О шумной и запутанной, по сравнению с Питером, Москве, о временах, когда в московском метро не было указателей и о спектаклях во время пандемии.

Я родилась…

В 1944 году в Ленинграде сильно недоношенной. Надо отдать должное советской медицине, меня выходили. Два месяца держали под специальным колпаком. Даже вырос нос, которого не было при рождении. Родилась в семье папы-инженера и мамы-техника, не имеющих никакого отношения к искусству. Правда, мама была очень музыкальна, хорошо пела, танцевала.

Сейчас понимаю, как с самого начала все удивительным образом было связано с Москвой. Жили в Ленинграде в самом центре, около Московского вокзала, на Пушкинской улице. А наш последний адрес там — Московский проспект.

Мои детские воспоминания…

В Ленинграде жили в коммунальной квартире. Помню очень красивую печку с изразцами. На Новый год, как у всех, у нас был оливье, но с крабами. Двое суток мама варила студень — именно студень, как его называли в Питере, не холодец. На новогоднем столе всегда была треска под томатным соусом, и ничего вкуснее этого потом я уже не ела. Не представляю себе Нового года без этих блюд. Помню, как осенью мама в деревянном чане рубила сечкой капусту. Папа ей в этом помогал: важно, чтобы капусты хватило на весь год. А какие вкусные были пироги с капустой! Мама у меня совершенно замечательно умела печь — я совсем не умею, ну не дал бог.

Сейчас, когда я слышу «Рио-Риту», сразу вспоминаю детство. Мы с папой танцевали под нее. Ставили патефон и отплясывали.

А еще, когда была совсем маленькой девочкой и не умела читать, мама ставила меня в очередь за мукой, писала мне на руке чернильным карандашом номер, и я стояла. Родители работали и не могли столько времени тратить на очереди. От этой невероятной скуки в очередях я рано научилась читать. Читала все: надписи в магазинах, вывески, большие буквы на памятнике Пушкину.

Первый раз увидела Москву…

В 21 год, когда приехала на пробы к кинофильму «Старшая сестра». Сначала Москва мне показалась очень шумной и запутанной. Особенно после Питера, где с расположением улиц все понятно. Однажды даже напугалась до смерти. Меня должны были поселить в гостинице «Москва». Помню, как стою в метро и вижу бесчисленное количество выходов в город. Так как табличек со стрелками в то время не было, не понимала, куда именно должна выйти. Металась от одного выхода к другому. И, не найдя нужный, расплакалась. Это был какой-то ужас.

Надо же было такому случиться, что я до сих пор работаю неподалеку, в Камергерском переулке, в МХТ.

Мне повезло узнать Москву лучше…

Благодаря Андрею Сергеевичу Смирнову. Мы подружились с ранней юности. Он знает все. Вообще все! Настоящий энциклопедист! И в очередной мой приезд в столицу Андрюша взял и показал мне настоящую Москву. Я шла по арбатским переулкам как завороженная. Эта был совсем другой город. Очень теплый, красивый и добрый.

И опять удивительная вещь — через какое-то время моя семья поселилась именно в тех местах. Как такое может быть? Переехать из Питера, из которого нас фактически выгнали, потому что у Юрского там были большие неприятности, в Москву и стать москвичами. Оглядываясь назад, понимаю, что этот наш переезд был правильным решением. К счастью. Сначала я, конечно, очень скучала по родному Питеру, думала, что никогда не приживусь в Москве, не сделаю карьеры. Но все оказалось настолько мною непредугаданным! Нас встретили в Москве очень тепло. Не надо было ее так пугаться. В театре я сразу стала получать роли, не было никакого отторжения, мол, приехала из провинции. Значит, это было предначертано.

Любимые места в Москве…

Камергерский, Тверская, район у Новодевичьего монастыря, Пироговка, Пречистенка, немыслимой красоты Остоженка, Хамовники с поразительным музеем Толстого. Там стоит стол с подпиленными ножками — тот самый стол Льва Николаевича, чтобы ему было удобно писать, и нет света, как при нем и было.

И, конечно, любимое место — наша квартира в Гагаринском переулке (ранее — улица Рылеева). Когда мы только приехали в Москву, жили на Дорогомиловской улице в современном по тем временам доме, построенном для вахтанговцев. Даша училась во французской школе в Поленовском дворике на Арбате. Ей, конечно, очень хотелось жить поближе к школе. И вот однажды, сидя в ванной и читая газетенку с предложениями по обмену, дочь нашла квартиру как раз в моих любимых переулках Арбата. Здесь, в Гагаринском, мы потом очень славно жили все вместе.

Утро после новоселья помню до сих пор…

Семь часов. Звонок в дверь. Открываю. Стоят двое. Один в милицейской форме, второй в штатском. Спрашивают меня: «Вы кто?» Отвечаю: «Как кто? Мы вчера приехали сюда жить. Это наша квартира». — «Покажите документы!» А надо сказать, что документов на руках еще не было, потому что мы успели только обменяться квартирами и переехать. Оказалось, что напротив нашего дома стоял дом, где жили випы, в том числе кагэбэшный начальник Крючков. Всю прошлую ночь наши окна светились: отмечали новоселье. И возник вопрос, кто живет за этими окнами. А еще около дома ходили сменявшие друг друга топтуны. Ночью в нашу машину кто-то полез. Топтун спас нас, вспугнув угонщиков. Так что оказалось, что иметь рядом топтуна не всегда плохо.

О семейной реликвии, переехавшей в Москву…

Пусть это прозвучит не по-барски: у нас есть рояль. Это память о Сережиной маме, Евгении Михайловне. Этот рояль ей подарили родители по окончании ленинградской консерватории. Когда к Евгении Михайловне приходили ученики играть этюды Черни, маленький Сережа Юрский тоже играл, но под роялем. Он обожал железные дороги с паровозиками. Естественно, мы привезли этот рояль с собой в Москву. Он, конечно, кабинетный, небольшой, но все равно занял целую комнату. Моя подруга Ия Саввина, царствие небесное, восклицала: «Не можешь расставить, так я приду и сама все сделаю!» Пришла. Посмотрела и говорит: «Вот сюда пробовала поставить? — Пробовала. — А вот так? — И так тоже. — Ну а вот сюда? — И сюда тоже. — Все, хватит, учите девчонку на скрипке!» К слову, пытались отдать Дашу учиться музыке, но ей это было неинтересно. Так что рояль до сих пор с нами. Стоит сейчас в большой комнате и никому не мешает. И даже, наоборот, украшает наш дом.

Живу сейчас…

На даче в пятидесяти километрах от Москвы. Все в снегу, красота немыслимая!

На даче сейчас я вместе со старшим внуком, который учится в Университете и сдает дистанционно экзамены.

Раньше перед заездом на дачу ездили отовариваться на машине. Теперь в нашей деревне есть супермаркет «Верный». Работает уже год, мы горя не знаем. В нем есть все и еще дешевле, чем в Москве.

Об изменениях в Москве…

Главный вопрос, который встал передо мной после переезда из Ленинграда в Москву: «Чем кормить?» Город незнакомый, что делать? Вышла из дома, передо мной огромный Кутузовский проспект. На противоположной стороне увидела вывеску «Кулинария». Спустилась по переходу, зашла внутрь, а вокруг тишина и ничего на прилавках. Как быть? Нашла какой-то магазин с длиннющей очередью, отстояла, как-то покормила семью. Потом стала находить приятные пирожковые точки без жутких очередей, но в основном, конечно, время проходило в стоянии и ожидании.

Люди хватали через себя, давя друг друга, выбрасываемые куски колбасы. И это был дикий ужас, конечно. На всю жизнь запомнила очередь в ларьке за сливами. Подхожу, мне взвешивают эти грязные плоды на совершенно жутких весах. И тут раздается бранный возглас продавщицы: «Ну куда вам их?» А у меня с собой не было ничего, кроме дамской сумочки. Я попросила как-нибудь их завернуть. На что получила: «Плохая хозяйка, что ходишь без пакета!» И я, плача, ушла, отстояв очередь и не получив даже куска бумаги, чтобы завернуть эти грязные сливы. Было обидно и страшно. Помню времена, когда мы стирали одноразовые пакеты. Проезжая по той Москве, думала: ладно я, уже сколько за свою жизнь простояла в очередях в надежде добыть что-то необходимое, но для чего это молодому поколению?

После перестройки началось новое время: все стало открываться, сверкать и шуметь с новой силой. В нашем доме внизу тогда открылся супермаркет. И я не верила, что живу в это время.

Помню случай, когда мы уже начали выезжать за рубеж. Смотрела на все вокруг и не верила, будет ли у нас так когда-нибудь. Однажды мы поехали с Сережей в Париж по приглашению политолога, русского по происхождению. Пришли к нему домой на ужин. Посидели, славно поговорили, он пригласил нас погулять. И тут я говорю: «Сейчас пойдем, только вымою посуду». А он в ответ: «Не нужно, посуду будет мыть машина». Я в удивлении. Тогда меня приводят на кухню, открывают крышку и показывают полки внутри, куда поставили всю посуду, закрыли крышку, нажали кнопку и…  мы пошли гулять. Вернувшись после прогулки, подошли к машине, открыли ее, и я увидела внутри скрипящую блестящую чистую посуду! Так и узнала о существовании посудомоечной машины. Наш друг-политолог тогда сказал такую фразу: «Все это у вас будет, только сначала придется пройти через боль и трупы». Он не ошибся. Но знали бы об этом мои родители!

Сейчас Москва приобретает европейский вид. И мне, конечно, это очень нравится. Должна сказать, что для нашей семьи Москва, несмотря ни на что, с самого начала была гостеприимной. Кто-то называет ее снобистской. Но это неправда. Так могут говорить только те, кто завидует.

Мне не нравится в Москве…

Что сжигали старинные особнячки. Сколько их сровняли с землей даже в нашем Гагаринском переулке? Смотришь через годик — на этом месте вырос банк. Теперь так много банков стало!

Мне не нравится, когда вижу много лишнего, что призвано «украшать» город. Не идет это все Москве. Помню, Сережа очень переживал по этому поводу. Дашка в больницу привезла ему подарок на Новый год — японские блокнотики и записные книжечки, сделанные с большим вкусом и элегантностью. Сережа обожал это! Еще до больницы мы ехали зимой по Москве и обратили внимание на то, как украшен город. Взяв один из блокнотиков в серой стильной обложке, Сережа долго гладил его, а потом произнес: «Скорее бы поправиться, пойду к Сергею Семеновичу, покажу ему это и скажу: “Сергей Семенович, вот это называется вкус!”» Зачем в Москву привносить безвкусицу? Это ведь не украшение, это побрякушки! Нужно сделать свет, конечно, понимаю, но при чем здесь кокошники, ребята?! А огромное яйцо в Камергерском — ну что это такое? Красивейшая улица, где стоят памятники Чехову, Станиславскому, Немировичу-Данченко, и напрочь закрывающее Камергерский яйцо, от которого люди тем временем что-то отковыривают. Так и хочется сказать: «Сергей Семенович, есть люди со вкусом, посоветуйтесь с ними, как лучше украсить город!»

Сравнивая Москву с другими мегаполисами…

Я бы сказала, что в Москве метро лучше и красивее, другого такого нигде в мире нет. Но мало кто относится к нему как к памятнику архитектуры, скорее как к функциональной сети передвижения. Да, конечно, иностранцы, приезжая к нам, видят, удивляются, снимают. Но зато в том же Париже везде есть эскалатор, даже если это какие-то небольшие возвышения. То есть думают и о людях, которые не могут преодолеть ступеньки. Например, я уже не могу ехать в метро, не могу преодолеть лестницу в гениальном нашем Пушкинском музее изобразительных искусств. Почему там до сих пор не сделали лифт или какую-то иную конструкцию для людей, которые не ходят?! Этого нигде нет! В известных мне мировых мегаполисах к людям с ограниченными возможностями, как это называется у нас, относятся как к людям с дополнительными возможностями. Или возьмем наши вокзалы — это же позор! Почему не учесть, что людям с чемоданами, пожилым, с детьми будет неудобно подниматься и спускаться по лестницам?! На что тратятся деньги? Возьмем хотя бы эти абсолютно феноменальные деньги за парковку в Москве — потратьте их на оснащение вокзалов и музеев эскалаторами и подиумами! Нельзя, чтобы на вокзале были лестницы! Людям тяжело! Ну подумайте об этом!

Мы были в Германии, у нас там есть прекрасные друзья. Они оба инвалиды. Германия предоставила им квартиру, где нет ни одной ступеньки, широкие дверные проемы в расчете на коляску, утопленная низко ванна, чтобы люди могли справиться сами, без чьей-либо помощи. Им предоставили машину, в которую можно войти без подъема ног: чтобы вкатывать коляску с мужем, у которого нет ног, на подиум. Хотя она сама без одной ноги, представляете?! Ну почему у нас не думают об этом?! А сколько у нас детей с ДЦП?! Это свидетельствует о том, что роды были приняты неправильно! Они ведь такими не лежат в утробе матери. И уродуют их врачи! Почему кесарево сечение до сих пор считается чуть ли не преступным? Что это такое?

Так что где-то мы почти Токио, а где-то мы остаемся в Средневековье, к сожалению.

Если говорить об отличии москвичей от жителей других городов…

То их нет. Интеллигенция — везде интеллигенция. Провинциальная интеллигенция бывает вообще фантастической! По наполненности, по жажде знаний публика в регионах восхитительная: столько желания увидеть, услышать новое! Но есть, конечно, ущербные города, где нет работы и много пьют. Я помню, приехали с Сергеем Юрьевичем в Мценск. Дуня Смирнова в имении Тургенева Спасском-Лутовиново снимала «Отцов и детей», был такой прекрасный, прошедший, к сожалению, мимо четырехсерийный фильм. Нас пригласили играть родителей Базарова. Во время съемок мы жили в стареньком доме отдыха в Мценске. И вот нас встречают, едем на машине по Мценску. Каждые десять метров на дороге «лежачий полицейский». Спрашиваю: «Почему так часто, у вас кругом дети? — Какие дети, пьяные, поэтому никто и не разгоняется! — И что, столько пьяных? — Да! И водители, и пешеходы, поэтому надо, чтобы скорость была маленькой!» Едем дальше. Ни одной афиши в городе, только плакаты с анонсами открывающихся торговых рядов с люстрами, сапогами и мясом. Все в одном месте. И тут я спрашиваю: «Почему к вам никто не приезжает? — А негде выступать, поэтому и не приезжают! — Как это негде? Были же кинотеатры и дома культуры! — Все занято торговлей. — Подождите, — говорю я, — а книжные магазины у вас есть? — Нет, — отвечают мне, — уже интересовались, мы ездили и не нашли. — А где продают печать? — спрашиваю. — В продуктовых магазинах при входе». Заходим в магазин, рвусь к стойкам, где якобы должна быть печать. И что же я вижу? Одни рекламные газеты и порножурнальчики на бумаге, которая оставляет краску на руках. Что остается делать? Пить и смотреть телевизор, к сожалению.

Мужчины, кто на ходу, ездят в Москву или Орел на заработки, потому что в самом Мценске работать, естественно, негде. Этой истории лет десять, если вдруг что-то изменилось в лучшую сторону, я буду очень рада.

Только побывав там, я поняла, почему эта леди Мценского уезда так себя повела. И как угадал Лесков? Хотя красота там, в Спасском-Лутовиново, немыслимая!

Если не Москва, то…

Лондон. Влюбилась в него и все.

Сейчас…

Читаю. Очень люблю это занятие с детства.

Играю в МХТ в двух спектаклях. В «Лесе» Островского в постановке Кирилла Серебренникова, который идет на сцене уже шестнадцать лет при абсолютно переполненном зале. Сейчас, конечно, с ограничениями, но хорошо хоть разрешили увеличить заполняемость зала до 50%.

И второй спектакль, в котором я занята, — «Офелия боится воды» Юлии Тупикиной. Прекрасная пьеса, прекрасный спектакль, поставленный Мариной Брусникиной. Пользуется большим успехом.

К сожалению, мои любимые партнеры — Олег Табаков, Алла Покровская — ушли один за другим. А я играла с ними большие спектакли, но все это ушло.

Ситуация с коронавирусом…

Вынудила меньше работать. Хотя мне звонят, конечно. Но, например, в театре я теперь бываю два-три раза в месяц. До спектакля езжу сдавать тест на коронавирус. Думаю о том, что лучше выбрать: привиться или уже переболеть и не бояться? Ведь с моей хронической болезнью легких могут быть осложнения. Ну да бог с этим, надеемся на лучшее.

Фото: Екатерины Цветковой