О наконец возникшей культуре вождения в Москве, о проблемах, связанных с менталитетом приезжих, и об озвучке нового романа Виктора Пелевина «Transhumanism Inc.».

Я родился и вырос…

В Москве. Первые семь лет жил в доме в Ветошном переулке в так называемой коридорной системе. Это когда квартиры для каждой семьи расположены в длинных коридорах, при этом кухня с несколькими плитами, душ и туалет находятся в конце коридора. Наш этаж был буквой П, поэтому душевые, туалеты и кухни располагались в двух концах коридора.

А потом нас выселили из Ветошного переулка: дом вдруг понадобился каким-то учреждениям. Людям предлагали переселиться в отдельные квартиры. В нашем случае это были квартиры у метро «Ждановская» (ныне — «Выхино»), что по тем временам считалось еще неплохим вариантом.

Москва моего детства…

Запомнилась прогулками по центру с бабушкой или мамой, иногда с папой. Любил гулять по Пречистенке (тогда — Кропоткинская). Бывали в бассейне «Москва», который располагался на месте Храма Христа Спасителя. Часто играл со сверстниками на Красной площади.

А еще детство для меня — это запахи. Помню ароматы кофе в ГУМе (наш дом в Ветошном стоял как раз напротив), свежевырытого метро и постоянно кладущегося асфальта. Должен сказать, что тогда эти запахи просто обожал.

Начиная с моих семи лет, когда стали жить на юго-востоке Москвы, окружение, в том числе архитектурное, сильно изменилось. Все закаляло на дальнейшую жизнь.

Но мама приучала меня к музеям и театрам. Кроме того, и мама, и бабушка часто брали с собой в гости к своим знакомым, которые так или иначе имели отношение к театру, музыке, живописи.

Так что, несмотря на переезд в, казалось бы, не очень благополучный и даже архаичный московский район, рос я в интеллигентной творческой среде.

О семье…

Моя бабушка, Вера Ивановна Буреева, и мой дед, Константин Петрович Бузанов, оба по маминой линии — актеры. Дедушка, немец по крови, играл в театре у Всеволода Мейерхольда, даже успел сняться в фильме Михаила Ромма «Мечта». К сожалению, после ареста Мейерхольда театр разогнали. Дедушка пытался работать в Театре Революции и в Театре киноактера, но в 1941 году ушел на фронт. К несчастью, в сентябре того же года он погиб под Тверью (ранее — город Калинин). Моя бабушка училась у Мейерхольда и тоже играла в его спектаклях. Когда театр закрыли, актерскую карьеру ей продолжить не удалось, началась война. С двумя дочками она попала в эвакуацию. Чтобы как-то выжить, была воспитательницей в детском саду, занималась педагогической деятельностью в клубах и драмкружках. Моя мама, Татьяна Константиновна — художник-оформитель, сейчас это называется «дизайнер».

Учился…

В нескольких школах, но главными моими увлечениями в детстве были спорт и музыка. Бабушка учила меня играть на фортепиано, потом к нам домой стали приходить педагоги. В какой-то момент мы вместе с друзьями создали школьный ансамбль. После школы хотел поступить в музыкальное училище им. Ипполитова-Иванова, но не сложилось. В армию идти не хотелось, поэтому решил попробовать поступить в Щукинское училище. Это удалось с первого же раза: был зачислен на курс Татьяны Кирилловны Коптевой и Владимира Владимировича Иванова.

Об изменениях в Москве…

Из положительного могу отметить, что подросла культура вождения. Например, раньше к мотоциклистам относились гораздо хуже и нетерпимее, нежели сейчас.

А вообще Москва сильно изменилась. Она менялась всегда, но с разной скоростью.

Думаю, все, что связано с изменениями в городах, уходит корнями в миграцию и перенаселенность. Для любого города и любой территории количество людей начинает влиять на качество. И это основная проблема. В Москве живут миллионы, которые по разным причинам здесь обосновались. При этом динамика заселения города перестает соответствовать тому, к чему он был приспособлен изначально. Из-за того, что плотность проживания постоянно увеличивается, увеличивается и напряжение. Но для любого города есть предел, после которого надо объявлять мораторий на строительство новых домов и заселение их людьми. Это как с любой квартирой — какой бы большой она ни была, рано или поздно наступает момент, после которого для каждого жизнь уже становится малокомфортной.

Конечно, если в таком огромном мегаполисе, как Москва, люди, вынужденные находиться вместе, еще и разных менталитетов, то это не может гарантировать безопасность. Появляются видеокамеры, которых в городе становится все больше и больше. Экология не выдерживает такого количества людей. И подготовиться к этому невозможно. Начинается латентное умирание города.

Новая Москва? Но это не Москва, не знаю, зачем ее надо было так называть. Есть же подмосковные города, поселки…

Чистота города? Мне это напоминает дистиллированность, «причесанность», свойственные скорее военным объектам, куда часто приезжают генералы и хотят видеть покрашенную траву, разлинованные белые полосы для маршрутки, дежурно стоящие деревья. Для меня в этом нет жизни.

Параллельно с изменениями города меняются и его жители.

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

Разная эстетика. В других городах совсем иное ее понимание. Люди одного круга никогда не будут смешиваться с людьми другого. И снобизм тут ни при чем. Те, кто привык к совершенно другой атмосфере, уезжают за город, в другие города и страны. У кого хватает сил и выдержки, наверно, остаются.

В Москву то и дело стекались и продолжают отовсюду стекаться люди с совершенно иным менталитетом — не всегда он хуже, просто другой. И, конечно, приезжающие в столицу никак не интегрировались в атмосферу, но привносили в нее что-то свое. Иногда это происходило более навязчиво, чем требовалось. Этот процесс, я думаю, усилился уже после нулевых годов. Когда мы жили в коридорной системе, квартиры не закрывались на ключ. И никакой консьержки не было. Люди доверяли друг другу. Ну а потом, естественно, традиция ушла.

В Москве хуже, чем в других мировых мегаполисах…

Воздух. В европейских городах он совсем иной. С другой стороны, ни в одном европейском городе нет такого количества людей и машин на квадратный метр, как в Москве.

Что касается архитектуры, то в европейских городах очень следят за этажностью, чтобы не нарушалась историческая ценность города. В мещанской Москве тоже была своя архитектурная прелесть, которую стоило бы соблюдать, привнося что-то новое в рамках общей стилистики. Но так как те люди, от которых все это зависит, разного менталитета, обладающие своей эстетикой — эстетикой городов, из которых они родом, то им может казаться, что все происходящее прекрасно. Хотя если потрудиться и изучить предмет, историю города, станет понятна неорганичность и неестественность каких-то действий.

Все нужно изучать до нюансов, как изучается любой предмет.

О том, что осталось неизменным…

Лет пять назад я проходил мимо нашего подъезда в Ветошном переулке. Ручка двери этого подъезда, огромная, деревянная, с коваными наконечниками, до сих пор на месте.

Хочу изменить в Москве…

Думаю, всем бы хотелось разговаривать не на «языке шакала», как говорил Маршалл Розенберг, чтобы и настроение, и здоровье были лучше. Но доброжелательное, дружелюбное отношение друг к другу — это вещь выращиваемая, которую невозможно создать. Что толку об этом говорить?

Сейчас я больше городской житель…

Может быть, если количество дел будет меньше или гораздо меньше, я с удовольствием перестану жить в Москве, наезжая сюда по первой необходимости или потребности. У меня нет привязанности к каким-то конкретным стенам или улицам, поэтому к передвижениям отношусь вполне свободно. И чувствую себя гармонично и комфортно сам с собой, в делах, которые так или иначе делаю, и, конечно, с моими близкими, с которыми могу жить где угодно.

Что касается издержек городской жизни, суеты большого города, то все это на меня не действует. Или я думаю, что не действует, потому что количество каждодневных дел счастливо погружает меня в своеобразный стеклянный цилиндр.

Меня можно застать в Москве…

Дома. В Москве я либо в делах, либо в дороге. Люблю ездить на мотоцикле: все успеваешь и при этом не забываешь получить удовольствие от процесса.

Если не Москва, то…

Лондон. Когда впервые там побывал, удивился, как на меня подействовал этот город: настолько было комфортно и естественно. Такой же «свой» для меня и Берлин. Петербург мне нравится, но не могу сказать, что это мой город. Возможно потому, что, когда там бываю, погода не располагает к приятным прогулкам.

Сейчас…

Перечитываю Платонова, Гоголя, Пинтера, братьев Стругацких. То, о чем писали Стругацкие, связано с развитием или деградацией человеческих взаимоотношений, доверия друг к другу и в целом общечеловеческих ценностей. И все это сбывается. Ну а с Пинтером я бы с удовольствием пообщался.

Озвучил для Inspiria Audio роман Виктора Пелевина «Transhumanism Inc.» — книгу о будущем, которое, вполне возможно, таким и будет.

Несмотря на большое количество пелевинских неологизмов, читалась она легко, с удовольствием. Не было «кирпичей», на которые я бы с удивлением наткнулся. Весь процесс шел в ожидании — чем дальше, тем интереснее. Своеобразная матрешечная система превращений.

С каждой главой Пелевин затягивает тебя все глубже и с еще большей амплитудой, что очень правильно по драматургии. Я доволен, что прочитал эту книгу. Могу сказать, что получил ответы на все вопросы, которые возникали у меня в момент прочтения романа и параллельных раздумий.

О своих новых проектах, которые вот-вот на подходе, пока рассказывать не буду, все зависит от того, найдутся ли вовремя деньги и какое количество людей заболеет перед началом съемок.

Фото: Света Маликова