О молодости в Бурятии, о Москве как о единственном месте, где можно удачно выйти замуж, и о том, что никто не хочет пересаживаться на метро, если есть машина.

Детство в Алтайском крае…

Детство у меня было великолепное! По тем временам, пятьдесят лет назад, у нас была зажиточная семья. В доме имелись и тушенка, и сгущенка, и апельсины, и болгарские компоты.

Алтайский край, город Яровое, лечебное озеро, соленое, как Мертвое море. Сейчас к нему просто паломничество: санатории, отдыхающие. Приезжают все звезды: сегодня Слава, завтра Аня Плетнева, Полина Гагарина, Ревва.

Наш дом от озера — четвертый. Город очень маленький, все друг друга знают, практически нет никакого общественного транспорта, все ходят пешком.

Даже живя в таком маленьком городе, учась в школе, ничто не мешало мне быть во всех кружках: театральном, танцевальном, хоровом, участвовать во всех городских мероприятиях, быть солистом ансамбля танца «Яровчанка», кружиться, веселиться, плясать, стать звездой.

Когда я поступил в педагогическое училище в соседний Славгород, то и там творческая жилка моя не потерялась, не исчезла. Меня отпрашивали из училища практически на все декабрьские дни. Учебе «стоп» — и наступало творчество.

Градообразующим предприятием у нас был химический завод, один из огромнейших в стране, в военное время эвакуированный из Ленинграда. Размером завод был в три раза больше самого города. Естественно, под Новый год каждый цех справлял корпоратив в местном Доме культуры. Везде я участвовал. А утром там были еще и детские спектакли. Кого я только не играл: лиса Алиса, Баба-яга, мисс Пигги, старуха Шапокляк. Вечером — взрослые спектакли.

Пришло время идти в институт.

Раньше было принято поступать от предприятия, предприятие платило тебе стипендию, за это ты должен был, отучившись, вернуться обратно домой. Но никто и не подумал тогда, что меня надо отправить от завода. Все были и так уверены: «Такой талантливый ребенок просто не может не поступить!»

Я поехал в Барнаул. И не поступил. В тот год было негласное указание — принимать только местных, потому что в общежитии не было мест. Тогда я решил немного поработать в школе, а потом, естественно, пойти в армию.

Следующим летом, чтобы зря не тусить, поехал в Улан-Удэ подзаработать денег для семьи. Девяностые годы. Столица Бурятии, большой перевалочный пункт рядом с Китаем, огромный оптовый рынок: берешь здесь, продаешь там, навариваешь свое.

Конец сентября. В гостинице по телевизору вижу: «Восточно-Сибирский институт культуры объявляет дополнительный набор на факультет актера театра и кино». Это был экспериментальный курс от ГИТИСа, и уже двенадцать человек было набрано. Но двое, поступив, в сентябре поняли, что им будет тяжело, и бросили. Я быстро побежал и подал заявление. У меня все было готово: басня, стих, песня, танец. На место было человек шестьсот. Как только в городе узнали, что в сентябре еще можно поступить в институт и не идти в армию, решили воспользоваться предложением. Кого только там не было! Как там только эти стихи не читали.

Я позвонил домой: «Мама, я в институт поступил! Пришли мне документы и вещи». Она: «Что ты мне врешь? Как ты поступил? Сентябрь! Где деньги?» — «Денег тоже нет!» (Я купил себе белый американский плащ в пол, куртку кожаную.)

Пять лет тянулась одна из моих счастливейших лямок. Из двенадцати человек выпустили семерых. Это был очень сильный курс.

Кстати, на четвертом курсе в Барнауле у нас был фестиваль студенческих спектаклей. Мы поехали и, естественно, заняли первое место. И вот нам вручают грамоты. Вручал председатель комиссии того института в Барнауле, в который я не поступил. Фуршет, банкет. Подхожу к нему, говорю: «Хочу вам сказать большое спасибо». — «За что?» — «Помните того мальчика, который читал басню “Две подруги”?» — «Да! Это вы?» — «Спасибо за то, что вы меня не взяли на свой курс».

По своей природе я беспокойный, не могу ровно на попе сидеть. Тут в Улан-Удэ объявляют кастинг, ищут ведущего: открылись радиостанция «Европа Плюс» и «Русское радио» совместно.

Естественно, прохожу я, становлюсь первым диктором: «За праздничным столом / Мы поздравляем рождение еще одной звезды. / Давайте же все дружно пожелаем / Большого счастья и большой любви. / Любви такой, чтоб голова кружилась / От счастья как от легкого вина. / Надежда Константиновна! / Живите так, как и другим лишь не снилось. / Тогда любви не страшна седина. / От ваших родных и близких / В нашем эфире звучит песня Надежды Кадышевой “Течет ручей”! / С днем рождения!»

И так каждый вечер, на весь город. Всегда все легко давалось. Потом позвали в Бурятскую ГТРК.

Когда ты учишься на актерском отделении, преподают историко-бытовой танец, сценбой, грим. У нас был предмет синхробуффонады, липсинка. Надо было выбрать песню и перевоплотиться в какого-нибудь героя. Я делал Валерия Золотухина. Под фонограмму. «Счастье вдруг, в тишине… » Тогда в местных ресторанах уже пошли первые кабаре. Я быстро сварганил свое шоу пародий. Показывал Ветлицкую, Пугачеву, Аллегрову, Светлану Владимирскую…  Это были первые пробы пера. Я участвовал в показах мод, новогодних корпоративах, фотосессиях, снимался в клипах, вел прямые эфиры на праздниках. За четыре года из этой республики я выжил все капельки. В этом красивом городе на озере Байкал уперся в потолок и не знал, что делать.

После города Яровое столица Республики Бурятия казалась полем непаханым. Но я двигался быстро, семимильными скачками. Мог перейти из одного театра в другой, с одной радиостанции на другую. Счастье это не приносило.

И я уехал в Москву…

Я никому не сказал, что уезжаю. Взял отпуск. Подумал: я же летал на стажировку на «Европу Плюс», всех знаю, с Ксюхой Стриж хорошо знаком, и того знаю, и с этим подружился…  Что я, не устроюсь там что ли, никто меня что ли не пропихнет? Да меня везде возьмут! Я же талант!

Москва — это совсем другой город, другая энергетика. Люди, выезжающие из Москвы, приезжают к нам как в отпуск, расслабленные, легкие, открытые. В Москве они опять собираются в кулачок и стройными рядами идут в бой.

Приехав в Москву, с деньгами, «хлеба налево, хлеба направо», я понимаю, что никто меня никуда брать не собирается. И мои какие-то бурятские заслуги перед отечеством тут никому не нужны. Это вообще никому не интересно.

Звоню друзьям, которые устраивают показы в «Метелице»: «Давайте я вам буду помогать!» — «Не надо». Никто себе конкуренцию плодить не собирался. До меня это дошло только через полгода, когда денежки тю-тю. Надо было возвращаться в Улан-Удэ как побитая собака, держать своей головой потолок, это звездное байкальское небо.

И уже билеты были куплены. Тут меня позвали работать в мастерскую у метро, где подшивают штаны. А я в Улан-Удэ все костюмы шил себе сам. Это предложение стало для меня зацепочкой. Шил рубашки, брючки, пальто, заказы пошли, на жизнь хватало.

Как-то раз ко мне приходит хозяин мастерской, говорит: «У меня есть один знакомый. Только ты не пугайся. Ему надо сшить три платья». — «Чего ж здесь страшного?» — «Кто тебя знает. Другие отказываются… » — «Ведите!»

Мне надо было сшить платье под Далиду, Наташу Королеву. Принесли вафельные полотенца в подсолнухах. «Здесь блесточками расклеим, здесь игрушек натолчем, насыплем в серединку. Будет здорово!» Ничего ж тогда не было. Были платья из магнитофонных лент, из пионерских галстуков а-ля Лайза Минелли.

Мой заказчик Алексей Завцай выступал под сценическим псевдонимом Мулатка. Он стал Мисс драг-квин Москвы. Это было тогда громадное событие, тогда выбирали травести-диву столицы.

Сшил три костюма, пришел к нему, увидел просто костюмированный театр: костюмы, костюмы, костюмы…  Я стал наряжаться, скакать, плясать на каблуках. Леша это увидел и говорит: «Слушай! Тебе надо попробовать. Мы выступаем в клубе “Три обезьяны” на Трубной площади. Нужно придумать образ. У тебя есть руки, а туфли мы тебе дадим».

Я привык быть на людях, в центре внимания, а тут восемь месяцев сидел в Москве без сцены, без телевидения. Это меня угнетало. Так что первое выступление в Москве было все равно что тряхнуть стариной. Я даже не предполагал, что за это мне еще и заплатят. За два номера я получил 50 долларов.

Выступал с номером групп «Рефлекс» и «Балаган Лимитед». И так понравился руководству, что меня взяли официально в клуб работать. В следующий раз уже принесли конверт со ста долларами. Для меня это был шок-момент. Тогда я понял, что не только творчество, но и деньги играют роль.

Артисту жанра синхробуффонады не надо репетировать, ты сам в голове собираешь картинку. И никто, кроме тебя, не знает, как все должно быть. Это прикольно, ржачно. Это были легкие и очень большие деньги. За месяц можно было заработать 500 долларов.

Московские адреса…

Все места, где я жил, потрясающие!

Жил на улице Стасовой, возле площади Гагарина. Рядом исторические места, Даниловский монастырь. И сколько там шикарных магазинов тканей! Если мне нужны были дорогая ткань, парики, перья, перчатки, камни, брошки — ехал в начало Арбата, в арт-салон.

Жил в Гороховском переулке. Оттуда можно было пешком, через Басманную, мимо особняка Стахеева, где снимали «Битву экстрасенсов», дойти до трех вокзалов, до универмага «Московский», где продавались лучшие парики.

Жил и напротив Киевского вокзала. Прямо под домом проходили ветки метро, и в 5 утра здание начинало раскачиваться и вибрировать. Я, может, и не съехал бы оттуда, но в доме два года не работал лифт. Никак не могли восстановить шахту. Те, кто ее чинил, посоветовали съехать, потому что надежды на восстановление не было.

Недолго жил на Пролетарке. Там были пятиэтажки и хрущевки.

Я знаю все районы Москвы. За двадцать пять лет в каких только местах не было ночных клубов, вечеринок.

Ближе и роднее мне все же район Таганки, где я сейчас и живу.

Любимый район в Москве…

ВДНХ. До реконструкции там было уютно, хотя половина павильонов была закрыта. Там индусы торговали, жили бомжи. Там можно было и полезное что-то купить, и отдохнуть. Посидеть, уйти куда-нибудь вглубь, дойти до Ботанического сада. Просто полежать на траве. Это сейчас там сплошная позолота.

Нелюбимый район Москвы…

Таких нет.

Люблю гулять в Москве…

Я люблю дойти до высотки на Котельнической набережной, дальше по набережной — до Храма Христа Спасителя и Красной площади. Или по Солянке выхожу к Китай-городу, а потом домой возвращаюсь по Маросейке, Покровке, через Курскую.

Место, куда собираюсь и никак не могу попасть…

Когда ко мне кто-то приезжает в гости, каждый раз всех уговариваю пойти еще раз в Оружейную палату. Никто там ни разу не был. И никто не хочет идти. Я начинаю рассказывать: «Вы даже не представляете, какие там сокровища! Корона Российской империи, платье Екатерины, кареты… » Мне отвечают: «Там подделки одни». И все сводится к тупому шопингу.

Если я где-то уже был тысячу раз, мне там понравилось, хочу поделиться пережитыми эмоциями и посмотреть, как люди этим же будут восторгаться.

Чем отличаются москвичи от жителей других городов…

К упавшему человеку подбежит помочь, скорее всего, не москвич, а иногородний или приезжий. Я москвичей не обвиняю — это жизнь такая. В Питере никто никуда не торопится, все размеренно. Дамам открывают двери. В других городах еще более спокойно. В Москве же как будто стручок горького перца выворачивают наизнанку и вставляют людям в задний проход — и все носятся как угорелые, все время опаздывают. Это не упрек, у меня все точно так же. Я все время спешу. На встречу выезжаю за три часа.

С каждым днем становится все хуже и хуже, и это всех начинает раздражать. Город не виноват. Люди виноваты. Жизнь всем одинаково дает шанс. Если что-то у тебя получилось, это твоя заслуга, ты молодец. Если что-то не получилось, виноваты соседи и все кругом. Не ты! Ты-то гений. Но проблема в тебе, начинай решать эти проблемы сам.

Москва — город больших возможностей. Это волшебное место, здесь легко зарабатываются деньги, здесь сбываются мечты и желания, это единственное место, где можно удачно выйти замуж. Изумрудный город, где живут волшебники Изумрудного города. Нужно только найти эти волшебные башмачки. И люди и прутся сюда, и прутся, и прутся. А здесь все наоборот. В Москве в два раза больше нужно работать, в два раза лучше делать то, что ты умеешь, потому что помимо тебя, лучшего, сюда приехали еще сто человек.

Вот я говорил своему другу из Улан-Удэ Александру Стремилову, местному Сергею Звереву: «Стремилов! Поехали в Москву! Ты обслуживаешь здесь первых леди. А что дальше? Еще один салон, еще одна парикмахерская? Поехали!» — «Нет. У меня здесь жена, мама. Лучше я буду здесь Александром Стремиловым, чем неизвестно кем в Москве».

Я вот так не смог. Я уехал. Может быть, иногда лучше взвесить, чем бежать за этой жар-птицей.

В Москве лучше, чем в других крупных городах…

В декабре был на гастролях в Нью-Йорке. Меня повели смотреть на Эмпайр-стейт-билдинг, ожидали от меня сильных эмоций. Говорят: «Это самое красивое место в Нью-Йорке». Несчастные люди! Они, наверно, не были в новогодние дни в Москве. Да с Москвой ничто не сравнится! С этой чистотой в центре, иллюминацией, даже на окраинах! Идешь по Ницце, Риму, там тонны мусора в мешках. Понимаю, конечно, что к вечеру их уберут. Обожаю Европу, Азию, Китай, Дубай. Я могу отдыхать первые четыре дня, потом несусь в магазин париков, магазин тканей. Мне нужно радовать глаз. Есть миллион мест, где мне комфортно и уютно отдыхать, но жить я могу только в Москве.

Изменилось в Москве…

Все изменилось. Москва преобразилась. Но все это, на мой взгляд, задел мэра Лужкова. Как все ругали Собянина, когда под землю убирали проводку, высаживали деревья, сужали проезжую часть! А сейчас уже никто не помнит то, как было раньше. Денег, конечно, было много врублено.

Когда Москву засадили деревьями, хотелось всем таджикам руки целовать. Для меня главное, что все деревья прижились, и все они зеленые. Может, их меняют периодически? Ну бывает, короед поел…  Машин в Москве появилось в десятки раз больше. Живя в центре, не могу открывать окна. Тут же на подоконнике можно высаживать рассаду. Полжизни проходит в гримерках, где много пыли. Деревья — спасенье для легких. В Москве чисто, даже за подворотни не стыдно. Снег убирают. Ну, может, не сразу. А недовольные есть и будут всегда.

Не хватает в Москве…

Подземных или крытых парковок. Пусть даже они будут платными. Парковка делает нашу жизнь спокойнее и краше. Я за то, чтобы въезд в центр был платным. И я готов платить за комфорт. Никто не хочет пересаживаться на метро, если есть машина. Никто не хочет выходить из своей «ласточки». Весь бардак и коллапсы у нас из-за неправильного движения. У россиян просто нет этой культуры.

Хочу изменить в Москве…

Я бы Ленина похоронил, а в Мавзолее музей какой-нибудь открыл. Запретил бы сносы исторических зданий и строительство на их месте торговых центров. Снесли — постройте равноценное. Срубил дерево — посади на его место новое. Сносите лучше хрущевки в Новой Москве и там уж стройте. Не убивайте свою историю и историю своих детей!

Если не Москва, то…

Новосибирск. Очень красивый город. Меня там, правда, бесят перекрестки с кольцевым движением. Почему нельзя было вместо них поставить четыре светофора? Барнаул тоже неплохой город. Но если уж на пенсию уезжать, то к себе, в родное Яровое. Там очень хорошо. Там четыре месяца работают на отдыхающих, а остальные месяцы пропивают эти деньги. Тихо, спокойно, много зелени, много деревьев. Завод давным-давно не работает, никакие стройки не ведутся.

Меня можно застать кроме работы…

В кино не хожу. Каким бы интересным ни был фильм, когда свет гасят, я засыпаю. Хожу в Большой театр, смотрю на костюмы. Или на концерт ансамбля Моисеева.

Любимые кафе и рестораны…

Мне очень нравится ресторан «Старик и море». Если выходной, обязательно хожу в «Лепим и варим», самое вкусное кафе на проспекте Мира и на Петровке. Вареники с вишней «Вишневая девятка», вареники с картошкой «Александр Григорьевич», пельмени «Белый Бим Черное ухо»…

К весне…

Готовлю новый альбом. Он уже собран. Работаем над аранжировками. Названия пока нет. Гастроли у меня каждую неделю: Сочи, Челябинск, Алма-Ата…

Через год, 8 марта, устроим такой же большой концерт, какими в январе были «Рождественские встречи», там же, в концертном зале «Мир», но уже в формате кабаре.

Фото: из личного архива Владима Казанцева