Нет, обладатель двух «Оскаров» за режиссуру («Бердмэна» и «Выжившего») Алехандро Гонсалес Иньярриту не решил снять байопик французской кинозвезды Брижит Бардо, как можно подумать, услышав название его нового фильма. Напротив, «Бардо» настолько личный для Иньярриту фильм, насколько это вообще может быть.

Главный герой — журналист Сильверио Гама (Даниэль Хименес Качо), как и Иньярриту, давно уехал из родной Мексики в Калифорнию (режиссер сделал это после международного успеха 22-летней давности «Суки-любви»), живет с женой и двумя детьми в пригороде Лос-Анджелеса Санта-Моника, и 17-летний сын Лоренцо упрекает отца, что он совсем потерял связь с реальностью: «Когда ты последний раз ездил на электричке?» Но каждый раз, когда Сильверио пытается снимать жизнь о простых бедных людях, он (как и Иньярриту?) получает упреки в конъюнктурности и зарабатывании очков на чужих страданиях. Бессильный что-либо изменить в восприятии публикой и знакомыми его работ, он только философски констатирует: «Рано или поздно каждый становится похож на то, что о нем говорят другие». У героя явно не только творческий ступор, но и кризис среднего возраста.

Сильверио готовится получить главную профессиональную награду в своей жизни и стать первым мексиканцем-обладателем этого престижного приза (Иньярриту тоже стал первым мексиканцем, номинированным за лучшую режиссуру на «Оскар» и на Каннском кинофестивале). Перед этим важным событием он отвозит семью на свою родину, несмотря на протесты сына, который уже ощущает себя гражданином США.

В буддизме «бардо» означает промежуточное состояние между одним явлением и другим. Другое значение слова — обычное бодрствующее состояние сознания человека между его зачатием и умиранием. Можно сказать, что бардо и есть жизнь. Что такое жизнь, как не непрерывный переход из одного состояния в другое, избавление от старого и адаптация к новым обстоятельствам? Иньярриту закольцовывает начальные сцены с Сильверио в электричке, чтобы переключиться на предшествующий им сюжет и потом вернуться к ним в финале. Все, что происходит между началом и финалом, и есть бардо. Нового, «американского» Сильверио, как любого человека в определенном возрасте, тянет к прошлому, к «корням», к воображаемому диалогу с давно умершим отцом, который является ему в туалете и говорит: «Депрессия — болезнь буржуев, нет времени грустить». Сильверио ждет этой отцовской мудрости — достигнув вершины в профессии и все доказав миру, он находится в глубочайшем кризисе, не затронувшем его оставшихся дома соотечественников, которые всю жизнь занимались только тем, что выживали. Но возвращение в Америку тоже не дает покоя — на паспортном контроле пограничник говорит ему: «Вы не можете называть США своим домом», приводя Сильверио в ярость. Бардо вступает снова — эмигрант первой волны в отличие от своих детей до конца жизни будет чувствовать себя не до конца своим в новой стране — если не на бумаге, то в собственном сознании. Сильверио навсегда подвис между двумя мирами — родной Мексикой детства, которой уже нет, и новым американским домом.

В отличие от своих товарищей по «мексиканской волне» Альфонсо Куарона и Гильермо дель Торо, которые тоже приехали в Голливуд, добились международного успеха и получили «Оскары», Иньярриту не тот режиссер, который имеет запасной карьерный план. Если Куарон может чередовать свои авторские высказывания «И твою маму тоже» или «Рома» блокбастерами «Гарри Поттер и узник Азкабана» или «Гравитация», а дель Торо с удовольствием погружается, часто с большим коммерческим успехом, в свой любимый фантазийный жанр, Иньярриту снимает только материал, за который отвечает полностью. Он в хорошем смысле старомодный артхаусный автор, а что делает старомодный артхаусный автор после многих лет беспрерывного признания? Как Феллини, он снимает свои «8 ½», хотя «Бардо» (4 ноября вышел в ограниченный прокат в США, 16 декабря — премьера на Netflix) можно скорее назвать его «7 ½» (все зависит от того, какие его короткометражки или киноновеллы считать полноценными картинами или «половинами»).

Проблема с такими полуавтобиографическими картинами заключается в том, что автора неизбежно заносит в творческую мастурбацию или напыщенное нарциссическое самобичевание. Сильверио и его собеседники задают наивные риторические вопросы: «Как так случилось, что Мексика, более древняя цивилизация, чем США, превратилась в концентрацию угнетающей атмосферы?», то изрекают мудрости: «В этом возрасте время проходит так быстро, что жизнь похожа на конвульсии», высказанные классиками раньше и лучше.

И все же, несмотря на некоторые раздражающие своим желанием высказаться «о вечном» сцены, ловишь себя на мысли, что погружаешься в этот мир Иньярриту, в который временами вклинивается магический реализм (Сильверио просыпается в спальне, полной песка с пляжа) или прямолинейный сюрреалистический шок (занимаясь сексом с женой, Сильверио «натыкается» на торчащую из ее влагалища голову умершего сына Матео, решившего не приходить «в этот мир» всего спустя день после рождения). Хочет ли Иньярриту сказать, что жизнь коротка, несправедлива, хаотична и заканчивается, как раз когда начинаешь ее ценить? Глобально — и это тоже. Конечно, это банальность. Но когда банальности произносит человек талантливый, хотя бы не так обидно потратить два с половиной часа (столько длится фильм) уже своей единственной бесценной жизни. После «8 1/2» Феллини снял среди прочего «Джульетту и духи», «Сатирикон», «Амаркорд», «Казанову» и «И корабль плывет». Если Иньярриту продолжит хоть наполовину в том же духе, можно ему простить два с половиной часа красиво снятых жалоб и нытья. Будем считать это побочным эффектом бардо.

Фото: Netflix