Жительница Шаболовки Анна Граве, оказавшись в самоизоляции, использовала время для осуществления социологического исследования в отдельно взятом доме.

Она обзвонила соседей из двух подъездов своего восьмиэтажного сталинского дома и с каждым согласившимся записала интервью. Всего состоялось уже тридцать разговоров, планируется еще десять.

«Мне было интересно узнать, что очень разные люди, объединенные одной крышей, чувствуют и думают в этот особый момент. С большинством из них я общалась впервые», — рассказала Анна редакции «Москвич Mag», добавляя, что эти разговоры помогли и ей самой справиться с тревогой из-за неопределенности.

Удивило автора документального проекта то, что большинство соседей пошли на контакт: она ожидала, что будет больше отказавшихся. Те, кто не дал своего согласия, говорили, что им не интересна тема или они не хотят давать интервью, кого-то смущало, что они не знакомы лично, кто-то говорил, что занят, некоторые обещали перезвонить, но не перезванивали.

Обобщая, можно назвать настрой соседей позитивным — даже среди тех, кто сам стал жертвой кризиса или болезни.

«У тех, кто связан с креативными индустриями, заметила творческий подъем. Например, одна девушка-архитектор работает над новыми решениями, которые смогут сделать общественные пространства для горожан безопасными в условиях социальной дистанции», — рассказывает Анна.

Среди участников беседы предприниматель, звонарь, пенсионерка, психолог, студентка. Многие из них считают, что нынешний кризис и карантин отфильтруют реальность и останется только важное и значимое.

Автор планирует опубликовать свой документальный проект целиком.

«Москвич Mag» приводит выдержки из интервью.

Олег, психолог:

Я работаю психологом, разговариваю с другими людьми о том, как они переживают карантин.

Произошла потеря спонтанности — и у людей наблюдается, и я по себе чувствую. Ты не можешь сделать выбор, чтобы пойти погулять в парк, пойти в кафе или вообще иметь возможность сделать что-то незапланированное. Одновременно невозможно планировать и невозможно действовать, как захочется в данную секунду. И это создает зону несвободы. Через какое-то время проходит этап первичной ориентировки, когда ты как-то ориентируешься в этом карантине. После ориентировки наступает некоторая грусть от какой-то невозможности, за которой могут быть и какие-то большие переживания, связанные с несвободой.

Арсен, предприниматель:

Что я чувствую? Чувствую перемены. Чувствую неопределенность. Чувствую, придут новые времена. Это время для активных людей. Это естественный отбор и с принципами гуманизма, к сожалению, он никак не связан.

Самое главное в любом кризисе — это возможность передоговориться. Любой кризис — это обрушение системы, конструкции. Конструкции в глобальном масштабе рушатся. И поэтому сейчас самое время передоговариваться и строить новые конструкции, которые позволят жить на следующем этапе.

Ирина Сергеевна, пенсионерка:

У меня есть мобильник, которым я почти не пользуюсь, но нет ни компьютера, ни интернета, мне ничего этого не надо. Потому что информации много, книг полно и голова полна всякими событиями мирового масштаба. Вселенная в голове и скучно не бывает!

Конечно, все будет меняться. Не знаю, как наше правительство будет выходить из этой ситуации в экономическом плане. У среднего класса все рухнуло. Это как пенсионер ты заботы не знаешь, а так очень тяжелая ситуация. Страхи и опасения во мне, конечно, живут: как бы цены не поднялись. Но мы уже привыкли. Сама я проработала свой век, десять лет как на пенсии. Была заведующей библиотекой, работала в Министерстве среднего машиностроения. Профсоюзная библиотека у нас очень хорошая была. Мы-то свое отпахали, а молодым может быть совсем тяжко с денежными делами. Я пенсию получаю себе на книжку, у меня там скапливаются какие-то денежки, и я забот не знаю на этот предмет. У меня проблем-то явных нет.

Хотя я очень древний человек — мне 78 лет, я в 1941 году родилась, ничего подобного в моей жизни не было. Мы пребывали в достаточной беспечности. Это совершенно несравнимое, небывалое. Надежда нас не покидает. Надеемся, что будет когда-то конец этому. Но страшное дело, что скоро июнь начнется, и пол-лета нет. Карта москвича у нас забита — мы не можем никаким образом на транспорте проехать. Все это накладно. Дорога до дачи у меня довольно дорогая. Да и по городу ходить опасно.

Соня, студентка:

У нас совершенно сбился режим. Мы встаем в 2 часа дня и ложимся в 5 утра. Очень трудно заставить себя что-то полезное делать, все время хочется отдыхать…

После карантина мы вернемся в общежитие МГУ в Главном здании. Мы просто из него сбежали, потому что подслушали разговор охранников, которые собирались общежитие запереть и никого не выпускать. Мы решили, что лучше мы сбежим подальше. Но пока не закрыли вроде. Студентов живет гораздо меньше, чем до карантина, но окна вечером горят, народ ходит в магазин и в столовую вниз. Но в столовой все навынос. На входе меряют температуру, все в перчатках и масках. Иностранных студентов почти не осталось, а наши, кому неудобно ехать домой, видимо, остались.