Фильм Михаила Бородина «Продукты 24», премьера которого состоялась на Берлинском кинофестивале в середине февраля, заслуживает внимания не только из-за его художественных достоинств.

Место, где разворачивается действие, знакомо каждому горожанину: это обычный круглосуточный продовольственный магазин в спальном районе. Но зритель видит Россию не из привычного положения покупателя, а с противоположной стороны. Из-за занавески, которая отделяет торговый зал от подсобки, где разворачивается настоящий ад. Экономика магазина держится на рабском труде. Сотрудники годами живут в подсобке, спят вповалку, едят впроголодь, никаких денег им не платят. Их постоянно бьют и заставляют насиловать друг друга. Они рожают детей, которых у них сразу отбирают хозяева. Побег карается страшными пытками, а беглецов вновь заставляют вернуться к работе.

История, рассказанная Михаилом Бородиным, основана на реальных событиях. Десять лет назад, в октябре 2012 года, общественные активисты из движения «Альтернатива» во главе с его лидером Олегом Мельниковым действительно освободили из подсобки обычного продуктового магазина на Новосибирской улице, 11, в Гольяново девять женщин и трех мужчин. Некоторые из них были в рабстве больше десяти лет.

Одной из этих освобожденных невольниц была Бакия Касимова. Тогда, после освобождения, правозащитники попытались начать судебную кампанию против рабовладельцев, тем более что их имена были хорошо известны. Но годы шли, а прокуроры отказывали в возбуждении уголовных дел. Свидетели и пострадавшие отказывались от показаний. Из 12 человек только Бакия до сих пор продолжает бороться за справедливость.

— Бакия у нас уникальный человек, — рассказывает Варвара Третяк из комитета «Гражданское содействие» (признан Минюстом иностранным агентом), который обеспечивает юридическое сопровождение этого дела и вообще помогает жертвам рабовладельцев. — У нас было больше десяти человек. Но под конец уголовного дела почти никого не осталось. Кто-то устал и опустил руки. Кого-то подкупили. Кого-то запугали. Были даже такие женщины, которые спустя время сами из страха, чувства одиночества и позора, из безысходности, возвращались к своим «рабовладельцам». Не сдалась только Бакия.

В 2016 году из гольяновского продуктового магазина сбежала очередная девушка, которую держали в трудовом рабстве. Выяснилось, что, несмотря на шокирующие факты насилия, издевательств и использования принудительного труда, о которых сообщили едва ли не все СМИ, рабовладение посреди современной Москвы продолжало процветать.

— Я узнал об этой истории из новостей: после очередного побега про этот гольяновский магазин вновь заговорили, — вспоминает режиссер «Продуктов 24» Михаил Бородин. — Выяснилось, что за несколько лет ничего не изменилось. Я тогда снимал документальный фильм, посвященный принудительному труду на хлопковых плантациях в Узбекистане. А когда вернулся в Москву, сразу отправился в Гольяново. И обнаружил этот магазин функционирующим, как и прежде. Это стало для меня шоком — и отправной точкой. С тех пор я начал работать над фильмом.

Одну из ролей в «Продуктах 24» сыграла сама Бакия Касимова. Многие из тех, кто прошел через этот ад, постарались просто забыть о нем, вычеркнуть эти годы из жизни. Я спрашиваю у Бакии, почему она поступила по-другому и решила вновь пережить свою давнюю трагедию, пусть и в роли актрисы.

— А что, нельзя, что ли? — неожиданно смеется она в ответ. Но потом очень серьезно продолжает: — Это ведь моя история. Я хочу, чтобы люди поверили: такое есть. В жизни. Это не сказка. Чтобы знали, такие люди, как я, тоже живут на этой земле. Вот вы говорите: «Разве такое бывает в XXI веке?» Вот, бывает. Не ложь, не история. Моя жизнь. Пусть люди это знают.

Бакия и неволя

— Я сделала ошибку, — вспоминает Бакия. — Поверила своим. Я казашка из Узбекистана, и они тоже были казахи.

Ей было 25 лет. На дворе стоял 2003-й. Россия только-только стала выкарабкиваться из нищеты 1990-х. А в Центральной Азии конца и края ей не было видно. Сотни тысяч жителей региона потянулись в бывшую метрополию на заработки. Одной из них стала и Бакия. О сказочной работе в Москве за 500 долларов ей рассказала подруга детства. «Нужны красивые девчонки на кассу», — объяснила она. Позже выяснится, что за вербовку людей муж подруги получал по 100 долларов. Но этот бизнес не принес ему много счастья: однажды его изуродованное тело найдут посреди казахской пустыни.

Но тогда Бакия ничего этого не знала. Заоблачные перспективы стали корректироваться, но в пределах реализма. На встрече с будущими работодателями в Шымкенте выяснилось, что зарплата будет не 500, а 400 долларов. Это все равно казалось заманчивым. И Бакия в тот же день села на поезд. «В купе нас было пятеро. Одного человека прятали на багажной полке, за сумками», — вспоминает она. В Москве женщин сразу привезли к хозяйке — Жансулу Истанбековой. Та попросила отдать паспорта: «Сделаю вам регистрацию». И поселила работниц в подсобке магазина. Поначалу им предстоит обучение, объяснила хозяйка. Нужно освоить кассовые аппараты, правила работы с клиентами и прочие премудрости торговли.

— Поначалу был другой магазин. Я в нем работала почти год. Там надо мной почти не издевались, — вспоминает Бакия. — Ну дернет или ущипнет, если не успеешь продать все овощи или фрукты за день. Ругали больше: «Плохо продаешь».

Но денег не платили ни копейки. «Это типичная ситуация для принудительного труда, — объясняет Варвара Третяк. — Избивать начинают не сразу. Сначала забирают паспорт, “мы сами тебя оформим, ты не переживай”. Потом не платят зарплату, мол, потом заплатим. Человек ждет, надеется получить в конце года сразу много денег».

— Я мечтала открыть свою парикмахерскую. Жансулу все время обещала: «Я тебе деньги соберу. Паспорт сделаю. Парикмахерскую открою, только скоплю денег». Все время так обещала, все десять лет. И я поверила, — рассказывает Бакия.

Жила она вместе с другими работниками на складе магазина. «Там полки были. Товары стоят же, — объясняет женщина, — а мы поверх них спали. Два человека вдоль и два поперек».

Но настоящий ужас начался через год. Бакию перевели во второй магазин, принадлежавший семье Жансулу. Тот самый, на Новосибирской улице.

— И там я увидела, как издеваются. Каждый день вечером мы должны были сидеть и пить. Не пьешь — заставляют. Такой большой стакан наливают. Одна девушка из Узбекистана отказалась. Ее насильно заставили, она стала пьяная. И ее в морозилку засунули. Я это увидела и отказываться уже не стала: «Да, буду пить». И так каждый день по одной-две бутылки заставляли пить. Без закуски, только водой запивать разрешали.

Жансулу пила вместе со своими рабами. «Она сидит, а мы вокруг стоим». Садиться на пол разрешали только на одну минуту, чтобы успеть съесть просроченные продукты, которыми невольников кормили. «Не успеешь съесть за минуту — она бьет. Мы потом научились быстро есть».

Били постоянно. Если Бакия или другие сотрудники не успевали распродать товар, их били. Если они вступали с покупателями в посторонние разговоры — снова били. Иногда били без повода. Чаще всего била сама Жансулу. Но этого было мало. «Она настроила нас, чтобы друг друга бить».

— Когда кассу сдаешь, а выручки мало, не все продали, она зовет девочек из других отделов, Бека зовет. И говорит меня бить. Скакалкой бьют. Фольгой бьют. У меня вот ухо сломанное. Руки сломаны. Пальцы назад загибали. Иголку внутрь ногтей засовывали, — механически перечисляет истязания Бакия.

Однажды Жансулу приказала избивать Бакию своей родственнице, которая работала у нее. Та ударила, но не сильно. «Я тебе покажу, как надо бить, — вспоминает Бакия слова хозяйки. — Она сама встала, волосы мне сжала, стала по полу меня таскать, щипала до крови». В другой раз она заставила избивать Бакию своего мужа. «Почему ты ее не бьешь? — возмутилась рабовладелица. — Она что, твоя любовница, что ли? И он меня так пнул в живот, что я на два метра улетела». Изредка муж заступался за бесправных рабов, просил жену не издеваться над ними. В ответ она называла его тряпкой. Так продолжалось из года в год. И не только избиения.

— В нашем магазине только девчонки работали. А у сестры Жансулу был магазин, там парни. И еще шоферы были у нас. И Жансулу заставляла нас спать с мужчинами. Специально могли отвезти, чтобы заставить спать с ними. Иногда приводила шоферов к нам в подсобку. И нас заставляла с ними…  Кого сама захочет, того с тем. У всех на глазах прямо.

Чтобы прекратить этот калейдоскоп изнасилований, Бакия упросила хозяйку поженить ее с другим невольником. В магазин пришел мулла и провел обряд никах, исламской свадьбы (эта сцена вошла в фильм). За десять лет неволи у женщины от разных отцов родились двое детей.

— Когда я первый раз беременной была, Жансулу сказала: «У меня трое сыновей. Если дочь родишь, я ее удочерю. А мальчика себе оставишь». Родила я в роддоме. Хотя до этого меня ни разу не отпускали в больницу, даже когда сломали мне руку. Но тут отвезли, без документов, без всего, Жансулу с доктором договорилась. Деньги все решают. Я родила девочку. Жансулу ее на себя оформила.

Девочку назвали Камиллой. Имя выбирала, конечно, Жансулу. Первые полгода Бакие разрешали побыть с ребенком. Новорожденную привозили на склад. Но через какое-то время ребенка отправили в Казахстан, к родственникам хозяйки. «Как ты будешь ее кормить? — орала Жансулу на Бакию. — У тебя ничего нет. А я ей все обеспечу. Квартиру, учебу, все!» Бакия сопротивлялась как могла, но силы были не равны. Через два или три года Жансулу сухо сообщила: «Камилла умерла менингитом».

— До сих пор я ничего не знаю. Жива она или не жива…

В 2007-м у Бакии родился второй ребенок, сын. Его тоже отобрали рабовладельцы. Ребенок жил с нянькой в съемной квартире вместе с детьми других невольниц. «Я сына видела один раз в два-три месяца. На полчаса мне давали его. На руках подержишь, пообнимаешь, и через полчаса заберет». Никакой медицинской помощи дети рабов не получали. Питание, судя по всему, было скудным. В годик сын Бакии заболел рахитом. «Даже ногу он сломал — никаких больниц не было. Только после освобождения мы сделали рентген и увидели: кости срослись криво». До 4 лет ребенок не ходил. Никто с ним просто не занимался. Одна из девушек, которая побывала в квартире, где держали детей, рассказала Бакие: «Твой сын весь день сидит привязанный к горшку».

— Жансулу мне много раз говорила: «Твой сын инвалид, зачем тебе это нужно? Давай отвезем его в детдом, подкинем». Или: «Давай его в больницу отвезем, один укол делаем, умрет и все». Я сказала: «Нет. Хоть инвалид, я сама о нем буду заботиться». Сейчас сын со мной живет. Ходить его за месяц научила. Только рост маленький остался из-за рахита…

Невозможно поверить, что люди годами жили в рабстве посреди Москвы. Испытывали все эти невероятные страдания, насилие, теряли детей — и так и не попытались восстать против чудовищной несправедливости и жестокости.

— Однажды я сказала напарнице, что хочу уволиться, — вспоминает Бакия. — Она пошла и рассказала про этот разговор Жансулу. Меня опять избили. После этого мы друг с другом никогда не разговаривали. «Товар есть?» — «Есть». Все. Привет, до свидания. Друг на друга как на врагов смотрели. Не верили ни слову.

Как-то раз «муж», с которым ее обвенчала хозяйка, предложил Бакие бежать. Она как раз была на четвертом месяце беременности. Женщина отказалась: «Я боялась. Она нас точно найдет. Зухра и Джамшид (все имена, кроме Бакии и Жансулу, изменены — «Москвич Mag») бежали, потом через два месяца их обратно привезли. Джамшида в тюрьму отправили. Зухру как мертвую избивали. Проводом ее били до бесчувствия за то, что убежала. Я это своими глазами видела». Муж Бакии все-таки бежал. С тех пор она о нем не слышала.

Жансулу часто обсуждала случавшиеся побеги невольников. Она бахвалилась тем, что «платит всем ментам». Ей верили: многие видели, как полицейские приходили к Жансулу, говорили о чем-то, а потом уходили с полными сумками продуктов и алкоголя. Беглецов не всегда, но часто действительно находили. «Одной девушке обе ноги сломали. Я видела, как кровь летала фонтаном. Вообще шок был», — вспоминает Бакия.

И все-таки Бакия сбежала. Это было в 2009 году. В рабстве она провела уже шесть лет: «Я пять-шесть дней по улицам ходила, вся грязная была. Дворники дали мне немного еды. Но идти было некуда. Пришла в полицию, рассказала им, что у меня паспорт отобрали, держали в подвале, мучили. Они: “В Гольяново иди. Это не наша территория”. Я неделю жила в подъездах. Земля круглая, и я обратно пришла на Новосибирскую улицу. Там в доме рядом с магазином у меня были знакомые покупатели. Я объяснила одной женщине, что случилась, что я хочу домой. Она обещала помочь. Пустила меня к себе. А сама ушла в магазин. В дверь звонят. Смотрю в глазок: там Жансулу стоит. А той женщине она две бутылки водки дала, она пить очень любила».

Угрозы чередовались уговорами. «О ребенке подумай». Хозяйка обещала больше не бить и все-таки купить парикмахерскую. А идти без денег и документов было все равно некуда. И Бакия вернулась. Месяц ее действительно не били. Но потом кошмар начался вновь. Еще три года, пока в октябре 2012-го невольников не освободили общественные активисты.

В жизни как в кино?

Но магазин на Новосибирской улице, 11, продолжил работать как ни в чем не бывало.

— Я не знаю, почему полиция, прокуратура, суды не могут или не хотят пресечь эту ситуацию, — говорит Михаил Бородин. — Вы спрашиваете об этом у меня. Но у меня нет ответа. Наверное, мы все понимаем, почему. Там пропали несколько детей, о судьбе которых ничего не известно.

Варвара Третяк предполагает, что у руководства полиции просто нет заинтересованности в таких делах. Рабство с юридической точки зрения очень трудно доказать. Работа с таким материалом может испортить статистику раскрываемости. Поэтому начальники просто не дают санкции на то, чтобы сотрудники открывали дела по подобному «сложному» составу преступления.

Олег Мельников, который десять лет назад освободил Бакию и других рабов из продуктового магазина на Новосибирской улице, так и продолжает все эти годы бороться с принудительным трудом. Он показывает мне архив своего движения «Альтернатива»: бесконечные папки с личными делами невольников.

— За эти годы только мы освободили 1800 человек. Двум тысячам помогли вернуться домой. По международным оценкам, в России около 700 тысяч человек заняты принудительным трудом. Ну в самой жесткой форме, когда люди совсем не могут отказаться и сталкиваются с насилием, наверное, тысяч двести, — прикидывает он. — Мигрантов среди них процентов двадцать-тридцать. А большинство — русские люди. Обычные мужики и женщины из провинции. Не алкаши, не маргиналы. Такие тоже есть, конечно. Но большинство — нет.

Социальная патология, сделавшая возможной трагедию Бакии и тысяч других современных рабов, просто не умещается в привычных координатах нашего общества. Ее отказываются видеть правоохранительные органы, ее почти полностью игнорирует общество. Наша оптика просто отказывается сфокусироваться на этом пласте реальности. Михаил Бородин столкнулся с этим, когда работал над своим фильмом.

— Если буквально снимать на камеру то, что вам рассказывала Бакия, фиксируя каждый эпизод, то вы просто не поверите, — говорит он. — Жизнь преподносит слишком жесткие истории, чтобы их можно было просто пересказать языком кино. Поэтому мы старались настроить некий фильтр, смягчить происходящее. Бесконечный аттракцион насилия превратить в художественное повествование с внутренней драматургией.

Олег Мельников говорит, что между рабством и повседневностью есть шов, который скрепляет то, что кажется нам привычным и почти неизбежным, и зону запредельного ада. «Рабство — это просто форма мошенничества. Обманул людей, сэкономил деньги. Только системно, постоянно. И это мгновенно приводит к трэшу: избиениям, изнасилованиям, похищениям. Нам один такой хозяин рабов как-то сказал, совершенно искренне: “Да как не отнимать у них документы? Они же разбегутся!”»

Бакия рассказывает, что Жансулу иногда объясняла свою жестокость по отношению к невольникам: «“Я так трудно поднялась, — она нам всегда говорила. — Сколько лет на холоде торговала. Мерзла, не ела”. За эти трудности она от нас берет». Нищета и страдания прошлого конвертировались в преступления настоящего. И плавно перетекали в будущее.

У Жансулу четверо детей. С раннего возраста они были свидетелями того, что происходило в их семейных магазинах. «Старшему сыну ее только 13 лет было, он уже проверял, бьет меня Эльза, когда ей приказывали, или не бьет, — вспоминает Бакия. — Она его так боялась, что выбила мне рулоном фольги все передние зубы». Сыновья Жансулу не мерзли у прилавков, но насилие и рабовладение для них были нормой: «Ее дети выросли хуже чудовищ».

По словам Мельникова, в России ежегодно регистрируется на 7–10 тысяч больше рождений, чем детей, которых регистрируют ЗАГСы. Многие из этих младенцев — дети невольников, предполагает он. Они уже с рождения становятся товаром. «Средняя цена грудничка составляет 200 тысяч рублей, — рассказывает Мельников. — У “мадонн”, которые попрошайничают с младенцами на руках, дневная выручка может доходить до 40 тысяч рублей. А средняя продолжительность жизни такого ребенка — не выше трех месяцев». Существует и черный рынок донорских органов, в том числе детских, говорит лидер «Альтернативы».

Фильм «Продукты 24» не описывает все круги и закоулки этого ада. Но он решает другую задачу: с удивительной прозрачностью демонстрирует повседневность этой катастрофы. Одной из ключевых метафор фильма стала полностью заимствованная из реальности (главным консультантом по декорациям была Бакия) занавеска, которая отделяет торговый зал с его привычным интерьером и нескончаемый ужас подсобки, в которой годами через мясорубку проворачивались человеческие судьбы. Реалистическое повествование фильма Бородина несколько раз прерывается фантастическими картинами. В невыносимую действительность врываются сны и грезы узников.

— Я понимаю, что зрителям и всем нам хотелось бы увидеть в фильме какую-то борьбу, какую-то надежду на победу, на освобождение, какой-то хеппи-энд, — говорит режиссер. — Но в данном отрезке времени это будет нечестно. Ни по отношению к героям фильма, ни по отношению к реальным людям, которые за ними стоят, ни по отношению к обществу. Но мне хотелось оставить в повествовании хотя бы надежду на какую-то справедливость, которой в реальности, к сожалению, нет. И выразить такую надежду мы смогли только в сценах «снов», в «фольклорных мотивах».

Я сижу напротив женщины, которая десять лет своей жизни провела в неволе. Ее пытали, насиловали, ее личность целенаправленно разрушали. Но все же не сломили. Ей труднее, чем почти каждому из нас, но она продолжает бороться.

— Я хочу справедливости, — просто говорит Бакия. — Я хочу, чтобы их судили и наказали. Для этого я осталась в России. Десять лет прошло — и ничего. Хоть сто лет на это уйдет, но я пойду до конца.

Фото: МETRAFILMS, novayagazeta.ru