Осенью 2021 года частный Московский центр урбанистики, возглавляемый бывшим главой департамента культуры Москвы Сергеем Капковым, по заказу Московского еврейского общинного центра (МЕОЦ) приступил к разработке комплексной «Концепции благоустройства и развития квартала “Марьина Роща”». Предполагалось, что в районе общей площадью около 70 гектаров, расположенном вокруг МЕОЦ и Еврейского музея и центра толерантности, будут благоустроены все общественные пространства.

На месте пустующих или полупустующих, огороженных глухими заборами бывших промзон за городской счет предполагалось создать новые скверы, площади и сквозные пешеходные маршруты — все по передовым стандартам мировой урбанистики. Пустующие или неэффективно используемые здания, в том числе исторические, должны были быть реконструированы, рядом с ними — построены новые, куда, как предполагалось, въедут офисы еврейских (и не только) компаний и брендов, кошерные гостиницы, кафе и рестораны, магазины и шоурумы, социальные подразделения МЕОЦ, частные галереи и другие ортодоксально-прогрессивные институции и предприятия.

Недружелюбный и серый, вдоль и поперек перегороженный заборами, неудобный и малоблагоустроенный, а в ночное время иногда и опасный район должен был преобразиться в «безопасную городскую среду», став точкой притяжения для гуляний и культурного досуга москвичей разных национальностей и вероисповеданий, но с ортодоксально-современным еврейским колоритом и культурным стержнем.

Проект позиционировался как частно-государственное партнерство, подарок властей Москвы московской еврейской общине, а заодно и всем москвичам. В него были готовы войти с инвестициями многие представители еврейского бизнеса, в первую очередь девелоперы. Поговаривали, конечно, что реализация этих планов может создать опасный прецедент — вслед за ортодоксальными евреями «свой» красивый район в Москве могут захотеть армянская, азербайджанская, грузинская и другие этноконфессиональные общины.

Именно поэтому на уровне мэрии было решено соблюдать крайнюю осторожность и не озвучивать напрямую «еврейскую окраску» проекта, хотя абсолютно всем все было понятно, а заказчиком проектно-аналитических работ Московского центра урбанистики выступал именно МЕОЦ, а не мэрия Москвы. В январе 2022-го поговаривали, что мэр планирует рассказать о новом проекте преображения Марьиной Рощи на одном из форумов или мероприятий в первой половине года.

Выбор места идеально соответствовал замыслу. Сто лет назад стремительно растущий район стал быстро превращаться в густонаселенную фабричную окраину, к началу XX века полностью слившуюся с Москвой. Согласно статистическому справочнику, в 1897 году в Марьиной роще жили 7898 человек, в 1902-м — почти 22 тыс., а в 1912-м — почти 33 тыс. человек.

Среди обитателей нового пригорода оказалось немало деклассированной, криминальной и полукриминальной публики, ощущавшей себя более спокойно на окраине, подальше от глаз московской полиции. Благодаря этому со временем название «Марьина роща» стало синонимом неспокойного, маргинального района. Этому способствовало низкое качество сосредоточенного тут дешевого, преимущественно деревянного, одно- и двухэтажного жилья с минимальными удобствами, большая часть которого была построена в 1880–1900-х годах для низкооплачиваемых категорий рабочих, вчерашних крестьян, а в советское время превращена в перенаселенные коммуналки.

Многие характерные черты Марьиной рощи конца XIX — первой половины XX века сохранялись тут вплоть до позднесоветского времени: «Марьина роща и впрямь была унылым и скучным местом, пыль от трехтонок, казалось, навечно покрасила все в серый цвет. Дома — бывшие бараки, служившие общежитиями для фабричных рабочих, сплошь коммуналки, вавилонские башни в миниатюре, где никто ни с кем не может договориться по определению, поскольку население вопреки легенде было чрезвычайно пестрым». При этом в течение конца XIX — первой половины XX века и даже позже сам район, известный под названием «Марьина роща», оставался в большей мере полиэтническим, в нем преобладало русское население, евреи составляли меньшинство.

Компактное поселение еврейских торговцев и ремесленников, выходцев из западных регионов Российской империи, на территории марьинорощинского пригорода Москвы возникло в 1880–1890-х, сначала в связи с крайней дешевизной местного арендного жилья — комнат или даже углов в частных домах и рабочих бараках, а потом из-за мероприятий по выселению в 1892 году 20 тыс. беднейших еврейских переселенцев из Москвы в правление Александра III и генерал-губернаторство великого князя Сергея Александровича.

В 1890–1900-х годах сложилась ситуация ежедневной маятниковой миграции еврейского населения Марьиной рощи — в районе ночевали сотни еврейских ремесленников и торговцев, утром они, как правило, пешком направлялись в Москву для выполнения различных видов работ, в том числе у состоятельных евреев, за которыми в силу имущественного ценза сохранялось право проживания в Москве. Вечером люди были вынуждены возвращаться в Марьину рощу на ночевку, чтобы на следующее утро повторить путь в Москву, а вечером — обратно в Марьину рощу.

После революции и Гражданской войны еврейское население Москвы увеличилось в несколько раз — с 28 263 человек в 1920 году до 131 244 в 1926-м. Разумеется, коснулось это и Марьиной рощи, в основном за счет непривилегированных (не встроенных в новый советский режим), а следовательно, наиболее религиозных представителей еврейского народа из Белоруссии, с Украины, из Литвы и Польши.

Очевидно, в 1890–1920-х на территории Марьиной рощи уже существовали иудейские помещения для молитвы, вероятнее всего, комнаты в обычных марьинорощинских зданиях той поры, где собирался миньян, необходимый для коллективного богослужения. В 1926-м, во время расцвета нэпа и временной либерализации режима, от местных органов советской власти было получено разрешение на строительство отдельной синагоги сейчас во 2-м, а тогда в 1-м Вышеславцевом переулке, формально — на средства местных жителей из числа еврейских торговцев, ремесленников и мелких предпринимателей, представителей хасидской общины, сложившейся в Марьиной роще уже к 1900-му. Но весьма вероятно, что часть средств на строительство синагоги, как и благословение на ее сооружение, была получена от 6-го любавичского ребе Иосефа-Ицхака Шнеерсона, который аккумулировал помощь религиозным евреям, поступавшую от американского еврейского объединенного распределительного комитета «Джойнт» и других международных благотворительных организаций. В тот тяжелый период эти средства были жизненно необходимы для деятельности созданного ребе комитета раввинов, координировавшего деятельность разрозненных и преследуемых хасидских общин на территории Советского Союза. В следующем после основания марьинорощинской синагоги 1927 году ребе был вынужден покинуть СССР под угрозой заключения в лагерь или даже расстрела.

«Синагога, которую во времена позднего нэпа было позволено построить в Вышеславцевом переулке, ничем не отличалась от окрестных домов: обычный деревянный двухэтажный барак веселенького синенького цвета, — вспоминала жительница Марьиной Рощи Ирина Головинская. — С незаметной почти — если замечать не хочется — звездой Давида на торцевой, обращенной ко двору, стороне здания. Нас, детей, особенно привлекал двор, поросший мягкой травой, лопухами и ромашками, — лучшего места, чтобы мечтать или надежно спрятать “секретики”, в округе не было».

Из-за постоянных преследований и слежки со стороны органов госбезопасности основные источники по истории хасидизма в СССР вообще и марьинорощинской хасидской общины в частности — отчеты сотрудников органов госбезопасности, следственные дела и материалы устной истории, воспоминания членов общины. Среди марьинорощинских жителей разного происхождения и московских евреев синагога называлась хасидской. В марьинорощинской синагоге непрерывно с 1927 по 1993 год совершались молитвы, праздники, учеба, хупа, обрезание, миква. Несмотря на гонения в отношении религиозных сообществ и массовое закрытие синагог по всей территории СССР, в том числе и в Москве на Бронной, синагога в Марьиной Роще никогда не была закрыта советскими властями, однако с 1920-х до первой половины 1950-х годов многие члены общины, включая раввинов и цадиков, были подвергнуты репрессиям.

В 1938-м вместе с другими руководителями московской хасидской общины был арестован как «участник контрреволюционной террористической организации» и расстрелян на полигоне Коммунарка главный раввин Москвы и раввин синагоги в Марьиной Роще Шмарьягу-Лейб Медалье. Один его сын, Мойше Медалье, также раввин, погибнет в лагерях, другой, Абрам Медалье, чудом выживет, проведя в лагерях 17 лет. В 1955 году, после освобождения, он станет раввином в Ленинграде.

Но, несмотря на гонения и репрессии, открыто религиозные или часто тайно соблюдающие евреи жили в Марьиной Роще бок о бок с простыми русскими людьми и секулярными, советизированными евреями, почти полностью утратившими связь с еврейской жизнью и религией предков. Среди последних было немало знаменитых людей своего времени. В 1920–1930-е годы в Марьиной Роще в обычном доме барачного типа в Александровском переулке жили драматург Борис Вакс, писатель Виктор Шкловский, тут, в тесной комнатке писателя и литературоведа Николая Харджиева, неоднократно бывали писатель, историк и переводчик Теодор Гриц, литературовед, филолог и педагог Борис Эйхенбаум, поэт и писатель Борис Пастернак и, конечно же, сама Анна Ахматова, назвавшая коммуналку в Александровском переулке убежищем поэтов.

Для по-настоящему религиозного человека жизнь в СССР была настоящим испытанием. Даже мацу для вкушения в Песах часто приходилось печь тайно, ночью на коммунальных кухнях, с соблюдением всех конспиративных предосторожностей, а муку для нее получать из-за границы. Религиозные праздники отмечались с максимальной осторожностью. Как впоследствии вспоминали эмигрировавшие из СССР в Израиль хасиды, «несмотря на всю антирелигиозную большевистскую пропаганду, простые русские люди очень уважали верующих. Когда они видели, что человек действительно религиозен и готов во имя своей веры пойти до конца, то относились к нему с большим пиететом и помогали чем могли. Все наши русские соседи знали, что мы верующие евреи, и это вовсе не вызывало у них ненависти или презрения. Наоборот».

Жители Марьиной Рощи, как и других бывших мещанских пригородных районов Москвы, были домоседами, жившими в своих невзрачных домах, как правило, серой, унылой и материально скудной жизнью. «Москва, сохранившая тогда еще облик “большой деревни”, располагала к этому, — писал в “Повседневной жизни Москвы в сталинскую эпоху (1930–1940-е годы)” Георгий Андреевский. — Около деревянных домишек и бараков, на скамеечках, сидели старушки и обсуждали случившиеся за день происшествия, из открытых окон неслись звуки патефона или ругань выясняющих между собой отношения супругов. Зимой в московских переулках становилось тихо, оконные стекла покрывались морозными узорами, из открытых форточек струился на улицу теплый воздух, а в подъездах, у батарей, грелись бездомные кошки».

Один из прихожан синагоги, вернувшийся с фронта Второй мировой инвалидом, впоследствии вспоминал: «Синагога в Марьиной Роще не только для меня была убежищем, островком, где не надо было прятаться, где можно было поговорить со своими на своем родном языке и где понимали все твои проблемы, разделяли с тобой и печали, и радости. Евреи тянулись сюда, а я, тогда совсем одинокий человек, готов был на все для этих людей, они стали мне как родные. Один Б-г знает, чего я только не делал для синагоги! Надо было мыть — мыл, надо было красить — красил, строил, привозил и увозил людей, доставал что-то… »

Со смертью Сталина прямые репрессии в отношении активных членов марьинорощинской хасидской общины и прихожан синагоги прекратились. Градус антирелигиозного накала в очередной раз усилился в начале 1960-х годов. В 1963 году московские власти зачем-то переименовали 1-й Вышеславцев переулок, в котором с 1926 года располагалась марьинорощинская синагога, во 2-й Вышеславцев, а соседний 2-й — в 1-й. Никому не были понятны мотивы такого решения. Поговаривали, что таким образом деятели Моссовета, выполняя антирелигиозную линию партии и правительства, пытались сбить с толку секулярных советских евреев, впервые идущих в синагогу, затерянную во дворах незнакомого им района. Ведь уже с конца 1950-х, с началом хрущевской оттепели, многие утратившие связь с иудаизмом молодые советские евреи начали проявлять живой интерес к религии предков, и синагога в Марьиной Роще стала для них местом паломничества.

В годы перестройки, с началом общего религиозного ренессанса в СССР, еврейская религиозная жизнь в Марьиной Роще тоже пережила новое рождение. При синагоге открылась первая в СССР легальная иешива, что было чудом по тем временам. В синагогу стали приходить много молодых советских евреев, жаждущих возвращения к корням, к религии и образу жизни своих предков. «В конце 1980-х в марьинорощинской синагоге была основана небольшая община, состоявшая из молодых советских евреев, энтузиастов еврейского возрождения», — рассказал раввин Довид Карпов в интервью «Большому городу» в 2013-м.

В 1993 году старое деревянное здание синагоги 1926 года постройки сгорело при пожаре. Тогда же, в первой половине 1990-х, было принято решение о строительстве на этом месте еврейского общинного центра, включавшего в себя синагогу. Оно началось в 1996-м, и в том же году во 2-м Вышеславцевом переулке было открыто временное здание синагоги, впоследствии там расположился центр общины бухарских евреев. А в сентябре 1996-го на базе синагоги в Марьиной Роще началось строительство Московского еврейского общинного центра. По соседству находится Еврейский музей и центр толерантности — интерактивный музей с экспозициями, рассказывающими об истории еврейского народа.

Вполне естественно в таком месте появиться современному району с «ортодоксально-современным еврейским колоритом и культурным стержнем». Однако после 24 февраля 2022 года, буквально в этот же или на следующий день, находившаяся тогда уже на финальной стадии разработка комплексной «Концепции благоустройства и развития квартала “Марьина Роща”» была остановлена. Через неделю-полторы приказал долго жить и сам Московский центр урбанистики — несколько десятков его сотрудников, в том числе члены рабочей группы проекта «Марьина Роща», были одним днем распущены восвояси, а руководство МЦУ вскоре покинуло пределы России. Все марьинорощинские проектные материалы были, видимо, положены в стол. С тех пор о проекте комплексного благоустройства и развития района ничего не было слышно, а мэр за два с половиной года так и не объявил во всеуслышание о его будущей реализации.

Фото: Московский центр урбанистики, архив журнал Life