О детстве на границе бандитского района Сявки в Харькове, учебе на актера в тогда еще Ленинграде, танцах на столе в «Петровиче», жизни на Пресне и за городом и нынешней напыщенности центра Москвы.

Я родился…

В Харькове, в Советском Союзе. Это был обычный культурный советский город с модернистской архитектурой, очень зеленый. До 1937 года он был столицей УССР, и эта столичность в нем всегда оставалась, это немного такой южный Санкт-Петербург, абсолютно русскоязычный, с прекрасными театрами и музеями. В городе жила техническая интеллигенция, там был курчатовский институт — словом, настоящий наукоград, одна из Мекк ядерной физики. В 1990-е уже все ученые и деятели культуры расползлись оттуда. А я жил как раз на границе бандитского района Сявки и центра города, где располагались все филармонии и музеи, и одной ногой я пытался понравиться разбойникам, а другой — мальчик из музыкальной школы с гитарой под мышкой.

В 1988 году я из южного Санкт-Петербурга поехал в северный. Кстати, многие харьковчане ехали именно в Ленинград (тогда еще), Москва была такой недосягаемой царицей. Моя бабушка работала актрисой в Харьковском кукольном театре и постоянно меня отговаривала от актерской карьеры. Но все, что она рассказывала, мне нравилось, поэтому куда поступать, вопроса не было. Но ширма в кукольном театре — 176 см, а мой рост — 186 см, поэтому кукольный театр мимо.

В школе, где я учился, долго не верили, что я поступил на актерский в Ленинград. Я же учился в обычной рабочей школе, все выпускники в том или ином качестве автоматически шли работать на подшефный Харьковский инструментальный завод, я тоже там поработал немного. Шаг вправо, шаг влево недопустим, а театральный институт — позор. Но семья меня поддерживала, и это важно. Лет пятнадцать назад я приехал в Харьков — у меня в главном, самом красивом театре имени Шевченко был сольный концерт. В первых рядах сидела моя учительница и не верила своим глазам.

Словом, я отправился поступать на театральный факультет в ЛГИТМиК, а там по институту артисты ходят народные, тогда у профессии актера престиж был. И вот шепот: «Боярский идет!» — и все абитуриенты, приехавшие со всех уголков Советского Союза, одномоментно немеют и застывают. Сейчас таких сцен не увидишь. Я, конечно, хотел на эстрадное отделение, но в тот год эстраду не набирали, и я пошел на драматического актера. Поступил на курс Владимира Петрова, а на третьем курсе меня взяли работать в театр имени Ленсовета, где я и служил много лет, хотя уже начал заниматься своим коллективом. Но в театре работали такие люди, что не оторваться было от них. А потом у меня стало все больше гастролей в Москве, контракты, студии…  Так я в районе 2005 года переместился в Москву и живу здесь до сих пор, практически в одном месте.

Сейчас я живу…

Между своим загородным домом в районе Серпухова и улицей 1905 года. Пресненский — один из лучших московских районов, у меня много связано с этой местностью. Например, в 1997 году мой коллектив «Хоронько оркестр» выиграл конкурс Андрея Миронова, приз мы получили на сцене, а за деньгами надо было ехать в редакцию «Московского комсомольца». Располагалась она на базе типографии, рядом с которой я сейчас и живу, из окна на нее смотрю, удивительно. И «Московский комсомолец» до сих пор существует.

А по Звенигородскому шоссе тогда еще трамваи ходили, старые, с грохотом, пятиэтажные дома утопали в зелени, и мне все так понравилось. А я такой пыльный — сумки, гитара, словом, путник из Питера одним днем, и я пришел в редакцию, и мне уделили столько внимания, этот район встретил меня теплом. Он такой и есть — уютный, теплый, спокойный, хоть его и сильно поменяли за 20 лет. Трамваи старые убрали, началась реновация, во дворе у меня лакшери-район сейчас. На первых этажах стремительно все меняется. Идешь в аптеку, а там раз — уже кофейня, пошел кофе выпить, а там химчистка. Но город должен развиваться, я к этому отношусь с пониманием. Не уверен, что мы должны цепляться к пятиэтажкам, хотя они и милые.

Первое время своего пребывания в Москве я жил на Чистых прудах. Этот район тоже люблю нежно, место моей молодости, безбашенности и отрыва. Мы бесконечно ходили по подворотням от рюмочной к рюмочной, но центровым местом был «Проект О.Г.И.», помните? Я там недалеко жил, играл концерты и частенько часов в пять утра заходил туда съесть грибной суп на сливках и выпить 40 граммов, это уже после всяких клубов. Там обязательно встретишь брата по духу, и все, день под откос. Потом «Петрович» появился, любимый мой клуб. Но для жизни — только Пресня.

Люблю гулять…

Только с детьми, один не гуляю. Когда мы с мамой приезжали туристами из Харькова, тогда и прохаживались по улице Горького (Тверской), по проспекту Калинина (Арбату), вся историческая архитектура была обсмотрена. А сейчас Москва для меня — это город, где я живу, смеюсь, плачу, общаюсь с друзьями. Сейчас центр города стал очень напыщенный, агрессивный и помпезный. Меня это отталкивает.

А вот с сыновьями — у меня двойняшки, им двенадцать — мы обхаживаем ВДНХ, парк Горького, ну где нет вот этого «все люди — братья», где можно мороженку опустить в глазурь и съесть ее красиво. Словом, люблю гулять по зеленым местам, поэтому я и в загородном доме оказался. По сравнению с Петербургом Москва — очень зеленый город, и меня это радует. А по сравнению с Харьковом не очень зеленый, но там и деревья другие — каштаны, абрикосы, плоды, валяющиеся под ногами на асфальте.

И, разумеется, мы с детьми часто ходим в зоопарк. Он у нас тут рядом, нам нравится взглянуть на змей, пауков страшенных, на то, чего в природе не увидеть. Бегемоты смешные. Или вот жирафа мы любим. Хоть концепцию зоопарков я не поддерживаю, но в Москве, что ни говори, отличный зоопарк. Спокойная зеленая территория и этот запах навоза, как в деревне — когда я к дедушке ездил, помню этот сладкий яблочный запах. И в центре Москвы можно окунуться в эту атмосферу теплого навоза, здорово же. Ну это в моей голове такие ассоциации.

Любимый район…

Кроме 1905 года мне нравится еще Ленинградка, может, потому что мы часто летаем в Питер из Шереметьево, и эта связка меня греет. Этот район по направлению к Питеру меня радует, он тоже зеленый, кстати. А студия, где мы пишемся, на Петровско-Разумовской, и там симпатично. Но картина города плавает, меняется, наверное, это неплохо. Надо или как в Париже — веками одно и то же, или развитие.

Нелюбимый район…

Все, что связано с урбанистикой. Третье кольцо меня пугает — вот эти огромные проспекты, покрытые злыми дорогами в восемь полос. Это вроде удобно, но абсолютно для человека неестественно. Все эти небоскребы издалека выглядят эффектно, картинка красивая, но страшно же. Вот башня «Федерация» у нас тут недалеко. Да, она симпатичная, но поднимаешь голову, и все кружится, я бы никогда не поселился на 54-м этаже. Человек только слез с дерева, много миллионов лет старался встать на землю и не так давно на ней обосновался, а его опять загоняют наверх. Это противоестественно, чуждо природе человека. Словом, я не урбанист. Я выбираю квартиру не выше третьего этажа.

Любимые московские рестораны…

У меня одна любовь — ресторан «Петрович». Я сейчас не пью, готовлю сам прекрасно дома, вообще в нашей семье кулинарное искусство на хорошем уровне. С другой стороны, мы не делаем из еды культа, поэтому какие уж рестораны. К тому же я в таком огромном количестве клубов и ресторанов выступал, все они в моей голове смешались в бесконечный калейдоскоп. Для меня рестораны — место работы, а не место прекрасного времяпрепровождения. Для меня нет магии и ценности в ресторанах. К тому же я не понимаю, почему, например, в «Пушкине» пирожок стоит пять тысяч. Я не объяснил себе, для чего я его должен покупать.

Я сладкоежка, в кафе типа «Волконского» могу зайти. Но сейчас я сам научился печь шикарный хлеб, наполеон по бабушкиному рецепту и медовики.

В Москве меня можно чаще всего застать кроме работы и дома…

Только на работе и дома, ну и в автослесарной мастерской, где автомобиль чинят. Все свободное время провожу за городом, у меня там много интересных дел — розы, сосны, птицы. А вся работа у меня в Москве — сейчас пишем новый альбом, интересно получается, там будут наши многолетние труды и свежие произведения, рабочее название — «Фонарик», по моей песне про фонарик надежды. Песенка простая, а надежды нам сейчас не хватает очень, считаю.

Место в Москве, куда давно мечтаю съездить, но никак не получается…

Мавзолей. Никогда там не был. Но, с другой стороны, думаю, это уже изжившая себя история, пора всех закопать. В Москве я везде был, где хотел, меня сейчас тянет ближе к лесу. В театры к друзьям иногда выбираюсь, когда зовут, на кинопремьеры. Но давно уже нигде не был. В театр же ходишь за удивлением, а в сегодняшней Москве нет таких режиссеров, которые могут меня удивить.

Мое отношение к Москве менялось…

Кардинально не поменялось. Не разочаровала и дополнительно не очаровала. Вот я прожил в Питере 17 лет, и сначала он произвел на меня магическое впечатление, просто божественное. А потом южное здоровье стало не выдерживать, сизое небо на город нахлобучилось…  начались депрессии. Со временем у меня появилось стойкое отторжение к этому городу, и только недавно вернулась к нему ностальгическая любовь. А в Москве я всегда чувствовал себя ровно и спокойно. Москва — мой город, здесь просторно, не так страшно, как в Петербурге, ну с точки зрения хтонического конца. Понятно, что это иллюзия, обман и достоевщина, но в Петербурге этот конец чувствуешь физически. Я работал в театре Ленсовета, где вся эта достоевщина происходила. В общем, меня выпилил этот город, и я вылетел в Москву. И я как будто попал в большой и просторный бар с кленами. А клен — хорошее дерево с большими, ясными листьями. Вот и Москва, если ты к ней честно относишься, не ждешь, что она тебя вознесет на небо, то и она к тебе честно относится. И если Питер забирает, то Москва отдает. Конечно, есть в Москве какие-то потоки, которые куда-то несутся, но тем Москва и хороша, что ты можешь отстраниться, найти свою Москву и не бежать никуда вместе с толпой. Моя Москва ограничилась небольшим набором друзей, и мне в ней хорошо.

Москвичи отличаются от жителей других городов…

Действительно, мы мотаемся на гастроли в города большие и малые и видим много людей из разных регионов…  Прежде всего у москвичей есть лоск, культура одеваться и отлично выглядеть. Это витринный город. Уверенность в себе, некоторое высокомерие, снобизм тоже есть. Но в Замкадье люди все же чуть добрее и мягче, но это я про людей, которые к нам на концерты приходят, конечно.

В Москве лучше, чем в Нью-Йорке, Лондоне, Париже или Берлине…

Сервис, не буду здесь оригинальным. В Москве удобно, все службы работают 24/7, а это непросто. Каждый город имеет свое лицо. Искать, где что лучше, некорректно, города очень разные и каждый по-своему хорош.

Мне не нравится в Москве…

Муравейники вот я бы не строил. Но наши дети посмотрят и, если что не понравится, поменяют. Москва бывает злая и беспощадная. Если ты что-то пропустил, то опоздал. Москва не будет тебя ждать, она дальше полетит, она не будет тебе звонить, давай-давай, вставай, сделай уже что-нибудь. И в этом она беспощадна. Надо успевать, держать темп. В Питер можно приехать и через десять лет выйти во двор, а там ничего не изменилось, тот же голубь на окне сидит. Я вот не успеваю за московским темпом, наверное, мне это не нужно. Я выбрал компромисс между лесом и городом. К своим 37 годам я уже потанцевал на всех столах в «Петровиче», выпил все горилки в рюмочных и занялся разведением кур и обрезанием кустов в Подмосковье. И одновременно я сижу в Москве, пишу музыку в своем темпе, без стадионов, и отлично себя чувствую.

Мне не хватает в Москве…

Сейчас в Москве не хватает добра. Она куда-то летит, клыки у нее появились. Любви не хватает. Надежды. Какие-то плакаты в Москве висят неправильные, не про Москву они. А так в Москве есть все, просто все.

Если не Москва, то…

Эх, надо пожить где-то сначала, чтобы понять. Рим, наверное. Я же всю жизнь на колесах, бесконечные гастроли, мотаюсь по весям, и мне везде хорошо…  а иногда везде плохо. Для меня мой город внутри меня. Или давайте так: если не Москва, то моя любимая деревня в Подмосковье.

Фото: из личного архива Дмитрия Хоронько