Об освоении четырнадцати профессий во время учебы, о первом ночном варьете в Москве и о только что завершившихся съемках фильма «Баренцево море» в Мурманске.

Я родился…

В Тамбове, в семье детей войны. К сожалению, моим родителям не удалось быть теми, кем они мечтали. Поэтому мне позволяли и никогда не мешали стать тем, кем я хотел, за что родителям огромное спасибо.

Моя мама всю жизнь проработала на Тамбовском заводе химической промышленности.

Отец работал на космос, но мы с мамой об этом не знали, а отец не рассказывал, так как не имел права распространяться о своей секретной деятельности. При этом папа был настоящим человеком, не умевшим врать. Всегда говорил то, что думал, поэтому особенно в те времена ему было очень непросто. Он даже был в бегах, скрываясь от покушений со стороны КГБ. Это сейчас уже вышли книги, в которых про моего отца много написано, и мы наконец знаем больше.

О детстве…

Все мое детство прошло в Тамбове. Когда подъезжаешь к Тамбовской области, сразу видишь разницу: кругом чернозем. И люди там другие, как, наверно, в любом другом городе, где есть свои прелести.

В третьем классе, не ставя в известность родителей, сам нашел театральную студию, записался и стал заниматься. Потом уже родители приходили на спектакли. Первой моей ролью был граф Вишенка из «Чиполлино». Отдельно хочу рассказать про педагога моей театральной студии в Тамбове, с которым мне очень повезло. Я говорю о Вере Александровне Товма, ученице Эфроса и просто уникальном режиссере и прекрасном человеке. К сожалению, недавно она ушла из жизни. Но ее многочисленные ученики (Галя Петрова и Надя Маркина — они вышли именно из нашей, тамбовской студии; Стас Дужников, Кристина Бабушкина, Саша Бухаров учились у нее в Иркутском театральном училище) — всех я просто не перечислю — любят ее и помнят.

Параллельно школе и театральной студии я ходил на бокс, штангу и шахматы.

Помню, как поезда из Тамбова на Москву уезжали под марш «Прощание славянки». И периодически мы провожали наших старших товарищей поступать в Москву. Естественно, все мы, ребятки, мечтали, что когда-нибудь и нас тоже будут так провожать на покорение столицы.

К десятому классу наша небольшая квартирка уже не закрывалась на ключ: мои друзья приходили, когда хотели. Дома мы любили играть в гангстеров: по условиям игры, если в тебя попали, двадцать секунд должен лежать «трупом», что бы ни происходило. Помню, как мама, возвращаясь домой после работы, всегда тихонько переступала через нас, лежащих на полу, и шла на кухню заниматься своими делами.

Видели бы вы меня в то время! У меня был такой темпоритм, что его хватило бы на две Москвы! Так что других вариантов, кроме как поступать в театральный в Москву, для меня не существовало.

Мама, конечно, боялась меня отпускать. Но Вера Александровна сказала, что она не видит никаких проблем, кроме одной — до десятого класса я был очень маленького роста.

Первое знакомство с Москвой…

Состоялось, когда я учился еще в восьмом классе. У себя в Тамбове мы были звездами. Но я прекрасно понимал, что живу в маленьком городе, и хотел проверить свои силы. Через Москву поехал на конкурс чтецов в Ясную Поляну. Через Москву — потому что остановился у друга, который жил здесь и пел в хоре. В итоге на конкурс мы отправились вместе.

Конечно, город произвел на меня впечатление. Но в любом новом городе люди — это первое, что помогает оценить обстановку.

О различиях москвичей и жителей других городов…

Я сделал вывод, когда ехал в общем вагоне поступать в Москву. За ночь у меня вытащили все деньги, документы и самое главное — фотографию любимой девушки, которая лежала в паспорте. Как будто сверху мне сказали: «Не расслабляйся, легко не будет!»

О поступлении и учебе в театральном…

В тот момент, когда я приехал в Москву, Вера Александровна как раз стажировалась в Щукинском училище у Юрия Катина-Ярцева. Мне это казалось блатом, поэтому поступал туда, где сам проходил, и никто не вел за ручку.

Больше других мне понравилось Щепкинское училище — по атмосфере, без ненужных понтов и как-то по-человечески. В итоге поступив сразу в несколько театральных, выбрал именно Щепку. Там — и это я понял сразу — на первом курсе ты народный, на втором — заслуженный, на третьем — артист, а на четвертом — ты просто выпускник Щепкинского училища.

Со своим максимализмом я отнюдь не был подарком, периодически нес какую-то чушь, но ни о чем не жалею. Всему свое время. Тогда для меня самой страшной задачей было соответствовать своим кумирам — Далю, Луспекаеву, Высоцкому, Миронову, Борисову, Филатову. «Куда ты лезешь, если они уже есть?» — таким был мой первый вопрос себе во дворике Щепкинского училища. И в тот момент я понял, что помимо профессии, надо делать себя, чтобы быть не похожим ни на кого. Только вот одно дело — мое понимание, а другое — отношение к этому преподавателей. Все четыре года меня пытались выгнать, притом, что я очень много занимался, работал над собой. Помню, как за чтение отрывка мне с трудом ставили «3», предупредив, что это в последний раз, что я никто и звать меня никак, что я должен слушать с открытым ртом. Это уже потом, когда выполнил все указания Юрия Мефодьевича Соломина, получив «5» по мастерству, я понял, что надо что-то делать: например, ломать эту школу самим собой.

Как же удивительно сложилась жизнь, что практически с половиной этих артистов я был знаком, а с кем-то и работал!

Надо сказать, что параллельно учебе, я еще мотался в Тамбов на автобусе, чтобы играть в спектаклях во Дворце пионеров.

О первых годах жизни в Москве…

Пока учился, хотелось как можно быстрее начать помогать родителям. За четыре года учебы освоил четырнадцать профессий. Например, будучи дворником, тренировал замах и обретал новые знакомства, узнавал жизнь во всех ее проявлениях.

На первом курсе нужно было мыть пять подъездов на улице Щусева (сейчас — Гранатный переулок). Рядом с храмом, где венчался Пушкин, от жэка у нас была комната в коммуналке. Так что мои первые московские маршруты проходили от Щепкинского училища через Большую и Малую Бронные по Цветному бульвару. Потом была площадь трех вокзалов и станция Лось, где располагалось наше общежитие. Еще позже — Тверская, район Белорусского вокзала и Лубянка, где ужинали пельменями. Это были своеобразные таксистские заведения под названием «Зеленый огонек». А так как наше студенчество имело отпечаток времени вечного безденежья, я брал девочек с младшего курса, и мы гуськом — я как петушок, они как курочки — шли за мной по ночной Москве: кормил их в одном из этих кафе.

Около театра Сатиры, прямо на Садовом кольце, и сейчас стоят огромные старые высотки. Раньше половина квартир там была пустой. В них жили художники, какие-то бродяги. Существовала целая система условных знаков, когда ты мог попасть в эти квартиры. Было безумно интересно: проходишь мимо красивого здания, потом идешь во двор, тебе говорят, какую дверь надо открыть, заходишь — а там огромные коммуналки, в которых нелегально или полулегально живут люди. Ты можешь остановиться у них, посидеть, поболтать, переночевать. И таких домов, как будто из параллельной жизни, было много. Сейчас хожу мимо них и вспоминаю, как в студенческое время вот в этом доме я жил, а здесь ночевал, здесь мы собирались с друзьями. Время же еще было такое: не все можно было говорить.

Когда я оканчивал четвертый курс, в Москве открылось первое ночное варьете, куда пригласили Бориса Моисеева с трио «Экспрессия». Там же танцевали и мои ученицы — случайно встретил их в метро. Я спросил, где они работают — как раз в этот момент остался без театра и без работы. Тогда же было очень стыдно вообще даже говорить об этом. Но поскольку я активно занимался сцендвижением и преподавал в училище (о чем Аркадий Борисович Немеровский, знаменитый педагог по сценическому движению, работавший еще с Мейерхольдом, выдал мне сертификат), то попал в это варьете и стал получать по тем временам какие-то сказочные деньги — 360 рублей в месяц (для сравнения — в театр пришел потом на 80 рублей). Это был эдакий кусочек заграницы — импортные сигареты, напитки, которые периодически меня просили купить для «своих». Правда, факт такой моей работы я еще потом долго скрывал.

Москва для меня…

Прежде всего стала большой школой жизни и выживания. Замечательно, что меня не сломали ни во время учебы, ни в театре. Наверно, благодаря стержню, который меня и сделал. Но Эверест приходится преодолевать каждый год заново. В следующем году уже шестьдесят, так что полет нормальный.

Об изменениях в городе…

Тогда Москва мне казалась гораздо меньше, потому что весь город я исходил пешком. Сейчас, когда езжу на машине, Москва кажется огромной, хотя я знаю все ее переулки.

Фраза «а в наше время было то-то» — это какой-то замкнутый круг, которым можно заниматься бесконечно, но он все равно ни к чему не приведет. Радуюсь, что тут нет войны и бомбежки. Ну а дурость в России была всегда, что с этим поделаешь? Я фаталист, поэтому если что-то происходит, значит, где-то сошлись звезды, чтобы это было именно так. А Москва мне нравится. Нравится гулять по городу. Да, стало сложно парковаться, но это лишь повод больше ходить пешком.

Сейчас живу…

За городом. Поля, леса, кукурузные плантации. Могу не думать, как я одет, так что в этом смысле стало даже проще. Всегда посмеивался над теми, кто живет за городом, что едут по пробкам. А сейчас сам так живу вот уже шестой год. И каждый день улыбаюсь, особенно когда за рулем. Да, я трачу на дорогу от дома до работы и обратно больше времени. Но когда у тебя семья, коллеги, друзья, ценишь тот час-полтора в день, когда предоставлен сам себе и тебе никто не мешает разбирать паззлы, думать, о чем хочется. Это та пауза, которая мне просто необходима. Люблю в дороге поговорить с мамой — сейчас меньше часа наш разговор и не длится. Так что во всем нахожу плюсы.

Сейчас меня чаще всего можно застать…

С семьей. В своем доме, который сам и построил. Я видел, как строил дом мой отец. У него была такая мечта, хотя никогда в жизни строительством он не занимался. И из-за того, что отец не пронумеровал бревна, половину растащили. Из того, что осталось, он собрал дом, который стоит до сих пор. Папы уже нет, а маме туда приезжать больно.

Нет в Москве мест, куда бы я хотел попасть…

Потому что если чего-то хочу, просто беру и делаю. Однажды зимой проснулся, а перед глазами Новый Иерусалим. На часах девять утра. Я собрался и приехал. С того момента это место стало для меня особенным.

Сравнивать Москву с другими мировыми столицами сложно…

Да и нет в этом никакого смысла! Например, после Рима болит шея, потому что ты без конца вертишь головой. А столько там было пройдено километров! Вообще Рим для меня одна из немногих столиц, куда хотелось бы вернуться. Несколько раз был в Париже, но не могу сказать, что он вызвал во мне такой дикий восторг, как Рим. Была мечта попасть в Японию, и она сбылась: поехал на фестиваль в Токио с картиной «Весьегонская волчица». Этот фильм для меня вообще отдельный большой кусок жизни.

Сейчас…

Только завершились съемки картины «Баренцево море» в Мурманске, где я оказался впервые. В один из дней у нас была морская рыбалка, так что прямо с лодки смог отведать свежайших морских гребешков и икру морских ежей. Но если многие привезли домой треску и крабов, то я — эмоции и впечатления о людях. Замечательный дядя Леша, помор, вот уже двадцать лет бескорыстно воспитывает детей, учит их хоккею. Насобирал денег на стадион, правда, крыши нет. В сети есть фильм про него, посмотрите. Уникальный человек, что говорить! А сколько людей нам помогало в процессе съемок! А какая потрясающая массовка у нас была! Например, во время съемок слышал, как артисты массовки, жители Мурманска, давали друг другу советы. Они же не знали, что у меня наушники, в которых я слышу все, что они говорят: «Что ты так однообразно играешь!», «Попробуй эту фразу произнести вот так!» и так далее. А одна женщина долго ждала всю сцену, чтобы в самом конце произнести свою единственную реплику: «Бедный, бедный…». Но как удивительно искренне это было сделано!

Важно помнить, что деревья растут не только вокруг Москвы и что за пределами Москвы тоже живут люди. Не самые худшие, а, возможно, даже более искренние и настоящие.

Сказал себе — если встречу еще пару человек, каких я нашел там, влюблюсь в Мурманск окончательно. Это еще один мой город, в котором люди по земле ногами ходят.

А снимали мы картину не о войне, а про людей. Моя бабушка, Александра Григорьевна, в 27 лет выдержала пытки гестапо, прошла два концлагеря — Дахау и Освенцим. А самое главное, что она не выдала никого. Молодая девушка, которую пытали и били. Какая вера и какие люди были в то время!

Но ни одного молодого человека нельзя заставить быть интеллигентом или сделать так, чтобы он уважал себя или свою родину, если он этого не хочет. Меня никто и никогда не тянул за уши. Еще будучи школьником, я просто изводил свою бабушку расспросами. С большим трудом и очень скудно удавалось что-то вытянуть про подполье, концлагеря (бабушка выжгла свой номер), пытки. Помню, как все время говорил, что я должен это знать. Сейчас мой сын спрашивает, что такое война. Конечно, я ему буду рассказывать.

Надеюсь, эта всепоглощающая увлеченность соцсетями пройдет. Тик-токеры поймут, что не стоит на это убивать всю свою жизнь, что есть еще история страны, которую нужно изучать и знать. К сожалению, громче всего сейчас играет музыка денег, и никуда от этого не денешься. На тебя как минимум странно смотрят, если ты не вписываешься в эту «дискотеку», а думаешь о чем-то другом. Это везде так — и в творчестве, и в жизни. В этом смысле важно передавать какие-то ценностные ориентиры хотя бы на своей территории. Я не пытаюсь кого-то ругать или критиковать. Каждый выбирает свою дорогу. Я же пытаюсь не врать ни себе, ни зрителю, и это дает какие-то результаты. Иногда страшно смотреть на внушительный список картин, которые ты сделал. А когда общаешься с молодежью, то зачастую пазлы не сходятся: «Неужели и “Меня зовут Арлекино”, и “Контракт со смертью”, и “КГБ в смокинге”, и “День выборов”, и “Весьегонская волчица”, и “Next” — это все вы?» Всю жизнь иду как танк, боюсь чего-то не успеть.

А в следующем году выйдет полный метр, который очень жду. Я говорю о картине «Хозяин» Юры Быкова, где у меня главная роль. Юра — удивительный режиссер. Играем в фильме вместе с Артемом Быстровым, прекрасным партнером. Должен сказать, у меня давно не было таких ролей, где играю не у Фомина. В следующем году мой юбилей, так что, уверен, 2022 год будет еще более радостным!

Фото: из личного архива Олега Фомина