В 1900 году неподалеку от деревень Говорово и Михалково к юго-западу от Москвы появилась железнодорожная станция Востряково, названная в честь купца первой гильдии Дмитрия Родионовича Вострякова, ссудившего деньги на ее строительство. В 2010-м ее переименовали в Сколково, а в этом году — в Мещерскую. Но появившееся в 1930-х кладбище Востряковским назвали именно из-за близости к станции.

Одно из выгодных отличий некрополя (города мертвых) от обычного города состоит в том, что его жителям совсем не мешают деревья. Поэтому многие кладбища напоминают парки или рощи, а Востряковское и вовсе похоже на обнесенный стеной лес, и довольно густой. Здесь полно птиц, между могилами бегают белки, а по центральной аллее гуляют семьи с детьми, которые по складам читают имена и фамилии на надгробьях. Гулять при желании можно целый день: Востряковский некрополь площадью больше 130 гектаров — один из самых больших в Москве. Строго говоря, состоит он из трех кладбищ: Центрального, с которого здесь все началось в 1932 году, примкнувшего к нему в начале 1960-х с другой стороны Боровского шоссе Северного и открывшегося по соседству с колумбарной стеной в 2017 году Южного Иудейского.

Появление последнего именно здесь не случайно — на Востряковском всегда было много евреев. Получилось это так: когда в конце 1930-х годов было принято решение о закрытии и последующей ликвидации Дорогомиловского кладбища, самых заслуженных покойников, например художника Левитана и революционера Абельмана, перенесли на Новодевичье, родственникам же остальных разрешили перезахоронить их на недавно открывшемся Востряковском. Возможностью этой активнее всего воспользовались именно евреи (на Дорогомиловском еще с XVIII века у них было отдельное кладбище). Так на Востряковском оказались два знаменитых иудея, умерших задолго до его открытия: Лазарь Соломонович Поляков — банкир по прозвищу «московский Ротшильд» и предполагаемый отец балерины Анны Павловой — и Яков Исаевич Мазе, больше 30 лет прослуживший главным раввином города. В советское время еврейская часть Востряковского продолжала расти и сейчас занимает примерно одну пятую Центрального кладбища — это участки с 38-го по 50-й, справа от главного входа. Здесь похоронены выдающийся фотограф Моисей Наппельбаум, автор хрестоматийных фотопортретов Ленина, Дзержинского, Ахматовой и Пастернака, изобретатель системы звукового кино Павел Тагер, советский бог детектива Аркадий Вайнер, а также бог грамматики, орфографии и пунктуации Дитмар Эльяшевич Розенталь. Скромную могилу лингвиста найти нелегко, но поскольку каждый уважающий себя граммар-наци наверняка захочет принести на нее цветы, то вот лайфхак: вам нужен первый поворот направо с главной аллеи Центрального кладбища. Доходите до 42-го участка, с левой стороны будут три памятника в одной оградке: Рубинштейн, Робинзон и доктор Голланд. За ними по тропинке налево. Могила Розенталя примерно девятая по правой стороне, сразу за Либерманами. Не благодарите.

Ни в советское время, ни сейчас кладбище на Боровском шоссе, оказавшееся в черте города только в начале 1960-х, после появления МКАД, особенно престижным не считалось, поэтому знаменитости попадали сюда или по недоразумению (поэт-песенник Леонид Дербенев, автор «Острова невезения», «Все могут короли» и других всесоюзных хитов, не был членом Союза писателей), или по любви: поэты Павел Антокольский и Леонид Мартынов хотели быть похоронены рядом с женами, а Иосиф Кобзон, который по своему положению уж точно мог рассчитывать на Новодевичье, — рядом с мамой. Так на Востряковском появилась, пожалуй, самая «статусная» могила: летом 2018-го, после похорон певца, венки занимали метров пятьдесят по обеим сторонам центральной аллеи. Год назад здесь поставили памятник: Иосиф Давыдович, с микрофоном и в концертном костюме, стоит, как и хотел, между могилами мамы и тещи.

Главная аллея Центрального Востряковского кладбища— это ярмарка тщеславия с чередой роскошных надгробий. Вот прямо у центрального входа в огромной черной ротонде о четырех коринфских колоннах стоит памятник: мужчина средних лет в хорошем костюме с расслабленной полуулыбкой смотрит на нас как живой, опустив одну руку в карман брюк. Это не ученый, не философ и не артист, как можно было бы подумать, а вор в законе Константин Гинзбург по кличке Гизя, на похороны которого в 2013 году на Востряковское съехалась вся криминальная Москва.

Вот на величественном, метров десять в длину, гранитном постаменте одинокая могила с высоким надгробием. Это Заур Гилалов, бизнесмен и филантроп. Пошел человек в ателье примерить свадебный костюм, а на выходе киллер расстрелял его из автомата. И теперь стоит он, выгравированный в полный рост, в костюме, бог знает, в том ли самом или в другом, посреди этой гранитной пустоты, надежно дистанцированный от соседних могил балюстрадой. Вот белокаменный мавзолей цыганского певца Лацы Дашкенти. На стене среди розочек и ангелочков немудрящая эпитафия с подписью «от братьев, сестер и племянников». Отсутствие вдовы и детей среди скорбящих объясняется тем, что три дочери Лацы участвовали в его убийстве, произошедшем в мае 1976 года в Люберцах, а их мать это преступление организовала.

У памятника дочери Леонида Утесова Эдит я решаю покинуть угрюмую роскошь главной аллеи и сворачиваю направо. Здесь находится самая «загадочная и мистическая» (на каждом приличном кладбище есть такая) могила Востряковского: в глубине 38-го участка похоронен известный телепат, гипнотизер и прорицатель Вольф Мессинг. Указателей нет, но как к ней пройти, можно узнать из ролика на ютубе — охотников зарядиться «магнетической энергией» и «мистической силой» первого советского экстрасенса хватает. Говорят, приезжают даже из других городов. Жизнь Мессинга была окружена невероятными легендами, и про могилу тоже рассказывают разное. Например, про даму, которая разделась тут догола, сотворила какой-то магический обряд — с восклицаниями, содроганиями и заклинаниями, — а потом спокойно оделась и ушла. Я ничего такого не делал, хотя от мистической силы, конечно, не отказался бы: просто постоял немного рядом, подержался на всякий случай за оградку и отправился дальше.

По березовой роще в дальней части кладбища я иду к колумбарной стене, чтобы попробовать найти захоронение Осипа Шора, одесского приятеля Ильфа и Петрова и главного прототипа Остапа Бендера. Это он носил белые штаны и капитанскую фуражку, а по пути из Петрограда в Одессу без гроша в кармане выдавал себя то за художника, то за гроссмейстера, то за подпольного монархиста. Стена оказывается очень длинной, но, к счастью, захоронения расположены в хронологическом порядке, а год смерти (1978-й) мне известен. Так что вот он, мечтавший о Рио-де-Жанейро Осип Вениаминович Шор — в последнем ряду второй секции колумбарной стены, прямо на границе с третьей.

И это, кстати, не единственная связь Востряковского с «12 стульями»: на 38-м участке, неподалеку от Мессинга, покоится еще один одессит и знакомец Ильфа и Петрова — поэт Осип Колычев. Автор песни «Несокрушимая и легендарная» и других произведений из репертуара ансамбля песни и пляски Советской армии с юности «знал кратчайшие пути к оазисам, где брызжут светлые ключи гонорара под широколиственной сенью ведомственных журналов», а свою еврейскую фамилию Сиркес заменил на звучный «боярский» псевдоним Колычев, так что поэт-халтурщик Никифор Ляпис-Трубецкой, автор бесконечной саги о Гавриле, списан именно с него.

Рядом с колумбарной стеной в конце 1990-х построили православную церковь, от которой отходит Аллея спортсменов. Здесь среди футболистов, баскетболистов и олимпийских чемпионов похоронен актер Александр Фатюшин, так достоверно сыгравший спившегося хоккеиста в фильме «Москва слезам не верит», что его полюбила вся страна. Напротив могилы артиста, на которой стоит простой белый крест, расположен еще один огороженный элитный участок: лес вырублен, земля облицована камнем, есть тент со скамейками, видимо, для пикников и даже фонтан. Здесь, у самого леса, похоронен бывший босс «Газпрома» Рем Вяхирев. На его могиле стоит совершенно фантасмагорический монумент. Больше всего он напоминает японские ритуальные ворота тории, украшенные аляповатыми красными сердцами, белыми голубками и розами. В центре всего этого безумия помещены земной шар из мрамора и горящий каменным пламенем логотип «Газпрома».

Если самый известный обитатель Центрального Востряковского кладбища — Иосиф Кобзон, то на Северном, куда я попадаю, перейдя Боровское шоссе — это, конечно, академик Сахаров. Один из создателей советской водородной бомбы, диссидент, правозащитник, нобелевский лауреат и народный депутат СССР тоже мог оказаться на Новодевичьем, но его вдова Елена Боннэр, у которой был семейный участок на Востряковском, решила иначе. Теперь они лежат там вместе — в центре треугольного в плане Северного кладбища, на 80-м участке. Строгую отполированную черную стелу с именами Сахарова и Боннэр отражающиеся в ней деревья делают почти невесомой.

Рядом натыкаюсь на нечто удивительное: отделанная черным мрамором могила «задрапирована» в роскошный мозаичный ковер с золотой бахромой. Сбоку прислонена выцветшая фотография пожилой женщины в платке. На черном камне золотая надпись на иврите: «Хибо Израилова, дочь Ишмаэля». Кто это — неизвестно, но ничего подобного в Москве я не видел. Ближайший аналог, кажется, в Париже, на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа — знаменитая могила Рудольфа Нуреева, украшенная ковром из мозаики. Раньше я думал, что ничего подобного в мире больше нет.

Здесь же, на 80-м участке, могила актера Виктора Авилова, знаменитого «Господина оформителя» и графа Монте-Кристо. Кстати, Валерий Белякович, режиссер и создатель культового в 1980-х Театра-студии на Юго-Западе, главной звездой которого был Авилов, тоже похоронен на Востряковском. К могиле режиссера на 16-м участке ведет специальный указатель — верный признак народной любви. Таких указателей на Востряковском мне встретилось всего три: к Беляковичу, к Сахарову и к исполнительнице русских народных песен Людмиле Рюминой. Могила Людмилы Георгиевны, что в одном «квартале» от Сахарова, на 102-м участке Северного кладбища, оформлена с размахом: надгробие украшено колоннами, арками и куполами, рядом бронзовая статуя певицы в кокошнике и широком русском платье с золотой вышивкой.

На соседнем 99-м участке — сосновая аллея, которую иногда называют Солнцевской. Все могилы здесь из черного камня, с эпитафиями в основном из Есенина или «под Есенина», с непременными куполами и небесной лазурью. На надгробьях — молодые мужчины, чаще всего в рубашках с коротким рукавом или в расстегнутых пиджаках, даты смерти, как правило, 1990-е, большинство не дожило до сорока, а многие и до тридцати. Гугл отзывается на их имена криминальными сводками из «Коммерсанта»: «В зале игровых автоматов на втором этаже кинотеатра «Ханой» трое мужчин стреляли из игрушечных пистолетов по целям на игровом мониторе. Одним из игравших был менеджер АО «Гарантия» Олег Бахмачев. Он выделялся среди своих знакомых дорогой одеждой и многочисленными золотыми украшениями. Приятели не заметили, как в помещение вошли двое. Они подошли к игрокам и расстреляли их из пистолетов. В кармане Бахмачева было обнаружено $6 тыс. и 13 млн рублей. Работники милиции считают, что жертвами бандитов стали члены солнцевской преступной группировки».

На могиле Олега Бахмачева в треугольном проеме висит массивный колокол. А надгробие криминального авторитета Михаила Пищика по кличке Моня украшает барельеф в виде вставшего на дыбы коня. Я вспоминаю его почти однофамильца Симеонова-Пищика из «Вишневого сада», который утверждал, что его древний род якобы происходит от той самой лошади, которую Калигула посадил в Сенате. Конечно, просто совпадение. Симеонов-Пищик был всем должен и вечно клянчил деньги, а Моня Пищик, говорят, похищал людей и выбивал долги. Застрелили его в 2004-м в центре Москвы. Говорят, из-за доли в бизнесе.

Впрочем, не все герои криминального мира разделяют девиз «Живи быстро, умри молодым», что доказал Лев Генкин, он же вор в законе Лева Сиська, который прожил 70 лет и умер в 2003-м в своей постели. Его могила находится на соседнем с Солнцевской аллеей 98-м участке, а маленький скромный памятник украшен двумя эпитафиями: «Вот каким он парнем был» под портретом молодого Левы в узком галстуке-селедке и «От братвы с людским вниманием» на обратной стороне. Как и большинство воров старой школы, Лева, получивший свое прозвище за то, что матушка дольше положенного не отрывала его от груди, был карманником и не оставлял своего ремесла даже в почтенном возрасте. Большую часть жизни, как и положено законникам, Сиська провел в тюрьме, но на работе косил под интеллигента, на дело всегда ходил с папочкой для документов и, если его ловили, представлялся сотрудником израильского консульства, мягко намекая оперативникам на возможные неприятности и международный конфликт.

Напоследок захожу на могилу к актрисе Янине Жеймо, Золушке из классического фильма 1947 года. Похоронена она на 98-м участке, неподалеку от Левы Сиськи. На маленькой могиле надписи на русском и польском и фотографии из той самой «Золушки». У оградки в тени высокой туи скамья со спинкой — пожалуй, это самое уютное место на Востряковском.

По дороге с кладбища к метро «Озерная» я думаю о том, что увидел сегодня, и вспоминаю таксиста, который недавно подвозил меня вечером домой. Он оказался фанатом «Игры престолов» («Потому что это про то, что каждую секунду надо быть готовым в жизни ко всему») и очень грустил, что сериал кончился, пока не нашел в сети виртуальное кладбище, где похоронены все герои, погибшие за восемь сезонов. Теперь он часто бродит там и вспоминает их. Кладбища — это действительно про то, чтобы бродить и вспоминать любимых героев, думаю я. И да, еще и про то, что в любой момент надо быть готовым ко всему. Тут начинает накрапывать дождь, и я вспоминаю, что не взял зонт.

Фото: Игорь Стомахин