Чрезмерное признание иногда вредит даже хорошим произведениям искусства. Когда Ли Айзек Чан, переехавший с родителями в Арканзас кореец, представил больше года назад свой во многом автобиографический фильм «Минари» на фестивале Сандэнс, он был прекрасно принят — режиссер получил и Гран-при жюри, и приз зрителей.

Весь год «Минари» (в кинотеатрах с 8 апреля) с успехом кочевал по менее важным фестивалям и получал призы кинокритических сообществ, пока спор из-за категории, куда его помещать (можно ли считать картину американской, если герои говорят на корейском?), не превратил фильм в повод для некинематографических дискуссий и не раздул его значение.

У Ли Айзека Чана, автора уже четырех полнометражных фильмов, получилось выстрелить с «Минари» именно потому, что это очень личный для него проект. Его семья точно так же, как и герои картины, приехала в Арканзас в 1980-х. Главному герою Дэвиду (Алан Ким) примерно столько же, сколько и родившемуся в 1978-м режиссеру. Родители Дэвида, взявшие английские имена Джейкоб (Стивен Ян) и Моника (Хан Е-ри), зарабатывают на жизнь сортировкой цыплят. Но у Джейкоба есть мечта и амбиции — он покупает участок под ферму и огород, который позволит, как он говорит, «перестать считать цыплят через три года». Несмотря на скепсис соседей, угрозу торнадо и нытье жены, Джейкоб селит семью в фургоне посреди чистого поля и начинает воплощать свою личную американскую мечту.

Нет ничего банальнее такой истории. У каждой кинематографии есть сотни картин, в которых семьи в поисках лучшей жизни едут в новую страну и превозмогают проблемы адаптации. Это суть Америки, страны иммигрантов. В «Крестном отце» Копполы такая семья даже стала почти полвека назад метафорой тотальной коррупции общества. Возможно, подобные сюжеты сейчас меньше свойственны устоявшимся кинематографиям развитых стран, которые давно пережили подобные истории и интересуются другими. Но в год, когда президент Трамп, пытавшийся оградить родную «белую» Америку от иммигрантов, ушел через заднюю дверь Белого дома, уступив его Байдену, пообещавшему переселенцам послабления, «Минари», естественно, зазвучал по-новому.

Чтобы оба родителя могли работать, из Кореи приезжает бабушка, олицетворяющая патриархальное прошлое семьи. Дэвид поначалу ее боится, ему не нравится ее запах, все, что для него олицетворяет старую жизнь. Он теперь американец и только с годами оценит принадлежность к двум культурам, осознает равное значение нового (Америки) и старого (традиций страны предков, выраженных в этом фильме в растении минари, хорошо растущем, если посадить его в ручье — а потом хоть в кимчи его клади, хоть в суп). Для 42-летнего Чана этот фильм — взрослое осознание взаимопроникновения двух культур, которое кажется очевидным, но к каждому человеку, сменившему родину, приходит как в первый раз.

Когда кинокритиков, готовых смотреть на фестивалях четырехчасовые эксперименты, упрекают в оторванности от массовых вкусов и нелюбви к блокбастерам, часто вспоминают образ «корейского мальчика с ведерком» в фильме, снятом ровно для сотни ценителей. «Минари» удивительным образом оказался именно что фильмом про «корейского мальчика с ведерком», который номинирован аж на шесть «Оскаров» (включая на главный — за лучший фильм года). Конечно, это не означает, что его посмотрит много народу. Пока он собрал в мировом прокате чуть больше двух миллионов долларов, что при бюджете два миллиона уже хорошо. Но оскаровские академики дают понять, что соблюдение принципа инклюзивности и воспитание аудитории для них важнее рейтингов и цифр — желание представителей других национальностей на новом этапе принимать и пытаться развивать приемы и идеи индустрии, которая начиналась как производство фильмов о простых людях и их большой американской мечте, по-прежнему приветствуется. Прямо сейчас американскую границу пересекает ребенок, который через 35 лет снимет фильм о жизни иммигранта в 2021-м, и так будет если не всегда, то очень долго.

Фото: «Экспонента»