На афише нового спектакля Юрия Грымова — взбешенная советская неваляшка, на ее груди — Че Гевара, а название спектакля «МАсквичи» превращает букву А в кремлевскую башню, увенчанную звездой.
На сайте театра «Модерн» можно прочесть описание «ингредиентов», из которых состоит спектакль. Буквально так, да еще с указанием процентов. Например, содержание Нью-Йорка там оценивается в 13,4%. Про Москву, однако, ничего не сказано. Посмотрев спектакль, могу сказать, что в спектакле «МАсквичи» Москвы около 0,1%. Поэтому если вы думаете, что это спектакль о столице, вас ждет разочарование. Москвы здесь нет, зато есть ностальгия по советскому прошлому и мужчина в юбке.
Я пришел на первый закрытый показ. Перед входом в театр остановился, чтобы рассмотреть афиши. На одной из них был актер, явно изображающий Гитлера. Рядом с ним в большом окне увидел Елену Малышеву. Ну если Малышева пришла, значит, точно нужно идти и смотреть. Вхожу внутрь. В фойе раздают розе «Балаклава». Увы, я отказываюсь. Хотя перед комедией всегда лучше выпить — будет смешней. Билет приводит меня на место во втором ряду. Сажусь и слышу сзади знакомый голос: «Сыночка, я сейчас не могу говорить… Я в театре… Часа через три… » Оборачиваюсь: Елена Малышева. Весь спектакль я буду смотреть под ее смех и вздохи.
Занавес пока закрыт. Сосед спрашивает, о чем этот спектакль. Я рассказываю все, что помню. Это постановка по пьесе Екатерины Брезгуновой, родившейся в Москве и живущей сейчас в Бостоне. Брезгунова написала пьесу о российско-американской семье по мотивам событий в семье собственной. По жанру комедия («200% юмора», как обещает сайт театра), идет два с половиной часа, один антракт.
Занавес открывается. Спектакль начинается со странного звука, который еще предстоит разгадать. На сцене появляется молодой человек, его зовут Лео, он смотрит хентай. Лео говорит, что придумал компьютерную игру, населив ее персонажами — героями пьесы. Однако эти темы быстро уходят: игра и хентай уступают место комедии положений. Внимание: далее будут спойлеры.
Итак, пожилая семейная пара Натан и Маргарита Гримберг приезжает из Москвы к своей дочери Асе в Нью-Йорк. В аэропорту теряют их чемодан, отец расстраивается так, что у него случается приступ. Он попадает в больницу, где работает его внучка Маша. Далее Натан Гримберг дерется с врачом. Он переодевался с Машей в одной комнате, и это показалось Натану харассментом. В итоге врач обвиняет в харассменте саму Машу, а вся эта история попадает в новости. Как-то так.
В конце сюжетной завязки мы узнаем важную деталь. Гримберги потеряли багаж в нью-йоркском аэропорту, но чернослив остался в ручной клади. Натан его съел, поэтому все время ходит в туалет… Так разгадывается звук, открывавший спектакль. «Сливной бачок», — говорит сзади голос, похожий на голос Малышевой. «Манхэттен… » — вздыхает тот же голос, когда на сцене появляются небоскребы. Или коротко смеется, когда на сцену выходит темнокожий актер Диллон Олойеде — он играет мужа Аси по имени Мигель. С его появлением будут связаны сцены, вызывающие смех в зале. Вот Натан Гримберг дарит Мигелю подарок — майку с надписью «Cheburashka». На майке Чебурашка с лицом Че Гевары. Мигель возмущен, ведь его родители бежали с Кубы от местной власти в Америку. Зал смеется. Зал смеется и тогда, когда Ася заставляет Мигеля перекреститься, чтобы понравиться ее «православному» отцу. Однако в финале Натан, преклонив колени, будет читать еврейскую молитву. В этот момент сзади раздастся зевок. Неужели Малышева? В финале, когда спектакль переходит от смеха к драме, публика начинает скучать. Обещали же 200% юмора!
Сама Екатерина Брезгунова определяет жанр своей пьесы как драмеди — драма плюс комедия. В постановке Грымова комедия более или менее случилась, а вот драма, увы, нет. Это заметно, когда во втором акте появляются все самые сложные и важные темы. Первая из них — это российско-американские отношения, с ними связаны сцены семейных конфликтов. Во втором акте Натан и Маргарита сталкиваются со всем, что не укладывается в мировоззрение советских людей — марихуана, вибратор и еще фотографии, которые они находят в телефоне внука. Его фото в женской одежде.
На сцене появляется сам Лео в шотландской юбке. Дед срывает юбку с внука, но под ней оказывается еще одна — желтенькая. Лео, как выясняется, находится в поиске своей идентичности. Он левак, он за свободу и право на самовыражение. Поэтому он фотографируется в женском — он ведь имеет на это право? Имеет. Но это не самые страшные фотографии в его телефоне… Еще там есть снимки мертвых птиц. Пауза. Зал растерян не меньше героев. Я тоже растерян. Елена Малышева, уверен, тоже. Что это вообще такое? Лео говорит, что мертвые птицы — это поэтический образ, «они как падшие ангелы». Лео произносит монолог о высоком, он распинается, как Дюжев перед бюджетницами. Но никто его не понимает. Зрители тихи и мудры, как Соломон. Они словно говорят: «И это пройдет. И мы снова будем смеяться».
Приходит сильный снегопад, американские власти ничем не могут помочь героям. Выживайте сами. Так семья объединяется перед лицом стихии. Лео, боявшийся внешнего мира, впервые выходит на улицу. Здесь он встречает красивую девушку, она ему нравится. Лео наконец гетеросексуал, значит, все хорошо. «Это норма», — звучит голос. Но не Елены Малышевой, а мой собственный. Идет снег. Занавес.
К выводам. Я бы не стал рекомендовать спектакль «МАсквичи» людям среднего возраста и тем более тем, кто младше. Но родителям, бабушкам и дедушкам — вполне. Они много ходят к терапевту и почти никогда — к психотерапевту. Поэтому у старшего поколения в голове бывает ядерная каша. Я все чаще слышу о семьях, в которых после 24 февраля начались поколенческие противостояния. О родителях, которые прокляли детей. О детях, которые говорят, что их родители превратились в зомби. Я все меньше знаю семей, через которые не прошел раскол. Поэтому российско-еврейско-американо-кубинские персонажи «МАсквичей», которые смогли сохранить свою идентичность и принять друг друга, выглядят как настоящие герои. Оказывается, сохранять рассудок очень сложно. Так, героиня Маша, не в силах вынести навалившиеся на нее проблемы… засыпает. Во сне она видит динозавра трицератопса. Это один из самых сильных образов спектакля. Трицератопс напоминает о времени, когда не было ни Москвы, ни Нью-Йорка. И такое время снова может наступить, если родители и дети не договорятся.
На афишах театра «Модерн» написаны слова, словно обращенные детьми к родителям: «Выключайте телевизор — идите в театр!» Даже Елена Малышева вышла из телевизора в театр. Даже трицератопс пришел. Поэтому выключайте и идите. Или возьмите своих родителей, как детей, за руку и отведите в театр. Иначе они снова включат телевизор. Приятного просмотра.
Фото: Александр Авилов/Агентство «Москва»