«Точка», «Билингва», «Второй этаж», «R-клуб», «Перекресток», «Кризис жанра», «Проект О.Г.И.», «Швайн», «Форпост», «Алиби», Art Garbage, он же «Запасник», «Оракул божественной бутылки», «Дом у дороги» — этот перечень потерь моего поколения можно продолжать до бесконечности. Почти все московские «малые» клубы, возникшие во второй половине девяностых и в начале нулевых, были уничтожены в два этапа — в ходе знаменитого лужковского «переучета», когда всем пересчитали арендные ставки, и после пожара в пермской «Хромой лошади», когда тех, кто все же умудрился выжить, добили проверками. Теперь к этому печальному списку добавился еще и «Вермель» — в последнюю ноябрьскую неделю дирекция клуба с 24-летней историей объявила о его закрытии.

О причинах можно только гадать. Руководство «Вермеля» в лице его бессменного продюсера Якова Розенталя и нынешнего концертного директора Михаила Рябчикова общаться с прессой и давать комментарии, к сожалению, отказалось. Если верить слухам, причиной закрытия стало «расхождение во мнениях» между клубом и арендодателями. Возможно, речь идет о довольно стандартной для нынешней зачумленной Москвы коллизии, уже сгубившей немало заведений: карантинные меры сделали полноценную работу клуба невозможной, а владельцы помещения отказались идти навстречу и понижать арендную ставку. Возможно, было и что-то еще. В последнем сообщении о закрытии содержится намек на «начало новой прекрасной истории», и в это, конечно, хочется верить, вот только когда оно настанет, это светлое постковидное будущее?

«Вермель» открылся в 1996 году усилиями команды, сделавшей клубы «Белый Таракан» и «Максим Максимыч». Последний стал жертвой исторического пожара в офисе «Москонцерта», когда сгорели студия Дмитрия Маликова, офисы Алены Апиной и Валентины Толкуновой, а потом вылитая пожарными вода протекла вниз и затопила «Максимыча» с головой. Утопленника решили не откачивать, а вместо этого заняться чем-то новым —  так и появился «Вермель». Название было найдено в подвернувшемся под руку словаре иностранных слов и означало жидкость, которую используют для позолоты серебра.

В данном случае принцип «как вы яхту назовете» сработал на все 146%, а звучание оказалось даже важнее смысла. Слово «вермель» отдавало чем-то неуловимо ирландским и отлично рифмовалось с «хмель», а потому команда нового клуба первым делом сманила к себе одну из двух легенд московской фолк-сцены — группу Si Mhor («Жители холмов»). Следом подтянулась и легенда номер один в лице Slua Si («Воинство сидов»), после чего «Вермель» на долгие годы стал культовой базой для московских «ирландцев» и важнейшей точкой для афтепати после арбатского парада в честь Дня святого Патрика.

Но если бы «Вермель» делал ставку исключительно на фолк, ему вряд ли удалось прожить так долго. Эти стены видели Гребенщикова и Графа Хортицу, «Два самолета» и еще начинающих «Ночных снайперов», «Ленинград» еще с Игорем Вдовиным на вокале, «Колибри» и Pep-See, «Запрещенных барабанщиков» и «Вежливый отказ». Тот, кто не попал или не захотел купить билет на московскую презентацию альбома ДДТ «Мир номер 0», а вместо этого спустился под вермелевские своды, чтобы послушать «Несчастный случай», на всю жизнь запомнил этот концерт, когда в маленьком подвальчике стало так жарко, что и музыкантам, и зрителям приходилось раздеваться чуть ли не до пояса, а потом вышедшие угодили под знаменитый московский ураган 20 июня 1998 года. Навсегда вошел в легенды Раушской набережной гитарист группы Ника Кейва Бликса Баргельд, сплясавший пьяную джигу на крыше припаркованного рядом с «Вермелем» «шестисотого», после чего ему пришлось отдать «крутому» владельцу машины весь свой московский гонорар. Да и чего только не было как в самом клубе, так и в его не менее знаменитой подворотне за эти долгие 24 года.

Константин Кудряшов, журналист, лидер группы «Наркомат»

«Вермель» был не большой и не маленький, а именно такой, гармоничный. Моя вермелевская история — это конец 1990-х и начало 2000-х. Тогда я был арт-менеджером такого окраинного клубика «Здесь и сейчас» и в «Вермель» ходил, чтобы воровать оттуда новые команды, потому что именно там было все самое интересное и новое, прежде всего в сегменте фолка.

Там же у меня случился забавный эпизод на тему журналистской этики. В 2001 году я работал музыкальным редактором в «АиФ-Молодой». Однажды мы завалились в «Вермель» вместе с главным редактором Игорем Поповым, которого я хотел познакомить с московской «ирландской» сценой. Он загорелся, решил делать большой репортаж, мы помахали там «корочками», и руководство клуба тут же принялось усердно нас угощать местным, к слову, очень хорошим пивом. Я было раскатал губу, но Игорь строго ответил: «Ребята, пиво мы у вас купим. Сами». Тогда я получил прекрасный урок на тему «почему журналист должен всегда оставаться независимым».

Когда моя собственная группа начала набирать обороты, разумеется, мы никак не могли миновать «Вермель». Площадка у них была если не отличная, то близкая к идеалу. Очень милый звук и звукооператор, который не посылал музыкантов на три буквы, а делал все для того, чтобы было комфортно и им на сцене, и зрителям в зале. Мы сыграли там несколько концертов, последний состоялся 19 марта этого года буквально за несколько дней до того, как объявили пандемию. Грустно осознавать, что теперь он будет просто последний.

Алексей Певчев, музыкальный обозреватель

Ситуация с «Вермелем» мне чем-то напомнила судьбу Сида Баррета, одного из создателей Pink Floyd. Баррет покинул команду, когда дело пошло, и за долгое время, памятуя о его экспериментах по расширению сознания, многие решили, что Сид плавно переместился из этого мира. А он жил себе, ни о чем не жалея, найдя то, что, вероятно, и искал. «Вермель» — это такой же Сид Баррет, живший последние годы, а то и больше, своей спокойной, почти незаметной жизнью. «Где концерт?» — «В “Вермеле”». — «Он что, еще жив?» — самый типичный диалог последних десяти лет.

С самим закрытием «Вермеля» масса непонятного. Неважное расположение? «Вермель» находился во вполне себе шаговой доступности от «Новокузнецкой» и «Третьяковской», аккурат напротив Кремля. Добраться до него и выбраться — элементарно. Вместимость? Небольшая, но вполне позволявшая проводить концерты самых разных музыкантов. Есть успешные площадки и поменьше. Цены? Не выше чем где бы то ни было. Вежливые бармены, быстрые официанты. Арт-политика? Абсолютно лояльно-идеальная. С приходом в клуб Миши Рябчикова, в чьем активе программы «О.Г.И.», нынешний «Март» и проведение огромного количества концертов, клуб стал одной из самых открытых московских площадок. Сам заряжал в нем несколько концертов. Значит, «есть на свете карма и против нее не попрешь».

В 1990-е «Вермель» составлял единый клубный триумвират вместе с «Кабаной» и «Четырьмя комнатами». Все три заведения находились в одной точке Раушской набережной, и единая локация позволяла несколько раз менять формат в рамках одного вечера. «Вермель» был частью нашего московского Сохо. Пятничный или субботний обход начинался на Китай-городе с «Китайского летчика Джао Да», оттуда в Art Garbage, далее «О.Г.И.» или «Пропаганда». Если после «О.Г.И.» и «Пропки» кто-то чувствовал недосказанность, ночными тропами нужно было дойти до «Вермеля» и его двух побратимов. Не встретить знакомых в этих местах или по пути к ним было невозможно. Компании формировались и расформировывались на всем пути следования. Например, кто-то внезапно вспоминал, что в «Бедных людях» сегодня будет что-то важное, и сворачивал в другой край Замоскворечья. Никаких мобильных, только пейджеры и телефонные карты: «Здравствуйте, девушка! Для абонента 233456 “Ждем в “ОГИ”, здесь все! Если что-то интересное — шли на пейджер, где ты, или сам приходи!” Концерты, встречи, знакомства, общение, пересечения, снова концерты — «не наблюдают часов люди из племени сов».

Наверное, не находись «Вермель» в таком сложном с точки зрения аренды месте, с помощью последнего в истории клуба арт-директора Миши Рябчикова он мог бы превратиться в этакий микс из «О.Г.И.» и модной «Рюмочной в Зюзино». Но этого не вышло. Не знаю, почему. Наверное, дело в том, что мы уже давно перестали плотно ходить в клубы, и той компании уже нет, да и неистовый всеядный вермелевский формат окончательно стал частью прошлого. «Вермель» не был лондонским Marquee или нью-йоркским CBGB. Он не формировал стили и явления, а лишь поддерживал их, попутно сохраняя атмосферу клубных девяностых. Много ли их таких осталось? «Китайский летчик», «16 тонн» и…  Клубы, конечно, не объект культурного и исторического значения, во всяком случае в общепринятом понимании, но все-таки мне немного обидно.

Олег Жабин, постоянный посетитель

Старейший независимый, теплый ламповый, с приятнейшей командой клуб, в котором долгое время практически еженедельно было одно-два-три мероприятия, которые просто must.

Прежде всего я ходил туда на группы русского экзистенциального панка: на «Адаптацию», «Банду четырех», Ника Рок-н-Ролла и различные проекты вокруг «ГрОб-рекордс». Бывало так, что приходишь на панк-концерт, просыпаешься в клубе, а вокруг дискотека из девяностых, разве что Тимура Мамедова нет в лайнапе.

Одно время Вова Терех курировал вермелевские понедельники — по сути «мертвые» дни, давая возможность выступить малоизвестным проектам. В пятницу же можно было пойти на Псоя Короленко и, продравшись сквозь толпу, на входе встретить самого Псоя, ведущего чинную богословскую беседу с Всеволодом Чаплиным и отцом Косьмой — по непроверенным слухам, духовником Мамонова, Кинчева, а также покойного Пи-Орриджа и Дэвида Тибета.

Несколько лет я снимал чудесную комнату в коммуналке. В соседней обитала пожилая дама вполне себе богемного вида, бывшая концертмейстером различных больших и малых императорских театров. Книги издательства «Посев», воспоминания о парижском клубе Алексея Хвостенко, куда ее в свое время водил перебравшийся еще во времена перестройки сын — мой ровесник.

Собираюсь однажды в «Вермель», уж не помню, на какое специальное мероприятие с торжественным дресс-кодом, а Галина Васильевна интересуется: куда это я такой нарядный? Получив ответ, что в «Вермель», затуманив воспоминаниями глаза, вдруг просит передать привет «Яшеньке Розенталю и его маме», с которой они были подруги детства.

Данила Шлапаков, скрипач Slua Si

Двухтысячные были для меня периодом довольно сложным, странным, бурным и буйным во всем смыслах. Множество проектов, групп, коллективов и ансамблей самого разного толка и направленности, с которыми я так или иначе играл на постоянной основе, или заменяя кого-то, или просто музыканты собирались ради одного выступления. В какой-то момент меня уже перестало волновать, где мы играем, я перестал обращать внимание на атмосферу этих мест, в памяти оставались только сцена, качество аппарата, работа «звукаря» и расстояние до дома, куда после завершения концерта хотелось поскорее вернуться.

С «Вермелем» почему-то все вышло не так. Не могу сказать, что мне постоянно хотелось туда поехать специально, но когда я попадал в этот клуб, мне хотелось там побыть еще. Просто сесть где-нибудь в уголке, посмотреть по сторонам и подумать — в «Вермеле» мне хорошо думалось. И очень не хотелось спешить.

Время шло, группы-проекты менялись и заканчивались, а «Вермель» оставался — постоянным, надежным, спокойным, уютно-домашним — всегда. И я запомню его именно таким, что бы ни было дальше. Сейчас, когда время «Вермеля» закончилось, мне грустно и даже по-детски обидно — так бывает, когда кончается потрясающая книга или фильм и ты понимаешь, что все, что дальше ничего уже не будет и можно только попробовать еще раз начать все с начала. История «Вермеля» подошла к концу, но, может быть, она еще не закончена. Кто знает. В любом случае я говорю «спасибо», но не стану говорить «прощай». Я буду ждать…

Илья Малашенков, «Сантим» («Резервация здесь», «Банда четырех», «Сантим и Ангелы на краю Вселенной»)

Не помню, когда я впервые услышал про «Вермель» — лет двадцать, кажется, назад. Пять лет спустя мы сами впервые сыграли в «Вермеле» классическим нашим составом, плюс группа «Огонь». «Банда» к этому моменту фактически распалась, и на сцену выходила сборка из сольных проектов участников.

Клуб был как клуб. Милый подвальчик, по-хорошему тесный, с демократичными ценами на алкоголь и красивым залом с этими галерейками. Звук был, конечно, так себе. Не было гримерки для музыкантов, что создавало определенные неудобства.

В общем, мы там сыграли, а потом как-то сама собой сложилась традиция выступать там раз в год, потом полтора раза в год, а в последнее время два раза в год мы играли там стабильно. И в какой-то момент я стал понимать, что, несмотря на звук, мне там очень нравится. Нравится именно вот эта теснота, кулуарность, которая возникала в вермелевской подворотне, превратившейся в основное место для общения. Мне как человеку курящему приходилось выбегать туда постоянно и, разумеется, общаться со всеми и выпивать, и не всегда это положительно сказывалось на наших выступлениях. Но все равно все это было очень атмосферно и неповторимо.

Главное, что подкупало в «Вермеле» — это его прикольное расположение. И этот выход из темной подворотни прямо на Раушскую набережную, откуда виден Кремль и горящие над ним звезды…  Довольно безумное зрелище, которое навевало мне воспоминания о старом ДК МГУ на улице Герцена, когда в 1988 году там играли свои первые московские концерты приехавшие из Новосибирска «Инструкция по выживанию» и «БОМЖ» и пьяные панки выруливали на угол Герцена и Манежной, где точно так же лицезрели всю эту рубиновую красоту.

Главное, что я очень научился ценить со временем — у «Вермеля» практически отсутствовало это модное среди клубов дурацкое понятие «формат». Там выступало множество групп разной направленности, разных политических взглядов. Для хозяев заведения все это не играло никакой роли — лишь бы они собирали зал. Вспоминается случай, когда в прошлом году мы устраивали там юбилейный концерт группы «Огонь». Все это было запланировано то ли на 25, то ли на 27 декабря, на самые предновогодние праздники, и хозяева очень хотели перенести мероприятие на январь, но мы встали в позу: «Да у нас уже все готово, мы уже людей оповестили». — «Ну вы понимаете, у нас в соседнем зале будет новогодний корпоратив, а у вас же такая публика, вы же напьетесь и устроите». Причем хозяев клуба смущала даже не потенциальная возможность пьяной драки, а просто то, что две разные тусовки могут схлестнуться, и праздник испортится. Сам факт возможного хулиганского поведения нашей публики их ни разу не смущал. Кстати, все прошло замечательно и без эксцессов.

Жалко ли то, что мы потеряли это место? Я, наверное, скажу банальность, которую обычно говорят об ушедших людях, но мы просто еще не понимаем масштабов произошедшего. Нам еще только предстоит ощутить потерю «Вермеля» по прошествии времени, когда московская концертная жизнь, как я надеюсь, все-таки оживет. И вот тогда мы поймем, что такого атмосферного места, да еще и с таким чудесным расположением в Москве, больше нет и вряд ли уже будет. Не скажу, что жизнь без «Вермеля» замрет, но мне кажется, что от этого удара московская независимая сцена будет отходить еще очень долго.

Ксения Сороколетова, посетительница

Впервые я попала в «Вермель» в 2003 году, на концерт «Мельницы» — в то время они еще не выросли до стадионов. Тогда же я попала в местную довольно узкую тусовку, у нас даже сложилась традиция ВВВ — вторник, вечер, «Вермель», тогда это еще было возможно, все были молодые и не обремененные семьями. И вот каждый вторник мы там собирались, пили пиво, ели местный шипящий на сковородке фахитос. Тогда еще в клубе не сделали ремонт, и при входе там за перегородкой стоял здоровый стол на большую и веселую компанию — вот за ним мы и собирались. Потом этот стол убрали и сделали на его месте какое-то хозяйственное помещение.

Потом мы все повзрослели, и я перестала ходить в «Вермель», тем более что после ремонта он стал каким-то гламурным. Но два года назад осенью я туда спустилась, увидела каких-то милых фолковых мальчиков, которые музицировали прямо в зале, и ушла в тот вечер с чувством приятной ностальгии.

Владимир «Вова Терех» Терещенко, посетитель, музыкант и организатор концертов

Вместе с «Вермелем» Москва не то чтобы потеряла что-то очень большое, но ее клубная сцена утратила важное, очень интимное пространство, в котором могли существовать музыканты, играющие странную неформатную музыку. У них была площадка в центре города, на которой можно было самовыразиться. Вся московская публика знала это место. И важность таких мест, как правило, все осознают в тот момент, когда они уже исчезают. Одной очень важной для музыки, для творческих людей площадки в центре города больше нет — и это очень печально.

Фото: @VermelClub