Ни для кого не секрет, что «Чернобыль» от HBO не на шутку всполошил отечественных кинематографистов. Вдруг оказалось, что давно и прочно заточенная на ретро кинопромышленность элементарно прозевала (ну или смалодушничала, что вероятнее) ярчайший сюжет, в котором есть и трагедия, и подвиг, и что только не.

Единственным серьезным высказыванием по теме в новой России до нынешнего момента оставался фильм Александра Миндадзе «В субботу», который российские зрители по большей части пропустили. Продюсером этой картины был Александр Роднянский, для которого трагедия 1986 года дело почти личное. Будучи молодым документалистом, он прибыл в Припять на пятый день после взрыва реактора, так что регулярное возвращение к этому сюжету для него более чем логично. И совсем неудивительно, что Роднянский сначала заинтересовался сценарием Алексея Казакова («Горько!») и Елены Ивановой, а потом и предложил поставить его Даниле Козловскому.

Выбор режиссера выглядел понятным. Дебютный «Тренер» Козловского при всех шероховатостях демонстрировал редкое для российского кино умение добавить традиционно малахольному у нас мейнстриму дозу (пусть и безопасную) экспрессии. На уровне заявки эта способность фильму о ядерной катастрофе казалась более чем к лицу. Тем более что собственно лицом фильма вновь стал сам Козловский, сыгравший главную роль.

Его герой — молодой пожарный Алексей Карпушин, который гоняет по Припяти под цоевского «Последнего героя» и считает, что заслуживает лучшей доли. В этом качестве выступает перевод в Киев — ощутимое продвижение по карьерной лестнице. С собой он планирует прихватить брошенную когда-то возлюбленную Ольгу (Оксана Акиньшина), чтобы заодно наладить отношения и с ней, и с сыном. Авария путает честолюбивые планы Алексея. Сперва он бросается на помощь коллегам, потом, узнав масштабы бедствия, думает сбежать. В итоге же Карпушин все-таки принимает участие в спасательной операции — не в последнюю очередь потому, что его сын получил дозу радиации и проявленный героизм позволит отправить его на лечение в Швейцарию.

Уже по беглому пересказу завязки можно увидеть, что «Чернобыль» пытается соединить в себе сразу несколько жанров. Это и фильм-катастрофа, и мелодрама, и драма о нравственном перерождении неплохого, но малодушного человека. Каждый из вариантов драматургического развития имеет право на существование, однако картина два с лишним часа мечется между ними, не сформулировав ни по одному из направлений какого-то внятного высказывания. Такая структура, наверное, подошла бы сериалу — большой форме, предполагающей многофигурные композиции. В полнометражном же формате получается жанровый и — что даже болезненней — эмоциональный винегрет.

Роднянский и Козловский прекрасно понимают, что современное кино должно работать напрямую именно с эмоциями, добиваться тактильности, о которой любят говорить Александр Сокуров и подопечный Роднянского Кантемир Балагов. Однако «Чернобыль» пытается достичь этой цели чрезмерно прямолинейно. Фильм почти целиком снят на крупных планах, от которых в какой-то момент начинает укачивать. Из-за кадра при этом звучит то тревожное тиканье, то надрывные струнные, бьющие по ушам и нервам в плохом смысле. С неба падают птицы, все полыхает, вода кипит, люди гибнут — эта история располагает к надрыву, но в нем не хватает динамики. И сложно представить, что зрителю весной 2021 года необходимо два часа довольно монотонно страдать.

Самое же обидное, что внутри «Чернобыля», кажется, спрятано несколько хороших фильмов. Самыми яркими получились кадры взрыва, снятые на ручную кинокамеру сына Карпушина, и самоубийственного входа одного из героев в помещение с пылающим реактором. Они говорят о том, что «Чернобыль» (в кинотеатрах с 15 апреля) вполне мог бы быть фильмом о том, что, увидев нечто настолько жуткое и прекрасное, просто невозможно остаться в живых. Может быть, такое кино у нас тоже когда-нибудь снимут.

Фото: Централ Партнершип