О переезде в Москву, о любви к Лялину переулку, о слезах американского продюсера и о том, что бедность не пугает, а заставляет что-то делать.

Я родилась…

В маленьком городе Мукачево на Западной Украине, но в год в качестве ручной клади родители перевезли меня во Львов. Это город-музей с большой-большой культурой, как австрийской, так и польской. Я считаю, что во многом он даже красивее Кракова. Я люблю там каждую улочку, каждый музей. Львов — это большая Красная книга.

С этим городом у меня связан самый счастливый детский период: прекрасная школа, добрые одноклассники, с которыми я до сих пор общаюсь, хотя многие достаточно давно эмигрировали. Там была площадь Ленина, которая сейчас переименована, напротив нее находился сквер, куда мы ходили гулять с дедом. Мы собирали каштаны, делали из них грибы, каких-то ежиков. Пока я собирала листву для гербариев, дедушка присаживался на скамейку поиграть в шахматы с тамошними завсегдатаями. Я не понимала тот азарт, что там творился. Уж не знаю, играли они на интерес или на деньги, но на это было интересно смотреть со стороны. Кстати, эта традиция сохранилась в том сквере до сих пор. Потом мы шли к уникальному зданию Оперного театра, рядом с которым стоял памятник Ленину. Я когда-то разрисовала его мелками, изобразив на вожде пионеров, цветы и птичек, за что бабушку оштрафовали.

Еще одно место детства — двор в Киеве, куда мы потом переехали. Там жило большое количество людей, вернувшихся в город после эвакуации, и уже они стали нам бабушками и дедушками. Во дворе стоял сарай, где хранились вещи, оставленные до войны. Сами они разобрать его не решались, но мы им помогли. Множество всякого добра там было, даже хрустальные люстры, которые были нами, детьми, разобраны на сережки.

Переезд в Москву…

Я о нем никогда не думала. Это решение принадлежало не мне, а Александру Цекало, с которым мы тогда вместе работали в Одесской филармонии. Меня всецело устраивал Киев. Я была молода мозгами и не сразу поняла то, что понял Цекало: Останкинская башня вещания, которая помогает в моей профессии сделать карьеру, находится в Москве. И я просто поехала за ним.

Мы даже не понимали, какие трудности будут у нас, у людей без денег и квартир. Это был тяжелый период, когда мы собирали бутылки и бычки у лифта, потому что не хватило денег на сигареты, тогда я еще курила. Меня учили обжигать фильтр от сигарет на свечке, в результате я заработала стоматит. Но поскольку медицина была бесплатна и доступна, мне его быстро вылечили без всякого блата.
Еще помню ночевки в подвалах у бардов, которых знал Цекало. Он вообще был знаком со множеством интересных и талантливых людей, которые еще и были москвичами. Меня впечатлила жизнь этих людей: такой взрослый пионерский лагерь с песнями у костра и вином.

У моего брата, который выступал за сборную страны по водному поло, была квартира в районе метро «Динамо». Он нам предоставил возможность там пожить. Но потом я поняла, что единственный выход нормально жить — приобрести хоть какую-то коммуналку. Так и поступила. Она была самая дешевая в Москве, без удобств, дом 1902 года, в месяц там ловилось мышеловкой около девяти десятков грызунов. Денег на залатывание дыр не было, горячей воды тоже, поэтому три года мы мылись в баке. Потом заработали на газовую колонку и купили поддон. В общем, все, что можно было прожить с лишениями, мы прожили. Но это было для нас не важно: главное, чтобы был угол, где тебя не застанет снег и дождь. Благодаря этому мы вкалывали еще больше. Помню удовольствие от телевизора, который был взят напрокат.

Никогда не забуду приезд американского продюсера, с которым нас кто-то познакомил. Ему рассказали, что есть такие начинающие артисты, и он пришел к нам в гости. Когда он попал в нашу коммуналку, у него потекли слезы. А увидев черно-белый телевизор с трубой, вдруг просветлел, улыбнулся и сказал: «Я понял! Вы просто так любите!» Но наша нищета нас абсолютно не смущала.
С Москвой воевать бесполезно: ты сам доказываешь, нужен ты ей или нет. Я думаю, что у меня получилось это, потому что в определенный момент все таксисты знали: когда просят в Лялин, то надо к Лолите.

Сейчас живу…

На Таганке, в новостройке, которая находится на том месте, где во времена сталинских репрессий располагалась одна из частей Таганской тюрьмы. Мне нравится соприкасаться с историей, хоть это и жуткая ее часть. Я психологически не могу жить далеко от Лялина, где находилась моя первая квартира в Москве: исторический дом, потолки по четыре-пять метров, подъезд с лепниной и мраморными подоконниками, вокруг все пахнет историей. Но Таганка сейчас больше подходит по комфорту, с точки зрения обслуживания: охрана подъезда, подземный паркинг. У Лялина переулка был один минус: во дворе дома стояла пристройка, у которой все время менялось назначение. Последнее — гостиница с почасовой сдачей номеров. Сами понимаете, какой там был контингент. Началась война: мы установили шлагбаум, а гостиница начала вести себя по-хамски, занимая наши парковочные места. Постепенно мне это надоело, и я решила пожить без войны.

Карантин…

Карантин провожу дома. Поняла, что нет смысла куда-то уезжать, потому что с подмосковной медициной лучше не сталкиваться. А здесь я понимаю, что если вдруг что-то случится, то мне окажут всю необходимую помощь.

Когда закончится карантин, то посещу…

Все мои планы всегда связаны с работой. Вы спросили, и я сразу начала вспоминать про перенесенные концерты.

Любимые заведения…

Гидом по барам у меня является моя близкая подруга и ведущая шоу «Бар в большом городе» Ира Чеснокова. Мы посещали несколько достаточно классных мест практически европейского уровня, но как они назывались, я не помню. Это было где-то полтора года назад, после этого я в бары не ходила.

Что касается ресторанов: на Таганке есть китайский. Он совсем не элитный, там много китайских граждан, готовят все очень вкусно. Увы, из-за карантина он сейчас закрыт. Самый главный ресторан моей жизни — «Булошная». Это заведение моей близкой подруги Ксении, который к тому же и находится в доме в Лялином переулке. Даже сейчас, находясь на карантине, я попросила, чтобы мне налепили домашних пельменей и вареников с грибами.

Люблю гулять…

На Таганке очень много православных святынь, одна из них находится буквально в километре от меня. Это мужской монастырь — усыпальница семьи Романовых. Мы с друзьями-соседями совершаем карантинные прогулки туда, хотя он сейчас закрыт. Всем советую посетить. За территорией монастыря оказался чудеснейший пруд с утками. Я ожидала, что он будет загажен, но он идеально чист, даже видно дно. Вообще Москва преобразилась за время карантина, даже зелень стала более пышной.

Люблю гулять через Чистопрудный бульвар до своего настоящего дома — Лялина переулка. Это буквально 20 минут. А еще мне очень интересно смотреть в окна старых московских домов. Я слежу не за бытом, да простят меня те, кто видел меня, подглядывающую в окно, мне интересно рассматривать сохранившуюся лепнину, барельефы и камины — потрясающая красота.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Любая столица мира — это город приезжих. Тех, кого называют коренными москвичами, все меньше и меньше. Но это люди, которых сразу можно определить, потому что они не толкаются локтями. У них поколениями выданное право быть чуточку лучше понаехавших, у которых постоянные неврозы и высунутые языки, ведь им тут надо укорениться. У меня, кстати, нет претензий на то, что я москвичка. Я прекрасно понимаю, что я приезжая. Но это не умаляет мое желание чтить город и его традиции. Наверное, поэтому я, как и многие приезжие, поселилась именно в центре.

Москвичи спокойнее. Главное — запомнить, что в столице никому нет до тебя дела. Это условие, которое ты принимаешь, переезжая сюда, подписывая договор с самим собой.

За последние десять лет…

Вы хотели спросить, что изменилось помимо тротуарной плитки? Хотя кое-где эти гранитные бордюры к месту, они как-то надежнее. Но я не понимаю, зачем ее перекладывать постоянно. Да и не везде она нужна. Например, около моего дома расширили пешеходную зону, по которой в день проходят не больше ста человек. От этого мы начали еще дольше стоять на светофорах. А вот моя Покровка, с которой мы близки с 1987 года, наоборот, приведена в прекрасный вид, хотя раньше была в крайне удручающем состоянии: какие-то базары, неприятная публика. Близость Хитровки сказывалась.

Сейчас действительно увеличились пробки, хотя во время карантина они практически стихли, и я даже о них забыла. Только после объявления, что какая-то часть граждан может передвигаться по городу, я увидела на светофоре что-то напоминающее пробку. Вообще я думаю, что у любого человека, живущего в столице, особенно в Москве, всегда есть крамольная мысль: «Вот только бы у меня была машина, а у других ее не было». Но надо привыкнуть к тому, что ты живешь в столице, где пробки — неизбежность. Самые большие пробки, которые я видела, — в Нью-Йорке. Помимо того что город стал за последнее время грязным, там еще и произошли безумные изменения движения на том же Манхэттене. Вот там пробки невыносимы: ты находишься в каменном мешке, где нет зелени. В Москве, да, я иногда злюсь, но, как все, когда куда-то опаздываю. А это, кстати, быстро проходит, ведь опаздывает вся Москва, а не только я. Комплекс интеллигентного человека постепенно растворяется.
А еще я не поняла, зачем к Москве присоединили еще одну часть. Что за имперские замашки? Какая в этом стратегическая надобность? Зачем делать Москву еще больше?

Кстати, вспомнила, что был еще период, когда сносили архитектурные памятники и на их месте ставили безвкусные псевдостильные здания, он мне тоже не нравился, благо это закончилось.

В Москве меня беспокоит…

Не могу понять, почему в XXI веке отключают горячую воду. Что за бесконечная профилактика? У меня вообще много претензий, связанных с работой ТСЖ: со счетами за отопление, с несовершенством закона, это регулирующего. Очень много воровства на этой почве.

Я бы поменяла в Москве…

Я бы убрала тополя, ведь у множества людей на них аллергия, от которой надо спасаться, куда-то уезжать. Их надо истребить и высадить на их место что-то неаллергенное.

Москва лучше, чем Нью-Йорк…

Я рада, что Москва перестала уступать многим столицам мира. По сравнению с Нью-Йорком она в безусловно выигрышном положении: чище, удобнее. За последние пять лет Нью-Йорк стал очень грязным. Когда я еду в другой район Москвы, я все-равно вижу чистые улицы, а не только убранный центр. Если вы едете в Нью-Йорк из аэропорта, то на протяжении всей дороги в окне будут лишь горы мусора, а пробки предоставляют чудную возможность разглядеть их получше. Это будет даже на Манхэттене: сваленные мешки в центре города, с крысами и вонью.

Если не Москва, то…

Моя болгарская деревня, где у меня собака, дом, вид на лавандовое поле и отсутствие цивилизации. За продуктами по 40 километров в одну сторону. Там ты даже спишь иначе, никто не раздражает. Огромный участок земли, где вырастают первые деревья, созревает свой первый гранат. Это невероятное счастье. Там все обожаемое и любимое.

Новая песня «Кислород»…

Будет выпущена скоро. Она выйдет одновременно с клипом, который делается сейчас дистанционно в Киеве. Это будет 3D-работа. Я первый раз в жизни должна была быть сама себе оператором, снять по определенным точкам на лице свою артикуляцию. Я сделала массу дублей, это очень сложно. И поняла, насколько благодарна любому живому оператору, хотя раньше постоянно их критиковала.

Фото: Аслан Ахмадов