Медный бунт, ставший результатом, возможно, первой в России серьезной инфляции, был уже третьим после Соляного (1648) и Хлебного (1650).

Неприятности просто сыпались на голову царя Алексея Михайловича Тишайшего. С середины 50-х годов XVII века Россия вела одновременно две войны. Как раз в это время гетман Запорожского войска Богдан Хмельницкий восстал против власти Речи Посполитой, а Переяславская рада в 1654 году высказалась за присоединение к России. Хмельницкий поклялся в верности русскому царю. Для Алексея I это означало не столько расширение на Запад, сколько войну за Украину с Польшей. Но этого было мало. В 1656 году Тишайший начал войну со Швецией. Казна стремительно пустела. В поисках дохода власти ввели «пятую деньгу» — чрезвычайный налог. Не помогло.

Тогда Алексей I решился на давно назревшую денежную реформу. Русские деньги (копейка, деньга и полушка, то есть половина деньги) в те времена были очень маленького номинала. Печатали их из привозного сырья, то есть из немецких и голландских серебряных талеров, которые для этого переплавляли. Между тем на новообретенных землях Белоруссии и Украины в ходу были сами талеры, равные примерно 42–50 серебряным копейкам. Под соусом увеличения номинала московские власти стали перечеканивать талер в русскую монету по 64 копейки, получая с каждого талера примерно 14 копеек. Выгода, конечно, была, но небольшая. Цену талера решили поднять еще больше и приравняли к рублю. На нем стали выбивать клеймо и год выпуска. Клейма, конечно, тут же стали подделывать, что мгновенно привело к росту цен. Народ заволновался.

Тогда в 1655 году важный боярин Федор Ртищев предложил царю чеканить медные копейки той же формы и цены, что и серебряные. Поначалу дело пошло. Народ принял медь вполне благожелательно. Власти обрадовались и принялись чеканить медную копейку массово на всех пяти монетных дворах тогдашней России. За пять лет было выпущено 20 млн новых рублей! Процветали коррупция и фальшивомонетничество. Чтобы пополнить казну серебром, с 1659-го решили брать налоги старыми копейками, а выплаты производить новыми, то есть медными. В итоге медные деньги стали стремительно обесцениваться. К 1662 году за 100 серебряных копеек давали до 900 медных. Инфляция свирепствовала, но власти продолжали платить служилым людям ничего не стоившую медь. Ситуацией воспользовались скупщики зерна и тут же задрали цены. Хлеб продавался только на серебро, которого почти не оставалось в обороте.

К лету 1662 года атмосфера в Москве накалилась до предела. По столице стали ходить «воровские листки», где бояре обвинялись в измене в пользу Речи Посполитой. Утром 4 августа толпа москвичей явилась к Лобному месту, где «воровской листок» был зачитан вслух. К бунтовщикам тут же присоединились 500 солдат. В церквах забили в набат, и бунт начался. Толпа в 5 тысяч человек пошла к царской резиденции в Коломенском. Алексей Михайлович бесстрашно вышел к народу. Бунтовщики схватили царя за пуговицы, требуя выдать «на убиение» предателей и облегчить налоговое бремя. Царь обещал провести расследование и убедил народ разойтись.

В это время в Москве уже громили боярские хоромы. Толпа схватила 15-летнего сына богатого купца Василия Шорина и поволокла в Коломенское. Первая толпа, шедшая обратно в Москву, столкнулась со второй и повернула вспять. Теперь бунтовщиков было уже около 10 тысяч. Государь снова вышел к народу и стал тянуть резину, ожидая, когда подойдут верные ему войска. Как только стрельцы добрались до Коломенского, царь велел рубить толпу. В итоге было «пересечено и переловлено 7000 человек». Три комиссии несколько месяцев вели следствие — искали авторов «воровских листков». Арестовали 15 тысяч человек, всех грамотных москвичей заставили сдать образцы почерка, но так никого и не нашли. Более сотни москвичей повесили возле Коломенского, 30 заклеймили каленым железом, 1400 вместе с семьями сослали навечно в «дальние города».

И все же бессмысленным Медный бунт назвать нельзя. Уже в 1663 году медные деньги были запрещены. Жалованье выдали серебром, а медь поменяли на серебро по курсу 20 к 1.

Иллюстрация: картина Эрнеста Лисснера «Медный бунт», 1938