Режиссер, сценарист, писатель Джонни О’Райлли прожил в Москве 12 лет. Снял несколько фильмов. Свободно заговорил по-русски. Пустил корни. Но все же решил вернуться в Дублин — сразу после выхода в прокат трагикомедии «Москва никогда не спит» (2015).

В кинотеатре «Октябрь» только что прошла ретроспектива «Лучший зарубежный фильм о России» международной премии «Золотой Единорог». «Москва никогда не спит» — номинант «Единорога». И, конечно, Джонни О’Райлли не упустил шанса в очередной раз побывать в Москве и поговорить о любимом городе.

«Москва никогда не спит» — это ваш прощальный салют России? 

Нет, с Россией я никогда не прощался. И всегда рад любой возможности приехать в Москву. Идея фильма появилась давно. Когда ты половину сознательной жизни проводишь в стране, которая разительно отличается от твоей собственной, ты становишься практически шизофреником. Половина друзей, привычек, всего, что тебя окружает — российская. А другая половина — ирландская. И они не похожи друг на друга. И ты ищешь способы эти половины соединить. Именно поэтому я каждый год устраиваю в Москве неделю Ирландии, своего рода мост, соединяющий две мои жизни. «Москва никогда не спит» — это тоже мост. Если ты иностранец и живешь в Москве постоянно, для тебя очевидно, как мало люди знают о России за ее границами. Вернувшись в Ирландию, я всегда отвечаю на одни и те же вопросы: что ты думаешь о коррупции в России? что ты думаешь о Путине? (На этом ключевом слове вдруг включается экран айфона О’Райлли. — Прим. автора). Очень странно (смеется).

Совсем не странно.

Так вот, вовне доходит информация о том, чем живет государство, а я хотел показать ту Россию, какой я ее вижу, вне политики.

Противоречивая у вас получилась картина: фантастически красивая Москва — вид сверху, а на этом гламурном фоне идет жизнь, иногда трагическая и для многих безнадежная.

Именно так. Поэтому я и хотел снять фильм об одном дне из жизни Москвы — Дне города. Мы празднуем, мы богатые. Все счастливы. И мне нравятся эти фейерверки. Но в это же самое время кто-то страдает, переживает трагедию. И плачет горькими слезами.

Да уж, фейерверк — лучшее время для слез. Никому до тебя нет дела.

Вот этот контрапункт — слезы и фейерверки — для меня и есть Москва.

Фейерверки и Кремль дроны снимали?

Мне повезло. Дроны как раз появились. И буквально через несколько месяцев снимать Кремль с воздуха запретили. А я успел, снимал всюду — над Кремлем, возле Кремля. Сейчас бы мне не разрешили.

Эффектно получилось. Если бы я была мэром, точно бы вам заказала фильм о «похорошевшей», как у нас теперь говорят, Москве. Москва изменилась?

В том-то и дело, что Москва похорошела, а противоречия обострились. Город выглядит чище, просторнее, красивее. Но… Я как-то побывал в Минске. И не мог поверить своим глазам — настолько в Минске чисто. Все работает как часы. Даже почта. Похоже на немецкий город. Но я-то знаю, что страна стоит на коленях. Экономика в жутком состоянии. И никаких перспектив даже для молодых людей. И Москва за последние пару лет тоже стала лучше, чище. Лучше работает транспорт, лучше организовано движение. Но ощущение безнадежности обострилось. Политическая ситуация ухудшилась, общество гораздо более поляризовано.

Тогда некомфортный вопрос: у вас в титрах полно благодарностей, в том числе людям, которые занимаются не самым прозрачным бизнесом в России. Можно ли считать, что, снимая фильм на их деньги, вы тем самым поддерживаете существующее положение вещей, встраиваетесь в систему?

У меня 14 частных инвесторов, трое из них — очень богатые люди. Что мне доставляло настоящее удовольствие, так это искать финансирование в России. Ты разговариваешь с друзьями и друзьями друзей — понятно, что многие соглашаются встретиться с ирландским режиссером. За два года я перезнакомился практически со всеми, кто вращается в мире финансов в Москве. Одну вещь я для себя уяснил: я могу просить деньги на фильм только у тех людей, которые мне нравятся, с которыми у меня установились личные отношения и которых я начал уважать. Я встречался и с государственными чиновниками — приходится на это идти, чтобы найти финансирование. И это совсем другие люди. Они закрыты. Для них важно удовлетворить собственное эго. Например, ты приходишь на встречу, а они опаздывают на полчаса и полагают, что ты промолчишь. Но я всегда им говорил, что вот, жду уже полчаса. Естественно, с ними не сложилось. Люди, с которыми я в конце концов стал сотрудничать, это те, с кем я подружился. И один из них — олигарх — ну не совсем олигарх — Леонид Блаватник.

Сэр Блаватник.

Так он уже и сэр? У меня нет моральных рефлексий по его поводу по нескольким причинам. Во-первых, ни в одной из книг про олигархов, того же Пола Хлебникова, например, он не упомянут, что меня удивило: смотрите-ка, его там нет. И потом он открыт, социализирован. К тому же интересуется кино. Ему понравился мой первый фильм «Прячься!», поэтому он согласился инвестировать в следующий. Инвестировал, кстати, совсем немного. Конечно, я бы поостерегся брать деньги у людей из путинского окружения, с которыми я тоже познакомился, но скорее из любопытства.

Инвесторов, похоже, в Москве найти можно играючи. А снимать кино трудно?

Труднее, чем в большинстве городов мира. Но у всего есть две стороны. Да, тяжело: разрешения, запреты. Но если попадешь на правильного человека, то все может задвигаться очень быстро. К примеру, полицейский, который с нами работал, на одной из улиц по нашей просьбе просто остановил движение. После съемок мы, конечно, подарили ему бутылку виски — в качестве сувенира, а не взятки. На Западе так не бывает.

Взяток не берут?!

Никогда полицейский не перекроет движение, чтобы вам помочь. Его уволят. То же самое с дронами. Ни за какие деньги я бы не уговорил дрон-оператора запустить камеры над Букингемским дворцом. А здесь всегда найдется какой-нибудь безумный парень, который скажет: «Ну окей, давайте сделаем».

Москва — кинематографичный город?

Очень даже. Я как раз разговаривал с приятелем, который разбирается в урбанистике, о преимуществах плановой экономики для архитектуры мегаполисов. Москва — отлично спланированный город. Здесь все сосредоточено в центре. Широкие улицы ведут в центр. Это позволяет демонстрировать прекрасные дома и великолепные горизонты. Город запланирован, чтобы выглядеть хорошо. Он и выглядит хорошо. Именно поэтому Москва — один из самых кинематографичных городов мира.

Самые кинематографичные места в самом кинематографичном городе?

«Музеон». «Стрелка». Дом на набережной, где я прожил десять лет. Парк Горького — там отснял несколько сцен из фильма. Одно из моих любимых мест в мире — кафе «Маяк», особенно в пятницу вечером. Пара баров.

Кстати, где в Москве ирландцы пьют «Гиннесс»?

Нигде. Я пью «Гиннесс» только в Ирландии. Там у него вкус совсем другой.

Один из героев фильма «Москва никогда не спит» убежден, что Нью-Йорк перехвален, Москва лучше. Вы тоже так считаете?

Я рьяный поборник Москвы. Путешествуя по миру, я сравниваю Москву с другими городами, Нью-Йорком в том числе. В Нью-Йорке люди очень много работают — никакой романтики в жизни. Это прямо противоположно Москве. Нью-Йорк очень сегрегированный город. Менеджеры с Уолл-стрит не пересекаются с хипстерами из Бруклина. А даже если и пересекаются, то общаются на поверхностном уровне. И жизнь на Западе тоже разграничена, типизирована. У ньюйоркцев для каждой ситуации — определенная манера разговора: в офисе, в спальне, в баре с друзьями. У них много разных лиц. В России я чувствую, что у каждого только одно лицо. Все в порядке, если ты ведешь себя странно или говоришь что-нибудь невпопад. Все друг друга понимают. Включая алкоголиков. Я знаю многих режиссеров — абсолютных алкоголиков. На Западе им работу не найти.

Ну наконец-то, хоть кто-то внятно сформулировал главную проблему российского кинематографа.

Если без шуток, то здесь люди вникают в проблемы. Они свободнее, гуманнее, романтичнее. Здесь больше спонтанности, веселее. Бары здесь лучше. Можно ночью пойти куда угодно. Дешевле. По многим причинам Москва лучше Нью-Йорка.

А вот другой герой фильма с грустью говорит: «Москва — это тюрьма, которую любишь». Тоже прав?

Он застрял в пробке. Его бизнес отжали. Он узник, он не свободен. И это тоже Москва. То самое противоречие, которое для меня всегда было очевидным.

Фото: из личного архива.