Даже среди причудливых, сильно подправленных сначала советской цензурой, потом хаосом 90-х и, наконец, в нашем веке влиянием голливудских жанров карьер отечественных режиссеров путь Андрея Смирнова смотрится уникальным.

Сняв в 30-летнем возрасте мгновенно ставший советской классикой «Белорусский вокзал» о поствоенной травме, Смирнов через три года закончил «Осень», как будто снятую представителем не послевоенного поколения, а скорее поколения хиппи — историю пары, которая проводит неделю в кровати в деревне. Невинная по нынешним меркам, в 1974-м «Осень» казалась чуть ли не эротикой, не говоря уже о неподобающей для граждан СССР зацикленности героев на личных удовольствиях и неуважении к институту брака. После «Верой и правдой» 1979 года о самой что ни на есть московской проблеме — одержимости героя-академика идеей переселения людей из хрущевок в новые крупнопанельные дома — Смирнов ушел из режиссуры на целую жизнь — 32 года, продолжая работать как актер у таких постановщиков, как Алексей Учитель («Дневник его жены»), Василий Пичул («Мечты идиота») и Андрей Звягинцев («Елена»).

Фильм «Жила-была одна баба», с которым Смирнов вернулся в режиссуру аж в 2011-м, показал, что долгое отсутствие в профессии не остается без последствий — во вполне качественно рассказанной истории почти полностью отсутствовал автор, которого в советский период Смирнова было, возможно, для кого-то даже слишком много.

Новый черно-белый «Француз» выгодно отличается от предыдущей картины тем, что его тема и время — студенческая жизнь и неофициальное искусство в Москве 1950-х — режиссеру близки и хорошо известны.

Главный герой, французский студент Пьер Дюран (его играет окончивший Школу-студию МХАТ актер Антон Риваль) приезжает изучать балеты Мариуса Петипа в МГУ в 1957 году. Сталин умер четыре года назад, собаку Лайку запустили в космос, на экран выходит «Летят журавли», состоялся первый полет пассажирского Ил-18, заселяются в типовые дома жители нового московского района Черемушки. Студенты оттепельно слушают «Голос Америки», но органы по-старомодному начеку и предлагают молодому французу сотрудничество — стучать на членов приехавшего вместе с ним студенческого десанта. Эта история имеет реальные исторические корни — в 1950-х в МГУ приехали учиться французы-слависты из Сорбонны. Среди них был Жорж Нива, который позже перевел «Красное колесо» Солженицына и был выслан из СССР за роман с дочерью Ольги Ивинской, гражданской жены Пастернака.

По «Французу» (в кинотеатрах с 31 октября) видно, как сейчас сложно снимать Москву 1950-х. Герои встречаются у станции «Краснопресненская» и гуляют у здания МГУ, но сюжет как будто уводит их из Москвы, где мало осталось ракурсов, подходящих для съемок фильма о событиях более чем 60-летней давности, на дачу и в Переславль-Залесский, где происходит действие второй части картины.

У Пьера есть и личный мотив приехать в СССР — он хочет найти отца, Алексея Татищева (Александр Балуев), бывшего белого офицера, отправленного в лагеря в конце 1930-х, и как только зрителям сообщают эту деталь, «Француз» превращается в столкновение двух миров — цивилизованного и людоедского. Вторую часть фильма, почти полностью состоящую из одного долгого диалога, смотреть сложно, и не потому, что Смирнов показывает, как ломала людей система, просто долгие разговоры в одном помещении не самый эффективный кинематографический прием. И все же «Француз» помимо эстетической (фильм снят старомодно «интеллигентно», что выгодно отличает его от большинства современных российских картин) обладает исторической ценностью — русские здесь, конечно, постоянно глушат водку в подъездах, но также читают стихи Игоря Холина и ездят покупать картины Оскара Рабина — когда еще на московских экранах покажут кино о лианозовской школе, о которой лучше узнать от их современника Смирнова, чем от молодого режиссера, сделавшего неглубокий ресерч?

В то же время это признание в любви к кино, воспитавшему все поколение Смирнова — когда Пьер идет по московской улице с советскими друзьями — балериной Кирой и фотографом Валерой, видно, что цитата из «Жюля и Джима» Трюффо (снятого, конечно, через пять лет после происходящих во «Французе» событий) вставлена сознательно и любовно. Советская интеллигенция 1950-х знала о западном искусстве своего времени больше, чем остальная страна. Смирнов вспоминает это время не с яростью, свойственной нынешним оппозиционерам, боящимся, что власть украдет их жизнь, а с грустью и покорностью, которая сейчас может бесить только тех, кто не знает историю.

Фото: WDSSPR