрел этот фильм и думаю, что у создателей была цель сделать что-то плохое…  зрителям.

— Я хотел бы сам выбирать, какой вакциной меня колоть будут.
— Не волнуйся, государство уже за тебя выбрало и какой дорогой ты на такси поедешь, вообще скоро и воду-то в унитазе нельзя будет спустить без этого чертового QR-кода.

— Миша у меня рос такой спокойный: ему лего дашь, и он сидит строит. А Геля совсем не такая. Ей цемент подавай сразу, доски, гвозди. Такая у нее масштабность как бы во всем.

— Он все сидит в своем этом офисе и создает видимость работы. А там все такое жалкое, понимаешь? Клеенка эта в столовке, пропуска. И вот он сидит там свой гуляш ест из года в год, и нет у него никаких проблем, кроме как чтоб его не раскусили, что он ничем не занят.

— И жена у меня тоже вакцинировалась. Пришла, стопку выпила сразу, чтоб точно без последствий. Не знаю, все нормально у нее прошло. Так что можно и алкоголь, и все. Не знаю, что ты думаешь.

— Он меня со своими фотографиями из отпуска достал, конечно. Показывал мне фотки отеля. Ну какой там может быть отель в Сочи? С видом на двор с помойками или на автостраду?

— Берите арбуз.
— Ой, да я не знаю, как их выбирать.
— Да они все сладкие.
— Все так говорят.
— Ну ладно, тогда не берите.
— Да вы мне не указывайте, что делать-то! Давайте мне свой арбуз этот сладкий!

— У нее даже в тиндере написано, что она социал-демократка. Неужели эти люди не понимают, что навсегда останутся одни?

— Меня дети местные все знают. Я всегда им конфетки всем даю. А тут две девчонки были маленькие, ну тоже я им прянички давала, так они мне предложили сесть на качели, и чтоб они меня покачали. А мне 75 лет, я боюсь уже качелек.

Иллюстрация: Натали-Кейт Пангилинан