«Ситуация в Некрасовке плачет в сторонке», — говорит мне 20-летняя Ксения, которая получила квартиру в этом районе как ребенок, оставшийся без попечения взрослых, то есть сирота. Государство обязано наделять таких детей жилплощадью в том регионе, в котором они проживают, сразу по исполнении 18 лет.

«Все самое интересное происходит под ночь, — продолжает Ксения. — Крики, вопли, драки, громкая музыка. Обычно с балконов летят бутылки и мусор, вот там, со стороны парковки. Это наши тусовщики. Ходят ватагами, пьют, докапываются до тех, кто им попадется, у лифта или просто стучатся к соседям, типа что-то попросить, отсюда и конфликты».

Сейчас большинству сирот в Москве квартиры дают именно в Некрасовке. Несколько сотен человек уже получили их за последние два года. Многие во дворе Ксении с ней не согласны. Большинство все-таки говорили мне, что район нормальный и эксцессов немного. Но некоторые рассказывают и о неприятных эпизодах. «Вчера говорили, что один детдомовец другого из травмата ранил», — пересказывает мне новости квартала работник местного ателье.

«Мне мои дети рассказывают, что сверху, справа и слева у них живут выпускники детских домов, — говорит наставник (это неформальный статус волонтера, работающего с подростками) Ксении и руководитель социальных проектов в сфере сиротства Мария Полянская. — Получается такое гетто, где ребята общаются друг с другом, замыкаются в своей среде. Это приводит к тому, что на этажах стоят поломанные диваны, а сам дом превращается в общежитие. Ведь дети-сироты часто плохо социализированы, у них нет навыков самостоятельной жизни. Их жизненный опыт очень отрицательный, многие из маргинальных семей. И, выходя из детского дома, они себя ведут так, как привыкли. Но в детском доме есть воспитатели и контроль, а тут нет ничего. Ребята плохо себе представляют истинную ценность квартиры и вообще имущества и могут просто разнести свое жилье, довести его до непригодного состояния».

Мария рассказывает, что раньше бывали случаи, когда подростки продавали свои квартиры за бесценок, быстро спускали деньги и оказывались бездомными. Условия социального найма не позволяют так поступить, но некоторые сдают свои квартиры, проживая «стаями» у кого-то одного. Вырученные за аренду деньги поступают в «общак» и служат источником постоянной гулянки. Социальная среда в таких «сиротских гетто» быстро деградирует и негативно влияет даже на тех подростков, которые стараются учиться, работать и вообще интегрироваться в общество.

Усилий социальных служб не хватает для сопровождения трудных подростков, особенно если они оказываются в однородной неблагополучной среде. Конечно, помогают благотворительные организации и волонтеры. Но эксперты в один голос говорят о том, что для эффективной адаптации и социализации детей-сирот их нужно расселять по одному среди «обычных» людей, ни в коем случае не воспроизводя вокруг них обстановку социального гетто и атмосферу детского дома.

У кого жемчуг мелкий, а у кого похлебка жидкая

«Городу просто так удобнее предоставлять жилье детям-сиротам, — говорит руководитель благотворительного центра “Соучастие в судьбе” Алексей Головань. — Вместо того чтобы расселять их в помещениях за выбытием граждан, которые требуют ремонта и вообще ручного управления, строят дом, второй, третий в районах массового строительства (сейчас это Некрасовка и отчасти поселок Северный) и просто раздают там квартиры сиротам. Тем самым создаются районы их компактного проживания».

Алексей Головань рассказывает, что с этой проблемой Москва уже сталкивалась в нулевые годы, когда он работал уполномоченным по правам ребенка в Москве (а в 2009-м несколько месяцев занимал пост федерального детского омбудсмена). Тогда проблемы возникли в районе Бутово, где компактно выдавали жилье выпускникам детских домов: «Я хорошо помню день летом 2003-го, когда меня как уполномоченного по правам ребенка пригласили мои коллеги из опеки в Бутово. И я целый день там ездил, сидел с ребятами, мы обсуждали все с ними. И потом я об этой проблеме много говорил, спорил с властями, с Лужковым. И ко мне в конце концов прислушались».

К началу 2010-х ситуация стала выправляться. Город выполнял свои обязательства предоставлять жилье детям, оставшимся без попечения родителей, не создавая компактных неблагополучных районов. Но в других регионах картина была совсем иной. В небольших городах власти столкнулись с тем, что рынок вторичного жилья невелик и на нем трудно купить квартиры для сирот. Покупать его в новостройках слишком дорого. Тогда местные власти в некоторых регионах стали строить целые дома, а порой и поселки, которые заселялись бывшими детдомовцами. В итоге возникали настоящие фавелы, в которых неустроенность и неблагополучие становились хроническими. Качество «сиротского» жилья было очень низким: бюджеты были маленькими, продавать это жилье на рынке никто не собирался и застройщики руководствовались принципом «возьми, боже, что мне негоже». Преступность и социальные эпидемии со временем привлекли к себе внимание, и в 2018-м был принят закон о том, что доля квартир, предоставленных сиротам, не может превышать 25% от общего числа жилых помещений в многоквартирном доме. Но и это решение не стало панацеей.

«Там, где раньше строили дом из 50 одинаковых квартир для сирот, теперь оказалось недостаточно средств на покупку нужного количества квартир, — рассказывает Алексей Головань. — Попытки участвовать в коммерческом строительстве тоже не всегда срабатывали. Люди не горели желанием покупать квартиры в доме с большим числом детдомовцев».

Стала расти очередь на жилье для выпускников детских домов. Средств на решение этого вопроса остро не хватает. Примерно 192 тыс. детей-сирот сегодня стоят в очереди на жилье. Многие из них ждут ключей годами. «Вот вы сейчас напишете про проблемы Некрасовки, а вся страна скажет: “Вы что там, москвичи, обалдели уже, что ли?” — грустно усмехается Мария Полянская. — У нас вообще ничего не дают, либо дают выселки, комнаты в общежитии, или в непригодных к жилью домах, или вообще не ставят на очередь на жилье. А вы, москвичи, зажрались. Вам вообще дают квартиры!»

За последние десять лет сиротам предоставили 6285 квартир, а в 2021-м сдадут еще минимум 900. «Очереди среди этой категории нет», — говорится в пресс-релизе мэрии. Формально это так. Но не совсем. По словам Алексея Голованя, за последние годы в стране, в том числе в Москве, растет число отказов детям в праве на собственное жилье: «В 2011–2012 годах у нас было один-два случая в год, когда мы подавали в суд иск, оспаривающий такое решение. А бывали годы, когда такого не происходило вовсе. Было просто невозможно себе представить, что сироте не предоставили жилье в принципе. А сейчас у нас в судах около 50 таких дел». И их количество растет все последние годы.

Центр «Соучастие в судьбе» выиграл несколько сотен подобных дел за последние 4–5 лет. Головань рассказывает про дело, суд по которому закончился на прошлой неделе. Мальчик из Сочи остался сиротой, и опеку над ним оформила бабушка-москвичка. Когда ему исполнилось 18 лет, столичные власти отказали ему в праве на квартиру на том основании, что у него была доля в комнате в сочинской коммуналке. «Сама комната 12,9 кв. метров, ему принадлежала половина — 6,5 метра. В два раза больше, чем на кладбище. И чиновники посчитали, что это мера реализации его права на жилье», — говорит Головань.

Бывают и еще более жестокие ситуации. Девочке из приемной семьи город предложил вернуться туда, где она жила до того, как ее родных родителей лишили родительских прав. Эти люди продолжали там жить. Мать девочки как раз выписывалась из психиатрической клиники, где ей принудительно лечили шизофрению после того, как она фактически убила своего младшего ребенка. Там же проживает и лишенный родительских прав отец со своей новой женой. «Даже в решении суда описывалось, как отец с мачехой издевались над девочкой, — рассказывает Головань. — Они ее не кормили или давали только крупу и иногда яйца, не давали ей мыться, не покупали никаких вещей, она ходила только в одежде, которую ей давали знакомые или учителя в школе, а когда она однажды пожаловалась на отца и его жену, те изрезали ей всю одежду. Но когда встал вопрос о предоставлении жилья, ей сказали, что нет никаких проблем, чтобы она жила в этом помещении».

В 2020 году в Конституцию была внесена особая поправка про детей-сирот. Пункт 4 статьи 67 Основного закона теперь гласит: «Дети являются важнейшим приоритетом государственной политики России. <… > Государство, обеспечивая приоритет семейного воспитания, берет на себя обязанности родителей в отношении детей, оставшихся без попечения».

«Но на деле государство последовательно сокращает свои социальные обязательства и расходы вопреки интересам сирот», — говорит Алексей Головань. Это касается не только гарантированного законом права на жилье. Случается, что опекунам не выделяют положенных им денег на воспитание оставшегося без попечения родителей ребенка под предлогом, что он приехал из другого региона. Благотворительный центр «Соучастие в судьбе» за последние два года выявил в Москве больше 30 таких случаев. «Это то же самое, что зачислить ребенка в детский дом, но кормят его воспитатели за счет своих средств, — объясняет Головань. — Раньше я ездил в Бутово и убеждал власти заниматься социальной адаптацией ребят, оказавшихся в гетто. А сейчас говорить об этом уже просто бессмысленно. У кого жемчуг мелкий, а у кого похлебка жидкая. Пусть хотя бы предоставляют жилье. А уже где оно будет — в Некрасовке или нет, будет там 25% сирот или меньше — просто не до этого теперь».

Траектория жизни

Большинство дел о праве на жилье суды решают в пользу сирот. «Но у меня перед каждым судом всегда очень плохой сон, — признается Головань. — Даже если я знаю, что у меня железобетонные позиции, все равно очень волнуюсь. Потому что ответственность огромная. Ведь жилье определяет во многом дальнейшую судьбу человека».

Примеров благополучной жизненной траектории немало. Мария Полянская рассказывает про своих подопечных, которые постепенно преодолевают доставшиеся им с детства травмы и учатся жить в обществе в качестве полноценных членов. «Конечно, важно, чтобы они не были брошены, предоставлены сами себе. Если ребята получают поддержку, например в форме наставничества и после выпуска из детского дома, это очень сильно увеличивает их шансы в жизни». У самой Марии как наставника трое ребят, с которыми она работает как волонтер. Все они получили квартиры. «Они живут в нормальной среде, им не пришлось возвращаться не пойми куда. Они все учатся. Я за них уверена: у них в жизни все будет хорошо».

А вот у тех, кому квартиру не предоставили, жизнь часто складывается трагически. Особенно велики риски для детей с инвалидностью. Закон предусматривает за ними право на жилье в случае, если они способны в нем проживать самостоятельно. Но на практике дети-инвалиды во многих отечественных детских домах живут в условиях, в которых у них нет возможностей для развития, поэтому к 18 годам они накапливают значительную задержку. «Даже обычные детдомовцы по сравнению с инвалидами могут показаться выпускниками Гарварда», — описывает ситуацию Полянская. Потенциально большинство этих людей могут проживать сами и постепенно адаптироваться, если получат качественное сопровождение. Но им часто не дают квартиры, оправляя их в психоневрологические интернаты. «Это ад. Когда ментально сохранные ребята оказываются в такой ситуации, это невыносимый ужас», — считает Полянская.

Вопрос о том, получит ребенок квартиру или отправится в ПНИ, решает комиссия, которая оценивает дееспособность выпускника. Но на статистику этих решений, по словам экспертов, влияют экономические факторы. Если в регионе мало жилья, то сирот чаще признают недееспособными. Еще сильнее влияет на эти решения система подушевого финансирования. Существующие психоневрологические учреждения и курирующие их чиновники заинтересованы в том, чтобы у них было как можно больше «постояльцев» — от этого зависят размеры их бюджетов.

«Они не монстры. Просто они считают, что лучше знают, как ребенку будет лучше. К сожалению, чиновники и сотрудники интернатов часто относятся к ребятам как к объекту, как к неразумным предметам, за которых можно и нужно принимать решения. И к этому отношению их подталкивает созданная государством модель финансирования, которая создает мотив, чтобы отправлять детей в ад психоневрологического интерната, лишая всякого шанса на нормальную жизнь», — говорит Полянская.

Парадокс в том, что для государства ПНИ обходятся в разы дороже, чем любая система сопровождения и социальной поддержки. По словам Марии Полянской, содержание взрослого в ПНИ стоит для бюджета 400 тыс. рублей в месяц. Но эти деньги приходят из федерального бюджета, и за них у чиновников голова не болит.

Впрочем, дети-сироты обходятся лишь немногим дешевле. По подсчетам журналистов «Комсомольской правды», стоимость содержания одного ребенка в московском детском доме составляет примерно 200 тыс. рублей в месяц. В то время как пособие на приемного ребенка в столице составляет около 35 тыс. рублей. Разница так велика, что ее бы с лихвой хватило и на то, чтобы полностью перейти на систему семейного воспитания, и на то, чтобы обеспечить всех сирот жильем. И тем самым исправить жизненные траектории большинства из них. Но этому мешает сложившаяся система, которая с маниакальным упорством воспроизводит саму себя.

Фото: shutterstock.com