О лесных ванных, мыслях об ипотеке, отсутствии концептуальной повестки в Москве и о способности архитектуры противостоять разрушительным силам.

Я родился…

В Москве. Очень долго жил на Глебовской улице, рядом со стадионом «Алмаз». Это восток Москвы. Каждый день я ходил в школу, пролезая через решетку этого стадиона. Там были ранние хрущевки, с карнизами, двускатными крышами, на которые мы залезали и смотрели на город. Рядом находились очень зеленые дворы, где мы гуляли, лазали по деревьям. Тогда архитектура волновала меня мало.

В те годы архитектурой для меня пока еще была окружающая среда — кусты, деревья, дорожки, психоневрологический диспансер, на территории которого мы гуляли, бульвар Рокоссовского. В моем распоряжении находилась вся советская плановая инфраструктура, и я ей активно пользовался. Помню цыган, которые все пытались «выкрадывать детей». К нам они подходили с какими-то конфетами и деньгами…

Дверь нашей квартиры №12 на третьем этаже хрущевки с балконом всегда была открыта. У меня даже ключей не было. Просто приходил, открывал дверь и заходил. Дома всегда кто-то был. Жили мы очень весело, большой семьей: дедушка, родители, я, сестра. В трехкомнатной квартире мы все как-то эффективно размещались.

Планировка этих хрущевок, впоследствии превратившихся в серию девятиэтажек, на мой взгляд, была безупречной с точки зрения каждого сантиметра, продуманности каждого отдельного помещения, хотя все они были весьма небольшими.

Зная о сложности компоновки инженерных коммуникаций, вытяжек, стояков, дверей, входов, могу сказать: планировка пятиэтажек была безупречной. И так было даже при минимальном расходовании ресурсов, ибо экономика была плановая. Все пассивные системы хорошо работали. Думаю, меня сформировала именно эта кажущаяся стабильность мира.

Сегодня архитектура не дает такого ощущения. Ты живешь в какой-то пластиковой коробке с навесным фасадом, который может сдуть ветер в любой момент.

Сейчас живу…

На Пресне, между «Сити», метро «Улица 1905 года», Красногвардейскими прудами. Классный район. Он еще советский и пока почти не перестроенный. Правда, сейчас идет активное строительство, и на глазах возникает интересное сочетание разной архитектуры: хрущевок, модернистских типовых домов, конструктивизма, построек 1980-х годов. Я живу рядом с конструктивистским кварталом, который находится под защитой ЮНЕСКО. Он идеально организован с точки зрения человека: тротуары, палисадники, дворы.

Мой любимый район…

Их много, и они все разные. Москва мне нравится своей безумной сказочностью. В ней много разных потоков и разных энергий. Учитывая то, что мы движемся в сторону разных вселенных, Москва в этом смысле идеальный город для таких пользователей. Они могут выбирать те или иные лакуны для своих развлечений.

Мой нелюбимый район…

Нет, такого, пожалуй, нет. Все-таки я смотрю на все как доктор и ставлю диагноз. Нет плохого или хорошего района, но есть вопросы, требующие своего решения, проблемы, которые надо снимать. Но так или иначе для меня это просто разные куски времени. Я смотрю на место в городе и сразу понимаю, какие были политика и бюджет. Для меня это точно такая же картина, как для лесника, оказавшегося в лесу. Он не заблудится, ибо знает, где что растет, где болото, где гора.

Я гуляю по Москве…

Мне очень нравится район Китай-города с его холмами. Люблю пройти от Лубянки до бульвара и дальше до Котельнической набережной. Классный район. Здесь есть разная высота, можно поработать ногами, передвигаясь то вверх, то вниз. Очень странная среда, разномасштабная, разнофактурная, маленькие домики. Там есть постройки XVIII, XIX века. На Пресне, как ни странно, подобная ситуация, но только со смещением на сотню лет вперед. Ландшафт на Пресне, правда, в основном плоский.

Место в Москве, куда давно собираюсь, но никак не могу попасть…

Я так загружен своей деятельностью, что реально у меня даже нет такого плана. Очень люблю два парка: Нескучный сад в будни и Сокольники, тоже в будни. Там есть кусочки реального леса, овраги, балки, куда можно спуститься к земле, холоду. В этих парках дикая среда, смешанная с искусственной интервенцией. Использую японскую методику под названием «лесные ванны». Ты можешь принимать такую лесную ванну в течение часа. Идешь себе, медитируешь.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Энергией. В Москве могут существовать только энергоемкие люди. Людям пассивным, ждущим, что все произойдет само собой, здесь сложно.

В Москве лучше, чем в Берлине, Лондоне, Париже, Нью-Йорке…

Это разные среды. Их нельзя сравнивать. Мне отлично везде, там, где есть чем заняться. Я человек практического склада. Занимаюсь делами. Мне по сути все равно, где быть, с разницей во времени даже в девять часов. Разве что, находясь в Сан-Франциско, не могу урегулировать то, что происходит в Москве. Там десять часов разницы.

Что в Москве изменилось за последние десять лет…

Мне кажется, Москва пошла по пути потребительской капиталистической модели. Информационное поле заполнено скидками и экономией средств. Я имею в виду рекламные баннеры. Когда в советское время я приехал в Германию школьником по обмену, увидев, что по телевизору все время почему-то говорят про какие-то цифры и деньги, был поражен. Сейчас это уже на уровне подсознания, как такой информационный шум. Он реально заставляет тебя думать только о деньгах. Тогда у нас вообще не было в повестке вопроса денег. Это было ценное время. В голове не было ипотеки. Ипотека очень загружает оперативную память. Ты не можешь думать о больших вещах. Тебя заставляют спускаться на мелкие бытовые вопросы вроде таких, как вынести мусор, купить картошку.

Хочу изменить в Москве…

В Москве довольно много всего меняется само, и это происходит автоматически. Во-первых, есть политическая воля, это видно. Очень много средств вкладывается в архитектурные проекты. Это связано с экономикой. Однако у Москвы нет концептуальной повестки. Мне кажется, она должна быть создана искусственно. Сама она не возникнет. Слоган «Самый лучший город Земли» недостаточный для того, чтобы делать движение в секторе развития.

Для жителей города прибыль не является благом. Для них благо сокрыто в конкретных концептуальных вещах, которые следует описать, согласовать с ними, принять и разработать схему реализации под эту повестку. В области инфраструктуры это уже есть. В области экономики в целом тоже как-то регулируется. В области концепции — нет.

Мне не хватает в Москве…

Концептуализма. Кстати, это не только у нас. Концептуализма не хватает в Нью-Йорке и Париже. В Лондоне есть некая повестка и цель и достигнуты результаты. В Москве мало хорошей архитектуры. Если мы возьмем квадратные метры и посмотрим, что с точки зрения концепции и фасада есть что-то достойное, но мы увидим мало качества. Ну, может быть, есть в Москве пара хороших зданий от русских архитекторов, но эти проекты не про программу города. Скорее, просто про фасад, а это совсем другая вещь.

Если не Москва, то…

Хотел бы пожить у моря. Мне очень нравится Милан. Он очень похож на Москву и на Петербург. По энергетике Милан — это Москва, по внешнему виду иногда — Петербург. И близок нам по менталитету. С итальянцами мы живем в похожей парадигме. Не знаю, с чем это связано. Может быть, с любовью поесть или с мелодичностью языка. Скорее, со вторым.

Меня можно застать кроме работы и дома…

Я очень много занимаюсь делами, дела совмещаю с лесными ваннами и общением. Люблю ездить на дачу, за город.

Любимый ресторан…

Концептуально мне нравится ресторан «Северяне». Хорошее, вкусное место. Правда, интерьер немного темноват, но в этом и смысл.

Манифест «И война и мир».

Бюро Bernaskoni провозгласило манифест, посвященный архитектуре и разрушительным силам, которым она противостоит. Это начальная точка многолетнего проекта. В его основу легло исследование, содержащее типологию десяти разного рода войн и десяти проектов бюро, отвечающих на эти конфликтные вызовы.

Мы утверждаем, что архитектура способна противостоять конфликтам и стать инструментом мира.

Наш проект — это синопсис будущей книги и выставки. Место для выставки мы сейчас активно ищем. На ней мы покажем как проекты нашего бюро, так и проекты бюро-сателлитов.

Фото: из личного архива Бориса Бернаскони