О тихой предперестроечной Москве и о превращении нашего города в Медузу Горгону.

Я родился…

В Казахстане, в городе Приозерск. В четырехлетнем возрасте переехал в Москву и оказался на Чистых прудах. Мои детские воспоминания связаны с Подколокольным переулком, лыжными прогулками зимой по бульварам, еще проходящими в ту пору мимо трамваями, звенящими и громыхающими, салютами 9 Мая на набережной. Тишайшее было такое время, предперестроечное.

Сейчас я живу…

В Подмосковье.

Люблю гулять в Москве…

Люблю Сивцев Вражек, арбатские дворы. Сколько их там осталось? Люблю Покровку и прилегающие к ней переулки.

Любимый район в Москве…

У меня их несколько: район Котельнической набережной со всеми его горками, подъемами и спусками, Крутицкое подворье, островок совсем другой жизни. Там идут реставрационные работы. Очень жду их окончания.

Мои любимейшие районы, теперь ставшие любимыми для многих — Скатертный переулок, Патриаршие пруды, Покровка.

Нелюбимый район в Москве…

Нелюбимых нет, но есть странные для меня. Не очень комфортная энергетика районов, обычно связанных с промышленным прошлым. Они казармообразные, немного безжизненные. В основном они в восточной части Москвы, хотя и там сохраняются внутренние узоры Москвы, и есть остров жизни, Измайловский парк. Такие районы обычно я проезжаю без дела.

Любимый ресторан…

Я фанат японского ресторана «Такэ-До» на пересечении Кутузовского проспекта и Дорогомиловской улицы, оставшегося с прекрасных времен прошлого века. Дай бог им долгих лет существования.

Место в Москве, в которое все время собираюсь, но никак не могу доехать…

Каждый раз проезжаю мимо музея Льва Толстого на улице Льва Толстого и никак не могу туда попасть. Каждый раз проезжаю мимо восхитительного дома Бурганова в Сивцевом Вражке, и никак судьба меня туда не пускает.

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

Отличие в том, что жители Москвы (москвичи — это такая уходящая натура) стремятся к некоему стандарту. В культурной столице, городе Петербурге, можно встретить 48-летнего сына, который прогуливается со своей мамой. Явление обычное, не раз встречаемое. В Москве такого не увидишь. Стремление к стандарту превращает этот город немного в Медузу Горгону. Вокруг ее головы закручивается множество змей. Поверишь хотя бы в одну — сразу окаменеешь.

Москва — город с разных сторон видный. С одной стороны, многослойность, с другой — утрата отличительных черт.

В городе должны сохраняться улицы, где еще теплится жизнь, остаются рестораны, куда много поколений ходило и туда же по праздникам водило детей есть мороженое в креманке. Теперь и я хочу водить своих детей туда же есть мороженое и в той же креманке.

В Петербурге есть известная «Пышечная» на Конюшенной, которая открылась еще в 1970-е годы. Заходишь и видишь, что сюда ходили завтракать еще все студенты Института культуры. Запах не меняется, все на своих местах, есть ощущение жизни. И это совсем не то, когда на каждом углу ежегодно возникает новое заведение, в нем уже совсем другие люди, и вся эта смена событий.

В Москве лучше, чем в мировых столицах: Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…

Не знаю, что значит лучше, но то, что чище — однозначно. Особенно в центре города. Мы к этому уже так привыкли, но, оказавшись в других местах, отмечаем: ой, чисто как в Москве. Правда, я не то чтобы в полном восторге от состояния московского дорожного покрытия даже на Третьем кольце.

В Москве за последнее десятилетие изменилось…

В Москве стало появляться слишком много различных знаков, указателей, дополняющих дорожное покрытие и абсолютно игнорирующих свойства человеческого организма превращать эти знаки в шум. Как следствие, важные знаки люди начинают просто не замечать. Русский человек раз уж делает, то делает все прямо до конца, «чтоб лоб сиял». Если нужно знаки повесить — повесим сразу все. Хочется, чтобы эти старания были пережиты и мы начали немножко думать. В других городах нет никаких лишних указателей, там двигаться проще и приятней.

Хочу изменить в Москве…

Хотел бы, чтобы сохранилось все то «московское», что еще осталось. Хочу, чтобы перестали «пугать» Хохловку, чтоб сохранилась эта жемчужина, оставшаяся нам от далеких предков. Хочу, чтобы к корням относились с уважением, а не заявляли, переломив ситуацию через колено, что это все старье и мы знаем, как сделать лучше. Помните песню Гребенщикова «Турки строят муляжи Святой Руси за полчаса»?

Мне не хватает в Москве…

Памятников архитектуры, к которым город бы относился как к членам своей семьи, как к самому себе, когда берегут каждый кирпичик, каждую мозаику. И если уж доверяют реставрацию, то тем людям, которые это любят от всего сердца и понимают, с чем имеют дело.

Слава богу, у нас появилось поколение реставраторов, любящих жизнь, красоту, и я надеюсь, что у этих молодых, злых, горячих и крепких ребят хватит сил и харизмы сохранить город. Я в них верю. Такие люди есть.

Если не Москва, то…

Я живу там, где хочу жить. В Москве сейчас не живу и часто смотрю на этот город как турист.

В Москве меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…

В Консерватории.

В театре…

Только что я был введен в спектакль «Кинастон» по пьесе Джеффри Хэтчера в постановке Евгения Писарева — 28 ноября приходите в Московский театр Олега Табакова. Я играю роль Эдварда Кинастона — реальную историческую личность, последнего актера Англии эпохи Реставрации, исполнявшего женские роли.

«Кинастон» рассказывает о том поворотном моменте в истории британского театра, когда король Карл II своим указом дал разрешение актрисам играть женские роли, и публика поспешила увидеть это чудо.

1 декабря всех жду в МХТ им. Чехова на «Лесе», комедии Александра Островского в современном прочтении Кирилла Серебренникова: о цене свободы и любви в том самом рублевом эквиваленте. С 2004 года я играю в постановке роль Алексея Буланова.

Фото: из личного архива Юрия Чурсина