Старейшему московскому диджею Spyder исполняется 50 лет. Игорь Шулинский взял у него интервью. 

Рассматривая старые журналы «Птюч», я остановился взглядом на странице с рекламой магазина виниловых пластинок «Дискоксид». На фотографии три молодых человека DJ Фонарь, DJ Fish и DJ Spyder прыгали, как будто это был застывший кадр из фильма «Трейнспоттинг».

В 90-е годы Spyder не был самым знаменитым диджеем на нашей клубной сцене. Звезды были другие, как в андерграундной электронной музыке, так и в более коммерческой. Но Spyder был настоящим явлением, не побоюсь этого слова, именно с того времени он сумел завоевать сердца своих поклонников, и они оказались настолько преданны, что пронесли любовь к нему до сегодняшних дней.

Кстати, Spyder показал себя настоящим бойцом. Он один из немногих сумел выстроить свою музыкальную карьеру, поднимаясь с каждым десятилетием на ступеньку выше.

И вот ему 50, и это невозможно! Потому что нам столько же! Или почти. Мы росли вместе, ругались, танцевали…

И мы понимаем, как выросли мы сами, как изменилась «эпоха танцев», и вот сейчас точно Spyder — это и есть лучшая московская клубная танцевальная музыка 2020. Выдержанная, как хорошее вино. Вам может это не нравиться, но это так. При этом ему всегда удавалось оставаться вегетарианским диджеем: он не был замечен в каких-то оргиях, скандалах, пристрастии к алкоголю и запретным веществам, он всегда больше молчал, чем говорил.

«Нет больше богатства, чем умеренность», — такими словами встретил меня Борис Зленко aka DJ Spyder накануне своего 50-летия. И продолжил: «Я не верю, что мне 50 лет». «Да и я не верю, что мне 50», — ответил я ему.

Боря, все началось с «Дискоксида», с Фонаря, с клуба Jump?

Ну да, по сути мы были протеже Фонаря. И еще Игорь Селиверстов. Недавно встретил его на гастролях в Ялте, вспомнили те 90-е годы: 1992-й, 1993-й, клуб Jump, там произошло первое признание нашего диджейского хобби. Мы почувствовали себя профессионалами. Тогда мы точно не думали, что до 50 лет будем диджеями играть всю жизнь. Ну поиграем там годок-другой, ну пять, ну десять лет, может быть, и каждый пойдет по своим делам: Женя (DJ Fish) в архивный вернется, я — в медицинский. Но возвращаясь к Володе (DJ Фонарь) и к этому времени, я понимаю, что только благодаря Фонареву мы появились в клубе Jump, сначала на конкурсной основе, но в какой-то момент Селиверстов поставил точку: нужно было решить, кто из диджеев будет резидентом. Мы остались. И хочется Володе Фонареву сказать спасибо.

Первый рубеж?

Да, диджейство могло бы стать нашим хобби, и если бы не Jump и этот успех, мы не стали бы развиваться как музыканты.

Кстати, судьбы диджеев похожи на судьбы футболистов. С годами электронные музыканты и диджеи перестают заниматься музыкой по разным причинам: первое — перестало втыкать; второе— просто перестает приносить деньги; третье — становишься насмешкой в глазах любимых людей — ну сколько можно, заигрался…  У спортсменов даже как-то легче. Те, кто не может без футбола, становятся тренерами и спортивными функционерами. А что тебя держит до сих пор в обойме?

Я об этом очень много думал, некоторые диджеи сошли с рельсов. Здесь же комплекс вещей: с одной стороны, тяготит финансовое неблагополучие, с другой — люди бросали свое дело, потому что у них что-то было не то с собственной жизненной философией, сели не на ту лошадь, сели и поскакали, а на самом деле просто убегали от действительности. Тем, кто старается искренне следовать своему пути, улыбается удача.

Если говорить все-таки про финансовую составляющую, то есть хорошая фраза: «Наверное, мы все-таки не тем в жизни занимаемся». Понятное дело, что нужно стремиться всегда к чему-то большему.

А ты когда почувствовал себя в топе?

Это произошло на стыке тысячелетий — 1999–2000-е годы. Помнишь, еще в «Миксе» ты обратил внимание, что я в очках. Я ходил без них какой-то период и надел в 1999 году. А раньше, знаешь, чем хуже видел, тем лучше слышал. Мне всегда было важнее звуковое состояние, ориентирование целиком на гиперощущения, звуковая суперэмпатия без отвлечения на окружающий мир. Но, надев очки и увидев глаза людей, я начал вообще по-другому смотреть на происходящее вокруг. Может быть, это связано с тем, что взаимодействие с людьми стало другим.

То есть надел очки и попал в топ?

Ну да, я всегда пытаюсь найти какие-то первопричины, и я думаю, что расцвет моей популярности пришелся как раз на клуб Justо, возвращение к старой московской тусовке.

Ну да, помню это место, тебя там ценили. Но публика там была разная — и быдляк, и богатые зеваки, и опасные люди, ну и тусовщики, конечно.

Как в сказке про Маугли: «На водопое все равны».

И вот на «водопое» наступило время твоего расцвета?

Начало расцвета. А пик популярности пришелся на десятилетие «Крыши мира».

А как ты встретился с владельцем «Крыши мира» Виктором Такновым? Как все это произошло?

А вот с Такновым мы как раз встретились во времена «Цеппелина», в 2000–2001 годах. В «Цеппелине» я не был постоянным резидентом, но частенько приезжал, играл просто for fun. Тем не менее знакомство произошло. Когда ты понимаешь, что человек не просто имеет деньги и может позволить себе все что захочет, а он реально крут, чувствует, слышит музыку, вот тогда ты им восхищаешься.

Ты миксуешь, сводишь и в этот момент ощущаешь мурашки (freesome — это модное заграничное слово. У нас это «чувствуешь мурашки», что ли, электричество по коже, как угодно можно это называть, но это и есть самое мощное, что нам дает музыка по ощущениям).

И вот тогда ко мне подходит Витя Такнов — именно когда взаимодействие двух пластинок рождает этот музыкальный приход — и говорит: «Ну ты дядя, конечно, я понимаю, что ты сейчас сделал». А я-то осознаю, что он старше меня, и говорю: «Только давай ты лучше будешь дядей», так Такнов и стал нашим дядей.

Это действительно был плодотворный период, и ты, и твоя семья принимали большое участие в том, что называлось «Крышей мира».

Фактически все десять лет без выходных.

Жили в этом месте? 

Да! Мы как-то решили в зоопарк сходить с ребенком, а когда нам пойти? У нас выходной в клубе — понедельник, и мы пошли, но понедельник выходной и в зоопарке, и мы поняли, что как бы и у зверей по понедельникам выходной, и у нас.

«Крыша мира» была замечательным местом. Это легенда, как «Эрмитаж», «Титаник», «Птюч», «Микс»…  Он вошла в историю. Но любая история, к сожалению, кончается, и эйфория переходит в ссору. Наверное, то же самое произошло со всеми участниками «Крыши»?

Видимо.

Это так, что Такнов отдал тебе бренд «Крыша мира»?

Ну, в общем, это была достаточно сложная ситуация. Такнову клуб был уже не нужен. А я понимал, что это и мое детище, и оно мне дорого, кстати, название «Крыша мира» придумал я. Я же по отчеству Борис Замирович, и борьба за мир как-то прописана у меня с детских лет как некий генетический код. Поэтому философия «Крыши мира» и проект в целом значат для меня до сих пор много, хотя я понимаю, что жизнь продолжается, у каждого времени свои проекты, и в этом, наверное, прелесть жизни.

Сердце болело, когда это разваливалось, когда все заканчивалось?

Конечно, очень. У меня вообще с детства сердце чувствительное, но мы не думали, что это безумие будет длиться целых десять лет.

Ты привык к «Крыше»…

Но всем же нам было понятно, что когда-нибудь нужно будет закрыть «Крышу», но, как всегда, это «когда-нибудь» случилось внезапно. Понятное дело, что потом образовался мощный вакуум.

При Такнове ты был финансово огорожен, не нужно было бороться за выживание. И вот эта ситуация закончилась. Поэтому появился дискомфорт, вакуум? Кроме того, Витя был такой партнер, которому не нужно было что-то объяснять, доказывать…

Безусловно, это было очень круто, что Витя врубался. Конечно, иметь друзей сильных мира сего всегда прекрасно. Но я бы не сказал, что мы были нахлебниками, потому что «Крыша» была самодостаточным проектом. И нам все равно приходилось бороться за существование, мы не позволяли себе расслабиться. Каждая вечеринка проходила на уровне полной самоотдачи. А их тысяча с лишним было проведено за десять лет, мы выкладывались по полной.

Но эпоха «Крыши» закончилась, и с ней какая-то музыкальная история в чем-то закончилась тоже. Но тебе удалось выжить. Я понимаю, что слово «модный» не очень приличное, как тебе удалось остаться востребованным? Перескочить в «25 этаж»?

Я здесь не только диджей, как и на «Крыше», я слежу за музыкальной концепцией. Наверное, на это меня и пригласили. Если диджей не звучит, то это проблема для клуба, люди недополучают нужных ощущений. Это всегда было очень заметно, когда глаза горят, бар работает и клуб зарабатывает. Либо когда все стоят руки в брюки, и вроде громкость та же, и скорость та же, но что-то не цепляет — происходит такое ожидание в течение часа или двух, когда встанет следующий диджей. Понятно, что менеджер любого клуба либо продюсер допускать такого не хотел бы. Кто-то должен следить и понимать, в чем нюансы успешности клуба.

То есть ты продолжаешь выбирать, кто из диджеев будет играть? Во время «Крыши» существовало поверье, что нужно было попасть в число твоих приятелей, чтобы заработать право на сет в клубе. Это как в мафии.

Ну какая мафия? Сила человеческого магнетизма, притяжения присутствовала всегда, и мы много экспериментировали, но главное для нас — коэффициент полезного действия диджея: время его игры — заработок в баре.

То есть шли по старому горобиевскому пути: самое важное — сколько «Хеннесси» продано?

Дело даже не в «Хеннесси», ты знаешь, у нас пили в основном водку. Глобально все равно тот диджей, который приносил клубу максимальное количество гостей у барной стойки, плюс энергию (а это связано), и играл больше. Меня часто ругали, что я забираю самое крутое время себе, а я говорил: «Пожалуйста, могу уступить, просто клуб закроется на три или пять часов раньше». Хотя играли самые известные, топовые диджеи, с ситуацией все равно надо было уметь справляться — это было непросто, приходилось все время выкладываться.

Но это все детали, по сути, возвращаясь к твоему вопросу: тема модности, как сохранить интерес к себе? Вот, скажем, Depeche Mode — сколько лет им удается сохранить актуальность и модность? Поколение поклонников сменилось. Я думаю, их меломанский успех связан с тем, что они не боятся меняться и заглядывать в будущее. У меня всегда есть рабочие папки с треками на сегодняшний день и есть папка с композициями, может быть, которые я еще не догоняю. Но интуитивно чувствую — это будет то что надо! Вот эта интуиция и любовь к музыке и есть ключ к актуальности. Угадать то, что пронзит завтра, но не конъюнктурно, а полюбить и прочувствовать.

В 90-е я часто сталкивался с непониманием людей: как это играет песня без певца, что такое микс, почему в микрофон не объявляют песни, не говоря уже про психотропные, экспериментальные направления в музыке, они вообще были максимальны непонятны…

Но в «Птюче»-то ты играл, там это все было понятно?

Ну раз пять играл, меня, кстати, один раз сняли с диджейки в Новый год, это было мощно. Там Джанго был, а я в 90-е и для «Птюча» был достаточно жестковат. Хаусная волна для меня была слишком сдержанная, хотелось добавить вектора во всю движуху…  Но я помню, что это была классная вечеринка. Потому что, на самом деле, с публикой «Птюча» происходил трындец, и отдача была мощнейшая.

Одним словом, нужно видеть тенденции звуковые, музыкальные, не плестись в хвосте за трендами. Я никогда не следил за этим, никогда ничего не шазамлю. Ориентируюсь на свою музыкальную интуицию.

А сейчас приходят люди на танцпол в два раза моложе тебя? Для 20–25-летних девочек делаешь особую поблажку? Ты как-то работаешь с этой аудиторией?

Я уверен, что есть некий идеологический, энергетический посыл, он вообще работает независимо от возраста или каких-то еще параметров. Это некая физика. Просто чем хороши «старики»? Они эволюционировали и прошли этот рейв вместе со мной. То, с чего начиналось, и то, к чему мы сейчас пришли — это некий путь, который отображается в музыке. «Старики» обладают памятью и пониманием этого. Но молодые более восприимчивы, и то, на что «старикам» требовались знания и опыт, они могут вытянуть чисто эмоционально, не задумываясь.

Когда мы начинали, электроника была на задворках, попса — в телеке. А сейчас более благоприятное время для юных клаберов, техно более или менее в тренде. Произошло слияние поп-культуры и андерграунда, сближение, размывание границ…

То есть мы можем говорить о сращивании поп-культуры с андерграундом? Эти понятия пошли навстречу друг другу? Так?

К сожалению, да.

Стоп, почему к сожалению?

Здесь для меня лично произошел надлом. Я понял, что, к сожалению, потерялись идеология и дух. Ну начали теряться, потому что случилось это размывание. Это как середина 90-х и последующая временная трансформация в коммерческой прогрессии — вроде бы похоже, но только за душу не цепляет, да. Из серии «мурашек нет».

Ты же играл в ранние годы транс, да?

Да-да, я очень любил транс. Я до сих пор считаю, что играю транс, просто я начал искать это состояние в других стилях, скажем так, в других темпах. В целом это дало прикольное расширение. Это то, о чем я мечтал в 90-х — о более жирном, медленном, но лирически более насыщенном музоне. Возвращаясь к вопросу о модности. Мода же — это ведь не когда все одинаковые, мода — это когда все одинаковые, а ты другой. Это когда ты в меньшинстве.

Да, это правда, но кое-что усложнилось. Сегодня модный — это еще успешный и востребованный. Не просто фрик, как это было в 90-е, ты должен быть успешным фриком. Это отличие нашего времени от 90-х.

Здесь, да, я с тобой, наверное, соглашусь. Но вообще я недавно думал по поводу слова «успех» и понял, что успех — это корень «успеть». Когда ты успеваешь все делать вовремя, тогда ты успешен. Понятно, что тема фортуны тоже имеет какое-то значение в жизни, но насколько это связано с успехом, я не знаю.

Ну фортуна тебе всегда улыбалась…

И улыбается, я бы так сказал. Другое дело, что меня, по сути интроверта и достаточно замкнутого человека, который любит книжечку почитать и музычку тихо послушать, никому не мешая, эта социальная популярность в какой-то момент начала пугать.

Многие брали себе в помощники продюсеров и директоров. Ты избежал этой участи, по-моему.

Почему? У меня бывали агенты, которые занимались моими гастрольными делами или моим продвижением. В принципе, это давало хорошие результаты. Вот Вика Голембиовская сделала в свое время мне очень хороший замес с группой «Тату». И это превратилось в творческую и студийную работу, в ремикс на «Нас не догонят» и поездки в Лондон, в Токио. Тот, 2003, год был тоже достаточно мощным всплеском в моей творческой жизни. И тогда я для себя решил: я не езжу на все гастроли, не играю на всех вечеринках, куда меня зовут. И даже сейчас. В этом году вся эта история с коронавирусом еще больше заставила меня задуматься о происходящем в мире, в жизни. И, скажем так, система отбора или контроля над реальной действительностью вокруг меня стала еще жестче.

То есть ты выбираешь, где тебе играть?!

Я понимаю, что есть места, где мне лучше не играть. Например, там, где мне не нравится звуковая система, или я понимаю, что в клубе проповедуется другое видение музыкальной философии.

Значит, у тебя есть финансовая подушка, которая помогает тебе. То есть ты можешь сказать: «Да, я готов от этого отказаться, здесь вчера выступал Егор Крид, завтра Тимати, я не поеду»?

Ты знаешь, я никогда не ставил финансы во главу угла. И в целом понятие финансовой успешности всегда разное. Вспоминая свое медицинское прошлое или, скажем, просто посмотрев на то, что происходит в стране, становится понятно, что у нас 95% в России живут за такой чертой бедности, что извините, ты и я — мы уже успешные. Деньги в жизни не главное, а главный закон мироздания очень прост: когда ты за чем-то бежишь, оно от тебя убегает; когда ты стремишься к чему-то другому, то тебя догоняет обычно то, чего не ждешь. Любовь нечаянно приходит, знаешь, как говорят…

Все равно есть семья, обязательства, дети ходят в школу, надо платить за квартиру. Кстати, ты живешь в съемной квартире или в собственной?

Я живу в той квартире, в которой родился. Когда-то да, снимал. Не знаю, жаловаться на жизнь не вижу смысла, как-то выживаю, и нормально. В жиру никогда не катался, но я всегда понимал, что от зарплаты до зарплаты хватает.

Хорошо, когда есть зарплата…  Скажи, вот у тебя глаза горят, когда вечеринка, пришли люди, ты играешь, вокруг скачет красивый народ, за спиной стоят Айдан Салахова, Ирина Хакамада и другие прекрасные женщины да еще пару «стариков» в придачу? И все кричат, поднимают руки, такая атмосфера, которая, надеюсь, будет всегда. Так глаза у тебя горят? Или ты чувствуешь усталость, понимаешь, что это просто работа?  

Это правильный вопрос. Я никогда не думал, что доживу до 50, но я и 50 как бы не чувствую. Искра в глазах, как ты сказал…  В жизни бывают разные ситуации, и я, как человек чувствительный, порой бываю расстроен какими-то своими жизненными обстоятельствами. Казалось бы, вокруг радость, праздник, всем весело, а на лице у меня такая печальная маска. Но для профессионала есть правила: не транслировать свои расстройства в музыку, в вечеринку, потому что люди приходят отдыхать, веселиться.

Раньше на «Крыше» после сета все шли в одну комнату, сидели, общались, разговаривали, курили, выпивали. Все — и диджеи, и танцующие, в «Птюче» было так же…  Так рождалось сообщество. А сейчас по-другому? Ты отыграл, сделал свою работу, и тебе уже не хочется пойти с этими людьми? Идешь спать? Скучно?

Нет, ты знаешь, мне очень хочется. В связи с тем, что присутствует параллельная жизнь: семья, собаки, дом, детей покормить, всегда есть какие-то вещи, которые тебе говорят, мол, хорош там тусоваться, пора домой, и так семь часов отыграл, куда тебе еще.

Это жена говорит обычно?

Ну будем называть это внутренним голосом…  На гастролях я все-таки позволяю себе общение с людьми помимо общения через музыку, оно мне дарит какие-то приятные моменты. Думаю, что им тоже. Приятные ощущения и воспоминания потом останутся.

Скажи напоследок, вот у нас как не было индустрии танцевальной музыки, так ее и нет? Может быть, поэтому диджеи бегут из своей профессии? Даже сегодня в мире музыкальная танцевальная индустрия подразвалилась, да?

Конечно, она и в мире немножко развалилась, тема реализации музыки — вот где реальный удар.

Если когда-то были пластинки, компакт-диски, потом все перешло в интернет, то сейчас все ушло вообще в стримы, и люди не понимают, зачем покупать какую-то музыку, если можно просто найти радиоволну.

…И остаются только большие мероприятия типа Tomorrow или той же самой Ибицы. Вот это и есть индустрия. Потому что на эти большие фестивали приезжают люди, покупают билеты, пьют алкоголь — это и есть диджейский заработок на сегодняшний день.

Видимо, да. К сожалению, мы живем в такой стране, где наша танцевальная культура не признана как культура. Если в Германии техно-музыка приравнивается к классической и вообще к другим общепризнанным направлениям и техно считается достоянием немецкой культуры, то до тех пор, пока электронная музыка не будет признана в нашей стране, мы так и будем толкаться у подножия поп-индустрии, которая и правит бал.

Если в Германии правительство готово поддерживать электронную музыку, то у нас вообще отрицается ее наличие. Дело даже не в поддержке, а в том, что включи радио и ТВ — что мы услышим? Это действительно нужно людям? Или кто-то просто зарабатывает деньги?

Но еще много зависит от роли личности в истории. Если бы снова появились фигуры, которые могли бы изменить вектор популярности нашей танцевальной музыки…  Потому что сейчас не беспощадное время, нет аллергии на техно. Никто не говорит, что техно — это наркоманская музыка, все стали более образованными. Но просто нет тех, кто мог бы построить бизнес вокруг музыки и клубов. Попыток много, но никто не тянет.

Я с тобой согласен, безусловно, наша тусовка лишилась мощных лидеров за время истории российского рейва.

Ивана Салмаксова, например…

…диджея Гаврилы, Антона Антонова…

…Алексея Горобия…

Жени Жмакина…  Если в ряд выстроить всех этих легендарных личностей, то, понятное дело, можно было бы горы свернуть, будь они живы. Потому что каждый из этих людей делал вещи, которые были важны исторически. С другой стороны, чего ныть? Есть и другая сторона медали, приятная. Если нет индустрии, которая нас поддерживает, тогда нужно сохранить в себе правильный дух и энергию, а не продаваться за эти самые деньги. И рассчитывать только на себя.

Фото: из личного архива