Редакция Москвич Mag

Такого еще не было: в ММОМА открылась самая большая ретроспектива Олега Целкова в истории

4 мин. на чтение

В Московском музее современного искусства открылась выставка «Олег Целков. Чужой». Это первая полномасштабная ретроспектива скончавшегося прошлым летом классика советского нонконформизма.

В Москву привезли более 100 работ из 25 частных и музейных собраний России, Франции, Германии, Швейцарии и США. Экспозиция состоит из восьми тематических и хронологических разделов, охватывающих более 60 лет творчества художника начиная с 1950-х.

Целков был не только выдающимся художником, но и яркой самобытной личностью: сверстники и коллеги открыто называли его гением, но из ленинградской Академии художеств его отчислили после первого курса. В юности он утопил почти все свои картины в Москве-реке, считая их подражательными, а позже создал свой собственный художественный язык и стиль: тот, кто хоть раз видел картины Целкова, узнает их из тысячи. Начиная с 1960-х годов в центре его внимания находился образ толпы, безликой массы, а также «рожи», «морды», «личины», ставшие главными героями полотен художника на долгие годы. «Я впервые, — и первый, — “случайно стянул” с лица лицо “по образу и подобию” и увидел ЛИЦО, — позже рассказывал Целков. — Лицо, в котором нет ничего от лика Бога».

«Театр», 2008/Tsukanov Family Foundation

Экспозиция, на которой можно проследить процесс формирования и расцвет уникального стиля мастера, продлится в MMOMA на Гоголевском до 8 мая.

Искусствовед Андрей Ерофеев, куратор выставки

Скажите, пожалуйста, с чем связано появление слова «чужой» в названии экспозиции?

Это слово, которое Целков употреблял сам и которое понравилось коллекционеру и организатору выставки Игорю Цуканову. Оно логично звучит в связи с творчеством Целкова, потому что само слово очень экзистенциалистское, оно вызывает ассоциации с романом Камю «Посторонний», с образом иностранца, чужого. Во-первых, это характерная особенность творчества Целкова, ведь он был художником достаточно обособленным, шел путем изучения природы человека и формулирования того, что является толпой, агрессивной массой. Все это темы важные, экзистенциальные, но в русском изобразительном искусстве практически отсутствующие. Во-вторых, слово это относится и к судьбе Целкова: он был чужим и здесь — как неофициального художника его никто не собирался признавать — и там: уехав во Францию, он оказался человеком не очень признанным — его никто не коллекционировал, не ценил, не выставлял. Он жил достаточно одиноко и обособленно.

Узнаваемый стиль Целкова начал формироваться в 1960-е. Но на выставке показан путь художника начиная с 1950-х. Не могли бы вы сказать несколько слов о раннем периоде его творчества?

В своем раннем творчестве Целков опирался на образцы авангарда начала XX века. Позднее сформировался зык, которым он пользовался всю свою жизнь: это симбиоз, сложное, эклектичное соединение разного рода приемов, которые он отчасти взял из авангарда, отчасти от западных мастеров, например Фернана Леже, отчасти от иконописи. Получился язык, замешанный на разных элементах антиклассичности и антиакадемичности. Но при этом речь о языке фигуративного тематического искусства, характерного для начала XX века, а во второй половине века оно, в общем-то, исчезло. Те же поп-арт или соц-арт — направления искусства не тематические. Целков же обращается к прототипам, не столь актуальным во второй половине XX века.

«Матадор и бык», 1957 / Tsukanov Family Foundation

Есть ли у вас на выставке любимая работа?

Я бы назвал, конечно, работу «Тайная вечеря». Я первым сделал анализ этого произведения, предприняв попытку рассмотреть его детально. Слипшиеся в единую массу, как ягоды в вишневом варенье, апостолы что-то кричат, глядя на находящегося перед ними неуклюжего гиганта Христа, который не отличим от этой толпы, слит с ней фактурой и цветом. Олег Целков признал, что мой анализ сделан адекватно и коррелирует с его мыслями, хотя сам он никогда ничего не хотел говорить про эту картину. Она всегда, всю жизнь висела у него в комнате.

Еще одна особенность картин Целкова — яркие, порой брутальные цвета и нарочито дисгармоничные их сочетания. Почему это было важно для художника?

Цвета, да и творчество Целкова в целом действительно создают ощущение дисгармонии, в первую очередь потому, что он говорит про ужасы человеческой натуры, про те черты, которые отвратительны и опасны в человеке, поэтому какая уж тут гармония. Во-вторых, яркость и масштаб, размах его работ, безусловно, есть форма реакции на современные плакаты, рекламы, билборды — всю ту информацию, которая находится вокруг человека и активно действует на него. Чтобы с ней конкурировать, художник вынужден прибегать к мощным выразительным средствам.

Каким-то удивительным образом, когда видишь все эти «рожи», деформированные лица и фигуры, которые должны вроде бы вызывать отторжение, понимаешь, что это про тебя, и часто становится страшно. Скажите, как, на ваш взгляд, художнику удается найти индивидуальное в этой внешней безликости?

Никакой индивидуализации как раз Целков не достигает. Напротив, он показывает, что, оказавшись в массе, человек дегуманизируется и деиндивидуализируется. Душа толпы — это вовсе не соединение душ отдельных персонажей, это отдельное явление, и именно оно очень опасно и разрушительно. Я лично никогда не был частью толпы, которая готова крушить, рубить топорами, резать ножами. На себе, вероятно, не все могут это испытать. Однако Целков говорит не только об агрессии толпы, это было бы слишком просто. В своих поздних работах он показывает, что этот «массовый человек», его главный персонаж, растерян, он все время находится в поиске, «шарит» глазами, и на лице его то и дело возникает знак вопроса. Он занимается ерундой, бесконечно тратит время на пустяки, находится в замкнутом круге «суеты сует» — это уже совсем другой аспект толпы. То есть толпу Целков толкует многогранно.

«Пять масок», 1982

В чем, на ваш взгляд, состоит послание Целкова зрителю? Хочет ли он нас напугать, предостеречь или призывает заглянуть в себя?

Целков никогда не сопровождал произведения какими-либо текстами, он ничего не писал и не говорил, он мыслил только кистью. Это очень редкий пример визуальной философии. Образы получались у него сами, он вовсе не пытался их заранее сформулировать и потом найти какую-то адекватную пластическую трактовку. В этом его особенность: Целков — философ визуального образа.

Искусство существует на для того, чтобы учить, но посланий в искусстве Целкова много. Здесь сказано и про эротику, и про агрессию, и про многое другое. Это творчество, богатое смыслами.

Фото наверху: фрагмент картины «Двое с топорами холст», 1996/Tsukanov Family Foundation/предоставлено пресс-службой музея ММОМА

Подписаться: