О расслабленных старых москвичах, которые все уже видели, и о том, как коронавирус срифмовался с огромными пустыми пешеходными зонами.

Я родилась…

В Морозовской богадельне. Это не шутка, но к моменту моего рождения она была переименована в роддом имени Клары Цеткин, образцовое советское учреждение. Сейчас этого роддома уже нет, прекрасное здание заброшено и ветшает.

Сейчас живу…

На Плющихе. Я здесь выросла и прожила все детство. Потом мы переехали — наш доходный дом в лужковские времена снесли. На его месте собирались строить офисный комплекс с подземным паркингом. Но не вышло, оказалось, что строить там нельзя. Я прожила лет пятнадцать вне Хамовников, мечтала вернуться обратно, вернулась. Теперь мне хорошо и спокойно. У меня полыхает море тюльпанов за окном, они компенсируют то, что половина двора перетянута ограничительными лентами.

Люблю гулять…

В тех же Хамовниках. Когда дурное настроение, меня запросто можно встретить у пруда у Новодевичьего монастыря. Я хожу кругами и думаю. На самое сложное решение у меня ушло 14 кругов. С ребенком я гуляю в парке Трубецких, в сквере Девичьего поля, а музей Льва Толстого на улице Льва Толстого до сих пор один из моих любимых московских музеев-квартир.

Мой любимый район…

Я думаю, можно уже догадаться. Хамовники. Я знаю каждый угол своего района. Для близких и дорогих друзей я провожу экскурсии по Хамовникам. Могу рассказать миллион историй, например о доходном доме, в котором сейчас находится посольство Турции. Или вот Хамсуд, о котором мы знаем только плохое. Но это же Алферовская гимназия и огромная история. Или три тополя на Плющихе. Они же не на Плющихе, они в 6-м Ростовском переулке. Сейчас срублены, а я все детство смотрела на эти три тополя, которые в июне немилосердно пушили в открытое окно.

Мой нелюбимый район…

Я не люблю Юго-Восточный округ. В Текстильщики переселили в свое время моих бабушку и дедушку. Достаточно рано я стала ездить к ним одна на метро. От метро до дома было минут пятнадцать ходьбы дворами. Я шла через мат и дворовую водку, там встретила своего первого в жизни эксгибициониста, там же мне сказали, что «зажратых жарят долго», в общем, до сих пор я с трудом выхожу здесь из машины.

В ресторанах…

Есть ресторан, в который мы всей семьей ходим с момента открытия, где мы знаем всех официантов, а они узнают нас. Это Black Market у парка Трубецких в тех же Хамовниках. Я обожаю их бургеры. Но важнее любого бургера ощущение, что ты приходишь к близким людям. Там мы отмечаем дни рождения наших детей, там мы обедаем в выходные с друзьями, а потом смотрим на белок в парке. Второе место силы – это «Хинкальная №1» на Басманной, где лучшие хинкали и хачапури по-аджарски в этом городе. Но больше всего я ценю не саму еду, еду у меня муж готовит лучше половины шеф-поваров этого города, а то, что можно прийти к друзьям, где тебя обнимут, принесут «как обычно», еще бокал прекрасного грузинского вина, мы поговорим о детях, о погоде. И больше всего мне хочется верить, что все мои любимые места переживут кризис, а потом мы встретимся снова и не будем расставаться. Ах да, забыла «Люди как люди» и коктейль №4. Что может быть лучше.

Место, в которое все время собираюсь, но никак не могу доехать…

Если бы мне хотелось куда-то доехать, я бы уже там была.

Главное отличие москвичей от жителей других городов…

В комплексе героизма, умении никогда не расслабляться и постоянно принимать новые вызовы. Хотя к комплексу героизма у меня сложное отношение, я не могу сказать, что это прекрасно, но и не могу не уважать. А в старых москвичах я люблю как раз расслабленность, потому что все уже видели.

В Москве лучше, чем в мировых столицах: Нью-Йорке, Берлине, Париже, Лондоне…

Доставка у нас однозначно лучше. Еще интернет, скорость реагирования и так далее. А еще тополя и вот это время в июне, когда жарко и Москва чуть-чуть плавится.

В Москве за последнее десятилетие изменилось…

Мне кажется, что десять лет Москву копают тут и там. Это не меняется. И я не могу сказать, что мне что-то нравится. Я слишком локальна внутри Москвы. Мне не нравится то, что делают с моими районами обитания, я не понимаю широченных пустых тротуаров, по которым ветер и пыль, они похожи на мертвые эскизы реконструкции Москвы сталинских времен. Мне нравится, что через все это пробиваются люди, которые пытаются построить локальность. Сейчас я очень болею за этих людей. У моей лучшей подруги была прекрасная кофейня на Цветном. Она ее закрыла, потому что арендную ставку на период коронавирусной пандемии не снизили («карантин же не объявили»), а люди перестали ходить. Коронавирус отлично срифмовался с пустыми огромными пешеходными зонами.

Хочу изменить в Москве…

Хочется начать с того, чтобы люди в многоквартирных домах узнавали друг друга в лифтах и здоровались.

Мне не хватает в Москве…

Я бы хотела чуть замедлиться. Я понимаю, что это Москва, что здесь можно только на полный оборот. Но к сорока годам осознаю, что половина полных оборотов — это видимость, а не само движение.

Если не Москва, то…

Я уеду в итальянскую Вентимилью. Люблю Лигурию, там у меня друзья, там апероли в четыре часа и умеют жить без зверской маски «мы тут делаем бизнес, у нас все круто и важно».

Меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…

Летом — в «32.05» в саду «Эрмитаж». Я буду стоять на газоне, обнимать друзей, целовать детей и вот это все. Еще я часто хожу по той самой Плющихе. Туда и обратно. Часто и хаотично передвигаюсь в пределах Китай-города. Мы вообще большие фанаты гулять по выходным по старому городу и рассматривать дома.

О планах на май-июнь…

У меня нет планов. Я торчу второй месяц на даче, пытаюсь поддерживать бодрость духа всей семьи, которая расколота на две части: мои любимые племянники — во Франции, я понимаю, что никого не обниму в июле, что наши дети в этом году не проведут два месяца вместе, что я не поцелую Ваньку, старшего, в кудрявый затылок, что мы разорваны до осени уж точно. Единственный план — не рехнуться. Если я с этим справлюсь, то все будет ок.

«Мел» — журнал об образовании и воспитании детей.

Фото: предоставлено Издательством «КомпасГид»