О надышанных  уголках Москвы, намерении побывать в Кремле и исчезновении соседских связей.

Я родилась…

В Башкирии, в селе Давлеканово, под Уфой. Моя московская мама была там в эвакуации.

Сейчас живу…

Наша семья уже сто лет живет на севере Москвы. Дед купил полдачи в Петровском парке в начале 1917 года, тогда это был дальний пригород с плохой репутацией: цыгане, публичные дома, торговля краденым. Был у него выезд, и ездил он в университет не на метро за 15 минут, как вы понимаете, а на лошади. С тех пор семья наша живет на севере Москвы, который постепенно делается все более респектабельным районом. Сейчас я живу возле станции метро «Аэропорт», минутах в пятнадцати ходу от того места, где стояла та первая дача и где сто лет назад, 6 сентября, родилась моя мама.

Люблю гулять…

В Тимирязевском парке, но это мне удается крайне редко. Зрелище это печальное. С той стороны (станция Гражданская Рижской железной дороги), откуда я захожу, пересекая железную дорогу в неположенном месте, парк выглядит очень грустно — сейчас спиливают старые деревья, и они лежат как-то беспорядочно и гниют…

Мой любимый район…

Не знаю. Я мой Аэропорт люблю. Очень много разных нитей привязывают. Среди прочего мой отец в тридцатые годы, когда его отца посадили, ушел из школы, работал проходчиком, строил станцию метро «Динамо». Мастерская моего мужа долгие годы была на Нижней Масловке. У двоюродной любимой сестры тоже мастерская там. Там место такое теплое, «надышанное», я бы сказала.

Не люблю…

Юго-Запад — огромные расстояния между домами, от дома до дома целая троллейбусная остановка.

Чаще всего в Москве я бываю…

В Колобовском переулке. Там живут мои любимые друзья.

Место в Москве, куда все время собираюсь, но никак не могу доехать…

Не смейтесь пожалуйста, но я лет двадцать не была в Кремле. Все собираюсь.

Москва отличается от других городов мира…

Ни в одном городе нет у меня такого количества любимых друзей. И все они — москвичи.

В Москве изменилось…

Все. И я только в последнее лет пять смирилась и приняла эти изменения. Более всего огорчает исчезновение старых домов старой Москвы. В детстве я жила во дворе, где сохранился один «допожарный дом». Надо объяснять? Это был дом, который не сгорел во время пожара 1812 года. Во дворе было много строений, и даже барак был, но был и этот дом старинный, и при нем сад. И был обаятельный двор. И это главное изменение в Москве — не стало дворов, и совершенно изменились и отношения между людьми, потому что теперь нет соседей, с которыми ты в детстве играл в лапту, в казаки-разбойники, потом вместе вырастали и оставались соседями и очень близкими людьми — помнили бабушек, дедушек, инвалида дядю Васю, пьяницу дядю Колю, припадочную Вальку и добрейшего дядю Диму, который катал ребят на своем автомобиле. А машина во всем дворе была только у него одного.

Сборник «О теле души. Пограничные разговоры»…

Включает в себя два цикла рассказов.

В рассказах цикла «Подружки» ключевым мотивом, мотором повествования является любовь, возможно, главное оружие, сметающее границы между людьми. Через любовь физическую и кровную, позднюю, неожиданную, постепенную, сочувствующую герои обретают недостающую часть души, силу, необходимую для жизни. У многих рассказов сборника есть персональные посвящения.

Во втором цикле «О теле души» —  приближение к самой сокровенной границе — границе жизни, точнее физического существования. Есть ли граница между жизнью и смертью? Или смерть — это граница жизни? И что там, за границей физического существования? Это рассказы о переломных моментах жизни, когда телесное и душевное практически неотделимы.

Я пишу для тех, кто…

Я пишу всегда, ориентируясь на свои собственные интересы и на интересы близких мне людей, моих друзей. Иногда оказывается, что круг читателей гораздо больший, чем я рассчитывала. И это всегда меня очень радует.

В ноябре выйдет новая книга прозы Людмилы Улицкой «О теле души. Пограничные разговоры». Презентация этого сборника с участием автора пройдет в рамках выставки-ярмарки non/fiction: Гостиный двор, 5 декабря, 18.00.

Фото: из личного архива Людмилы Улицкой