Коровы и селедка, беленые домики и вывески лавок, скрипачи, циркачи и парящие в небе влюбленные. Всем этим наполнены картины Марка Шагала, выставка-посвящение которому открылась в Еврейском музее и центре толерантности. Художника Марка Шагала не было бы без его любимого города — Витебска. Здесь прошли его детство и юность, здесь он встретил любовь всей своей жизни Беллу Розенфельд, сюда вернулся из Парижа уже будучи известным живописцем. В совместном проекте с Еврейским музеем мы собрали полотна Шагала, на которых художник запечатлел образы родного места, и дополнили их выдержками из его автобиографии «Моя жизнь».

«Деревня» (1977 год)

На выставке в Еврейском музее висит небольшая литография Марка Шагала «Деревня». Витебск конца XIX века — уже не деревня, но и не крупный город. По данным «Еврейской энциклопедии», к моменту рождения Шагала (шел 1887 год) здесь жили чуть больше 34 тысяч человек, 52% из которых были евреями. В городе насчитывалось около 60 синагог и 30 христианских храмов.

Витебск — один из главных героев полотен Шагала. В автобиографии «Моя жизнь» художник обращался к нему «мой грустный и веселый город». И признавался, как любил смотреть на него с крыши своего дома.

«Цепочка домов и будок, окошки, ворота, куры, заколоченный заводик, церковь, пологий холм (заброшенное кладбище). Все как на ладони, глядеть из чердачного окошка, примостившись на полу. Я высовывал голову наружу и вдыхал свежий голубой воздух. Мимо проносились птицы».

«Горящий дом», 1913 год

Книгу «Моя жизнь» Марк Шагал начинает с истории о том, что в день его рождения в Витебске случился большой пожар: «Не помню кто, скорее всего, мама рассказывала, что, как раз когда я родился, в маленьком домике у дороги, позади тюрьмы на окраине Витебска, вспыхнул пожар. Огонь охватил весь город включая бедный еврейский квартал. Мать и младенца у нее в ногах вместе с кроватью перенесли в безопасное место, на другой конец города. Но, главное, родился я мертвым. Не хотел жить. Этакий, вообразите, бледный комочек, не желающий жить. Как будто насмотрелся картин Шагала. Его кололи булавками, окунали в ведро с водой. И наконец он слабо мяукнул. В общем, я мертворожденный. Пусть только психологи не делают из этого каких-нибудь нелепых выводов. Упаси Бог!»

Сам Шагал датой своего рождения называл 7 июля 1887 года. Вот только исследователи установили, что пожар в Витебске случился на день раньше — 6 июля. Возможно, именно из-за пожара художник «сдвинул» дату своего рождения. Да и цифра семь имела для него символическое значение. На идиш идиома «семь пальцев» обозначает «на все руки мастер».

«Мать у печи» (1914 год) и «Визит к бабушке и дедушке» (1916 год)

Семья — один из источников вдохновения Шагала. И ей отведено немало места в автобиографии «Моя жизнь». О своей матери Шагал писал так:

«Я хочу сказать, что весь мой талант таился в ней, в моей матери, и все, кроме ее ума, передалось мне. Вот она подходит к моей двери (в доме Явичей, со двора). Стучится и спрашивает:

“Сынок, ты дома? Что делаешь? Белла заходила? Ты не голоден?”

“Посмотри, мама, как тебе нравится?”

Один Господь знает, какими глазами она смотрит на мою картину! Я жду приговора. И наконец она медленно произносит: “Да, сынок, я вижу, у тебя есть талант. Но послушай меня, деточка. Может, все-таки лучше тебе стать торговым агентом. Мне жаль тебя. С твоими-то плечами. И откуда на нас такая напасть?”»

В книге Шагал вспоминает и своего отца, который работал в лавке торговца селедкой («он перетаскивал огромные бочки, и сердце мое трескалось, как ломкое турецкое печенье, при виде того, как он ворочает эту тяжесть или достает селедки из рассола закоченевшими руками. Одежда отца была вечно забрызгана селедочным рассолом. Блестящие чешуйки так и сыпались во все стороны»), и деда — учителя в хедере. Его художник описывал как «и впрямь человека почтенного».

«Скрипач» (1913 год)

Семья Шагала поначалу была против того, чтобы он становился художников. Родители мечтали для него о профессии бухгалтера или приказчика. А сам он так писал о поисках себя в автобиографии «Моя жизнь»: «Я подрядился помощником к кантору, и по праздникам вся синагога и я сам ясно слышали мое звонкое сопрано. Я видел улыбки на лицах усердно внимавших прихожан и мечтал: “Пойду в певцы, буду кантором. Поступлю в консерваторию”. Еще в нашем дворе жил скрипач. Не знаю, откуда он взялся. Днем служил приказчиком в скобяной лавке, а по вечерам обучал игре на скрипке. Я пиликал с грехом пополам. Он же отбивал ногой такт и неизменно приговаривал: “Отлично!” И я думал: “Пойду в скрипачи, поступлю в консерваторию”. Когда мы с сестрой бывали в Лиозно, все родственники и соседи звали нас к себе потанцевать. Я был неотразим с моей кудрявой шевелюрой. И я думал: “Пойду в танцоры, поступлю…  ” — где учат танцам, я не знал. Днем и ночью я сочинял стихи. Их хвалили. И я думал: “Пойду в поэты, поступлю…  ” Словом, не знал, куда податься».

«Белла в белом воротничке» (1917 год)

С главной женщиной своей жизни — Беллой Розенфельд — Шагал познакомился в 1909 году, а вот поженилась пара лишь спустя шесть лет. Семья Беллы — богатые торговцы ювелирными изделиями — поначалу была против выбора дочери. В молодости Марк Шагал подводил глаза и румянил щеки. И это, помимо бедности, было аргументом против его кандидатуры в мужья Белле. «Что это за муж — румяный как красна девица!» — говорила мать девушки.

Но Шагал сразу понял, что Белла — та самая. «Я понял: это моя жена. На бледном лице сияют глаза. Большие, выпуклые, черные! Это мои глаза, моя душа. Тея вмиг стала чужой и безразличной. Я вошел в новый дом, и он стал моим навсегда», — писал художник в «Моей жизни».

Образ Беллы красной нитью прошел через все творчество Шагала. Всего три картины он написал с натуры, зато более чем на двух тысячах полотен запечатлел ее образ.

«По воскресеньям» (1954 год)

В мае 1911 года 24-летний Марк Шагал впервые приехал в Париж. В «Моей жизни» он признавался, что отправился во французскую столицу без особого желания: «Не скажу, чтобы Париж уж очень привлекал меня. Так же, безо всякого воодушевления, я уезжал из Витебска в Петербург. Просто знал, что нужно ехать. Понять же, чего хочу, а бы не мог: чего уж там, я был слишком провинциален. При всей любви к передвижению, я всегда больше всего желал сидеть запертым в клетке. Так и говорил: мне хватит конуры с окошечком — просунуть миску с едой».

В Париже Шагал жил бедно. Настолько, что не хватало на холсты, поэтому он писал на натянутых на подрамники кусках скатертей, простынях и даже на ночных рубашках. И из-за нужды продавал свои работы дешево и оптом. При этом в Париже Шагал познакомился с художниками-авангардистами и местными поэтами. Шагал вспоминал: «Никакая академия не дала бы мне всего того, что я почерпнул, бродя по Парижу, осматривая выставки и музеи, разглядывая витрины».

«Прогулка» (1918 год)

Где бы ни жил Марк Шагал, он всегда вспоминал родной город. Даже Париж он называл лишь вторым — после Витебска. В 1922 году Шагал вместе с семьей навсегда покинул СССР. В Витебск он больше не вернулся. Но родной город навсегда остался в его сердце и на многих полотнах.

«Витебск — это место особое, бедный, захолустный городишко. Там остались девушки, к которым я не смог подступиться — не хватило времени или ума. Там десятки, сотни синагог, мясных лавок, прохожих. Разве это Россия? Это только мой родной город, куда я опять возвращался. И с каким волнением!» — писал художник в «Моей жизни».

Фото: artchive.ru, пресс-служба Еврейского музея и центра толерантности